Записки мертвеца - Георгий Апальков

строевые команды. Знание всего этого каждым из нас упрощало для наших будущих командиров задачу по управлению нами как единой массой. Им не пришлось бы иметь дело с боевыми единицами, ковыляющими туда-сюда, из стороны в сторону, словно молекулы инертного газа в пробирке, по пути на обед или куда-нибудь ещё. В нас вшивали кодовые слова, хорошо знакомые командирам, и тем самым упрощали нашу дальнейшую коммуникацию с ними. Словом, во всём происходящем я пытался отыскать смысл и был очень рад, когда находил его.

День 85

Капитан Смирнов, как оказалось, был назначен командиром нашей учебной роты. Рота, взвод, отделение — все эти единицы измерения единого зелёного вещества — то есть нас, солдат, — откладывались в памяти как-то сами по себе. Я впитывал всё как губка. В основном, потому что не хотел отставать от Иры, вникавшей во всё с хищным азартом. Ей очень нравилась её новая роль. И мне было приятно видеть её счастливой. Только… Только вот что-то всё не давало мне покоя. Чем больше Ира углублялась в эту новую армейскую жизнь, чем больше новых знаний и навыков она получала, и чем больше счастья была на её лице в конце дня, тем больше мне казалось, что я теряю ту Иру, которую знал раньше. Ту Иру, которая, как я думал, нуждалась во мне. Ту Иру, которая, как я когда-то полагал, только и ждала, сидя у себя в квартире, пока я приду и предложу ей и её родителям план того, как сбежать от апокалипсиса. Теперь она становилась тем, кому не нужен никто; не тем, кто ждёт от кого-то помощи, а тем, кто сам приходит на помощь. И от этого мне всё больше и больше тоскливо. Хоть я и понимаю, что тоска эта — не благородная, а постыдная.

День 86

Днём была жара. Не в привычном понимании, нет: скорее — жара по октябрьским меркам. Сколько же ещё нам ждать снега такими темпами? И как они — те, кто принимает решения — поймут, что погода устоялась, и холода наступили надолго? Прогнозов погоды ведь, как несложно догадаться, больше ни по телевизору не показывают, ни в газетах не печатают. Может, у них там какой-то метеоролог есть? Не хочется, чтобы замёрзшие в бетонных джунглях зомби, которых мы приедем уничтожать, точно каких-то вредителей, вдруг в самый неподходящий момент оттаяли и нанесли по нам ответный удар.

В целом же, задача обещает быть несложной. Достаточно будет всего-то соблюдать осторожность при близком контакте с заражёнными и не расходовать боекомплект почём зря, чтобы после очередного выхода на тебя не наорал твой командир взвода. На урегулировании вопросов с преступными элементами и восстановлении законности в городе нас, свеженьких, как я понимаю, привлекать не собираются. Хотя кто знает. Всю эту информацию я черпаю из досужих разговоров с такими же, как я: моими соседями и сослуживцами по учебной роте. В сущности, всё это не больше, чем сплетни.

День 87

Случилось кое-что ужасное. Сегодня, наконец, всплыла та история с Артёмом, его безвременной кончиной и всем, что последовало после. Утром меня вызвал на беседу сам полковник Старков, решивший, по-видимому, лично разобраться в вопросе, едва уловив отголоски информации о произошедшем. До сего момента, видимо, отсутствие младшего сержанта Астахова в его роте либо скрывалось, либо каким-то образом объяснялось: например, самовольным оставлением пункта дислокации. Тот замполит — большой подполковник с двумя большими звёздами — вероятнее всего не доложил всё то, что я ему поведал, Старкову с пылу с жару. Только зачем? Почему? Да, в прочем, кто их там разберёт…

Так или иначе, сегодня утром я сидел уже перед самим Старковым и ещё раз пересказывал ему то, что когда-то сказал подполковнику. Я очень нервничал и боялся сказать что-то, что повлечёт серьёзные последствия для кого-либо. За себя я больше не переживал. Рассказ мой вышел сбивчивым, но последовательным и правдивым: ничего выдумывать, добавлять или поправлять, дабы обелить кого-нибудь, я не стал. Что-то подсказывало мне, что самая безопасная тактика поведения с таким человеком, как Старков — это не врать, не юлить и говорить всё как есть.

— Всё ясно, — отрезал полковник, едва я закончил говорить, а затем добавил: — Свободен.

Я вышел так, как это полагалось по форме. Сам не знаю, почему, но я будто бы хотел каким-то образом произвести впечатление на полковника, как-нибудь умаслив его напоследок. Как будто от этого могли зависеть его дальнейшие действия.

Вечерняя поверка, которая обычно проходила отдельно у каждой роты, в этот раз была общей. Всех, за исключением нёсших службу в суточном наряде, собрали на главной площади перед зданием администрации Знаменского, фронтом на фасад здания. Через некоторое время на балконе второго этажа появился полковник Старков. Позади него стояли две понурые фигуры, сокрытые тенью. Лица их трудно было разглядеть издалека, но я отчего-то сразу понял, что это рядовой Громов и ефрейтор Абидин. И не ошибся.

Старков начал свою речь с рассказа об инциденте.

— Оставшись наедине с пойманным в Надеждинском дезертиром, рядовой Громов воспользовался своим положением, чтобы выместить на бывшем боевом товарище свои старые обиды. Мы все помним, что поступок тех, кто бросил оружие, бросил свои подразделения и бежал из расположения, в конечном итоге не остался безнаказанным. Каждому было — или ещё будет — воздано по тяжести его деяния. Убитого рядовым Громовым солдата, скорее всего, ждало бы самое суровое наказание по итогам разбирательств. И это было бы справедливое наказание. Однако рядовой Громов позволил себе совершить самосуд и самолично, без санкции командира или начальника, определить наказание для своего бывшего товарища. В итоге это, в совокупности с попыткой сокрытия акта самосуда в сговоре с другими солдатами, повлекло за собой потерю ещё одного бойца — младшего сержанта Астахова. Также, сговор бойцов: Астахова, Громова и Абидина, едва не повлёк за собой потерю потенциальной боевой единицы в виде мобилизованного из Надеждинского. Сознательность последнего позволила этой потери избежать. Однако младшего сержанта Астахова, не раз отличившегося во время боевых действий в городе — да и вообще за всё время службы — уже ничто не вернёт. Это — невосполнимый ущерб, нанесённый всему нашему соединению одной лишь вспыльчивостью, мстительностью и нетривиальным эгоизмом рядового Громова. Вина также лежит и на ефрейторе Абидине: за отсутствие попыток воспрепятствовать преступному сговору, повлёкшему за собой людские потери. Ефрейтор Абидин, рядовой Громов!

— Я!

— Я!

— Выйти на два шага вперёд для заслушивания наказания!

— Есть!

— Есть!

Абидин и Громов подошли к самому краю балкона,