Асканио - Александр Дюма

— Как вы могли меня заподозрить, Асканио! — воскликнула герцогиня. — Теперь я понимаю, почему вы ненавидите меня, и мне остается лишь сетовать на то, что меня не понял человек, которого я так хорошо понимаю.

— Нет, сударыня, я вас не заподозрил! Правда, мне говорили, что вы повинны в моем заключении, но я никому не поверил.

— И хорошо сделали, Асканио! Вы не любите меня, я знаю, но я рада и тому, что вы не ослеплены ненавистью. Нет, Асканио, я не только не причинила вам зла, но и сама ничего не знала. Во всем виноват прево: это он открыл убежище Коломбы, рассказал обо всем королю и добился, чтобы ему вернули дочь, а вас арестовали.

— Так Коломба у отца? — живо спросил Асканио.

— Нет, она у меня, — ответила герцогиня.

— У вас? — вскричал юноша. — Но почему же?

— Она так хороша, Асканио! — тихо проговорила герцогиня. — Я понимаю, почему вы избрали именно ее и никогда не полюбите другую женщину, даже если она положит к вашим ногам богатейшее из герцогств.

— Я люблю Коломбу, а вы ведь знаете, что любовь — это небесный дар; она выше всех земных благ.

— Да, Асканио, вы любите ее больше всего на свете. Я надеялась, что это простое увлечение, которое может скоро пройти. Но я ошиблась. Да, теперь я прекрасно вижу, — прибавила она со вздохом, — что пытаться вас разлучить — значило бы противиться воле Божьей.

— Ах, сударыня! — воскликнул Асканио, умоляюще складывая руки. — Господь даровал вам власть… Будьте же великодушны до конца — помогите двум бедным детям устроить свою судьбу, и они будут любить и благословлять вас до конца жизни!

— Хорошо! — ответила герцогиня. — Я побеждена, Асканио; я согласна оберегать и защищать вас. Но, увы, теперь, быть может, уже слишком поздно…

— Поздно! Что вы хотите этим сказать?! — вскричал Асканио.

— Быть может, в эту самую минуту, Асканио, я стою на краю пропасти.

— На краю пропасти? Почему?

— Из-за любви к вам, Асканио.

— Как?! Вы гибнете потому, что полюбили меня?

— Да, гибну, гибну из-за собственной неосторожности, из-за того, что писала вам!

— Сударыня, я ничего не понимаю…

— Неужели вы не понимаете, что, заручившись приказом короля, прево произвел обыск во всем Нельском замке? Неужели не понимаете, что тщательнее всего будут обыскивать вашу комнату? Ведь им надо найти доказательства вашей любви к Коломбе.

— Ну и что же? — нетерпеливо спросил Асканио.

— Как — что? — удивилась герцогиня. — Если у вас в комнате найдут письмо, написанное мною в минуту безумия, если узнают мой почерк и отдадут письмо королю, я погибла! Франциск Первый убедится, что я вас люблю, что я готова изменить ему с вами, — и тогда конец моей власти! Понимаете ли вы, что тогда я уже ничем не смогу помочь ни вам, ни Коломбе? Понимаете ли вы, наконец, что я стою на краю пропасти?

— О госпожа герцогиня, успокойтесь! Вам ничто не угрожает: ваше письмо здесь, у меня, я никогда с ним не расстаюсь.

Герцогиня облегченно вздохнула, и тревога на ее лице сменилась выражением радости.

— Никогда не расстаетесь? — воскликнула она. — Никогда? Но скажите, Асканио, какому чувству я обязана тем, что это письмо всегда с вами?

— Благоразумию, сударыня, — пробормотал Асканио.

— Только благоразумию! Значит, я снова ошиблась. О Боже мой, Боже! Пора бы мне было убедиться, понять! Итак, благоразумию! Ну что ж, тем лучше! — прибавила она, делая вид, будто превозмогает свое чувство. — Но уж если говорить о благоразумии, то скажите: неужели вы считаете благоразумным хранить письмо при себе, зная, что вас в любой момент могут обыскать? Неужели благоразумно подвергать опасности единственного человека, способного помочь вам и Коломбе?

— Не знаю, госпожа герцогиня, — проговорил Асканио мягко и с той грустью, которую испытывают чистые душой люди, когда им приходится в ком-либо усомниться, — действительно или только на словах вы хотите спасти меня и Коломбу. Не знаю… быть может, вас привело сюда простое желание получить письмо… Ведь вы сами сказали, что оно может вас погубить. Не знаю, наконец, не превратитесь ли вы, получив это письмо, из друга, за которого себя выдаете, в нашего врага… Но зато я твердо знаю, сударыня, что письмо это ваше, а следовательно, вы вправе его требовать. И раз вы его требуете, я обязан вам отдать его.

Асканио встал, подошел к стулу, на котором висел его камзол, порылся в кармане и вынул письмо; герцогиня тотчас узнала конверт.

— Вот оно, это столь желанное для вас письмо, — сказал он. — Мне оно не нужно, а вам могло бы причинить вред. Возьмите его, разорвите, уничтожьте. Я выполнил свой долг; вы же поступайте, как вам угодно.

— Ах, Асканио, у вас благороднейшее сердце! — воскликнула герцогиня с непосредственностью, не чуждой порой даже самым испорченным людям.

— Осторожней, кто-то идет! — воскликнул Асканио.

— Вы правы, — сказала герцогиня.

И, так как шаги действительно приближались, она быстро поднесла письмо к светильнику; огонь мгновенно охватил бумагу. И лишь когда пламя коснулось пальчиков герцогини, она выронила остатки сожженного письма; обуглившийся клочок бумаги полетел, кружась в воздухе, и, едва коснувшись пола, рассыпался в прах; но даже пепел она растоптала ногой.

В дверях показался прево.

— Меня предупредили, что вы здесь, герцогиня, — проговорил он, с беспокойством посматривая то на г-жу д’Этамп, то на Асканио, — и я решил узнать, не нужно ли вам чего-нибудь: я и мои люди всецело к вашим услугам.

— Нет, месье, — ответила герцогиня, не в силах скрыть радости, которой так и сияло ее лицо. — Нет, спасибо; но я от души благодарю вас за желание мне помочь. Я пришла только затем, чтобы кое о чем расспросить арестованного юношу и проверить, действительно ли он так виновен, как мне говорили.

— Ну, и какое же впечатление он произвел на вас? — насмешливо спросил прево.

— По-моему, Асканио гораздо менее виновен, чем я предполагала; поэтому прошу вас, месье, быть к нему снисходительней. Прежде всего позаботьтесь о том, чтобы юноша получил более приличное помещение.

— Завтра же переведу его в другую камеру, мадам! Вы знаете: ваше слово для меня закон. Не будет ли еще каких распоряжений? Не желаете ли продолжить допрос?

— Нет, месье, я узнала все, что хотела, — ответила герцогиня.

И с этими словами она вышла, бросив на Асканио благодарный и нежный взгляд.

Прево последовал за герцогиней и запер дверь камеры.

— Черт побери, — пробормотал Жак Обри, не пропустивший ни слова из этой беседы, — вот что значит поспеть вовремя!

В самом деле, когда Мармань пришел в себя, его первой заботой было известить герцогиню о том, что он тяжело… может быть, смертельно ранен и перед смертью желает сообщить ей важную тайну. Герцогиня не замедлила явиться. Мармань рассказал ей, что на улице на него напал некий Жак Обри, школяр, во что бы то ни стало желавший попасть в Шатле, чтобы увидеться с Асканио и передать от него какое-то письмо Бенвенуто Челлини.