СВЯТИТЕЛЬ ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. БЕСЕДЫ (ОМИЛИИ). - Святитель Григорий Палама

32. Но пусть усердно будет выслушано о величии таинства; потому что полезную для всего Христоименитого исполнения [434], особенно же для отрекшихся мира, я поведаю науку, благодаря которой человеку возможно вкусить будущие оные блага и сравняться с Ангелами и возыметь гражданство на небесах, если только он пожелает поревновать, по силе, первой и единственной с детства отрекшейся мира, ради мира, Приснодевственной Невесте. Потому что всякий вид добродетели, насколько прежде Нее обретался и совместно был явно передан реченными мужами [435], содействовал улучшению нравов, упорядочил семейную и общественную жизнь, и этим защитил ограниченные требования добродетели. Вторая же ее часть, которая — возвышеннее перечисленных, это, конечно, знание, благодаря которому постигаем законы естества, а также получаем понятия о самой душе, насколько это постижимо, а также наблюдаем соотношения и формы и количества материальных вещей, хотя и разделяемых на виды, но в идеальном понятии принадлежания к материи, остаются нераздельными [436]. Если же мы богословствуем и философствуем о предметах совершенно не имеющих материи, что «первичной философией» назвали «отроки Эллады» [437], — лучше же сказать: отцы и основатели науки, — ничего не ведая о более возвышенном виде созерцания, но и в ней заключалась доля истины: потому что она (эта «первичная философия») отрицала возможность видеть Бога и указывала на то, что общение с Богом ограничивается мерой приобретения знания. Потому что говорить нечто о Боге и «встретиться с Богом» — не одно и то же: потому что первое нуждается в слове для высказывания, равно же и в искусстве красноречия, если кто намерен не только обладать знанием, но и применить его и передать дальше; нуждается оно также во всевозможных методах умозаключений и, вытекающих на основании доказательства, необходимых выводов, а также — в примерах, которые или все или в большинстве черпаются на основании виденного и слышанного и близкого для людей, вращающихся в этом мире; пусть же это все и отвечает мудрым века сего, хотя бы они и не были в совершенной мере очистившими (от грехов) свою жизнь и душу. Стать же поистине близким Богу — невозможно, если только в процессе очищения себя мы не станем вне самих себя, лучше же сказать — выше самих себя, оставив при чувствах все то, что воспринимается чувствами [438], поднявшись выше рассуждений и заключений и всякого знания и самых мыслей; всецело оказываясь в действии духовного чувства, которое Соломон предрек, назвав его «божественным чувством» (Притч. 1:7), и достигая этого — превышающего всякое знание — неведения [439], а это то же, что сказать: превышающего всякий вид общеизвестной философии, если, действительно, согласно ей, знание является ее целью.

33. Итак, Дева, ища это (потому что для послов является совершенно необходимым встретиться с теми, к которым они приходят с посольством), обрела руководителя в священном молчании [440]: в молчании — которое есть постоянство ума и порядка, забвение дольных вещей, введение в высшие тайны, обращение помыслов на лучшее; оно есть истинное делание, путь к истинному созерцанию (богомыслию) или богозрению; сказать же более подобающе: оно единственное является показателем того, что душа истинно здорова; потому что, в ином случае, всякая добродетель является как бы охранительным лекарством для чувств души и лечебным средством против укоренившихся, вследствие нерадения, дурных страстей; созерцание (богомыслие) же является плодом здоровой души, будучи как бы некоей целью и божественным образом, потому что путем созерцания, человек уподобляется Богу [441], достигая этого не путем рассудочной аналогии, на основании слов или видимых вещей, — прочь нечто такое (потому что это — земное и человеческое)! [442] — но путем внутренней дисциплины [443], построенной на молчании. Потому что путем сего, мы освобождаемся от дольнего [444] и приближаемся к Богу, и пребывая как бы в горнице [445] образа жизни, ночью и днем крепко держась молитв и молений, мы как–то прикасаемся к неприкосновенному [446] и блаженному Оному Естеству. И таким образом, очистившие свое сердце путем священного молчания, когда с ними неизреченно сочетался свет, превышающий чувство и ум, созерцают в себе, как в зеркале, Бога. Краткое доказательство того, что оно (священное молчание) является наиполезнейшим и соединяющим с Богом тех, которые ему следуют, показала Сия Дева, Которая т. ск. «от нежных ногтей» [447] сроднилась с ним: потому что единственная из всех, с раннего детства паче естественно взявшая на Себя подвиг священного молчания, Она единственная из всех неискусомужно чревоносила Богочеловека Слово.

34. Но, вот, на этом приходится несколько задержаться: дабы для имеющих уши стала легкодоступной эта великая наука. Этот метод я считаю весьма достойным похвалы, который внимающим ему помогает, открывая им путь к спасению; а если и встретится что из сказанного трудное для понимания и не легко доступное, по причине высоты цели, все же не думаю, что из–за этого следует это отринуть из священной ограды [448]; поскольку, ведь, мы не уклоняемся от пути ведущего в жизнь на том основании, что он узок и труден для прохождения. Итак, придите, о, благородные мужи [449], которые не меняете с трудом добываемое золото на ничего не стоящий земной прах, и, собравши каждый свой ум в себе самом, — на подобие того, как подбирают свои плащи, те которым случится проходить сквозь теснины, — усердно возвысьте его к величию цели, потому что для пресмыкающихся на земле, при высоте ее, даже и ступени (поднимающие к ней) не доступны. Однако, усердные, возвысившие свой ум и побуждаемые к подвигу образом жизни Богоматери во святом храме, и стремящиеся восприять что–нибудь из тамошнего опыта, вы в весьма скором времени будете иметь награду, какую получают очистившие свои сердца, как дар, присущий природе бессмертного мира: — (дар) невидимо (потому что Божие естество недоступно для зрения) созерцать (в своем сердце) Бога [450].

35. Так человек представляет собою целый лучший мир в малом, сочетание всего, собрание в одном лице всех Божиих тварей; посему и приведен он был в бытие позднее всех, — подобно тому, как мы наши речи заключаем эпилогом, — потому что если кто пожелает, мог бы назвать этот мир — писанием Самоипостасного Слова. Итак, человек, сочетавший в себе бессмертный ум и животное начало [451], согласно лучшей премудрости Сочетавшего несмешивающиеся элементы, пользуется воображением, суждением и мышлением, как бы посредствующими узами, соединяющими ближайшее с крайне отдаленным; как например, в четверице окружающих нас элементов мира воздух является посредником между огнем и водой, а та, в свою очередь, — между воздухом и землей, и таким образом соединяются взаимно противоположные элементы и непримиримые примиряются, отнюдь не теряя своих оборонительных друг в отношении друга свойств… Таким образом мир велик своей величиной; таким образом человек велик своим достоинством. При таком положении они соответствуют друг другу: мир, действительно, превосходит человека величиной; а человек — своим разумом превосходит мир; один является возсокровиществованным в другом; как напр., в большом доме какая–нибудь весьма ценная вещь обухватывает в себе некую гораздо более ценную, или как во дворце, — не сам царь (такая мысль вообще неуместна!): но царский дворец в отношении некой царской одежды, расшитой и многоценной: дворец превосходит ее великими камнями, но дешевыми и всюду встречаемыми, а она превосходит его — своими камнями, хотя и маленькими, но — с трудом добываемыми и драгоценными.

36. Насколько (человеческий) ум — лучше неба, ум, который является образом Божиим и ведает Бога и единственный из всего находящегося в мире, если пожелает, становится Богом [452], при этом нося с собой смиренное тело! Насколько чувство ощущения превосходит землю, чувство ощущения, которое постигает не только меры и размер и различные качества ее (земли), но, вот, знанием достигло и небесных сфер и уразумело различные движения, и познало многовидные, возможно же и многозначущие стечения и расхождения небесных сил, и на этом основании небесным наукам, назову их так, дало начало! И те, что находятся между небом и землей, на границе между ними, те, по своему достоинству, являются меньшими ума и чувства ощущения; понятиями соответствия они (между собой) тожественны, а по объемлющим массам, весьма различны [453]. Итак, «чувство ощущения» является инстинктивной способностью воспринимать и ощущать присутствующие предметы, познаваемые чувствами; «воображение» берет свое начало от чувства ощущения, но имеет свое собственное поле деятельности, которое включает и отсутствующие предметы, познаваемые чувствами; и, действительно, мог бы кто его назвать «умом» (умственной силой) — поскольку оно действует само по себе — тем не менее (его следует назвать) «умом впечатлительным» (т. е. действующим в результате полученного впечатления и в зависимости от получения такового) [454], потому что оно — не без посредников. «Мнение» же, берущее свое начало от воображения, является построенным на чувстве ощущения суждением, которое происходит от мышления; потому что оно присуще и тому и другому; «мышление» же всегда связано с разумом; оно развивается согласно обстоятельствам, выливаясь в мнение, выраженное словами. Все же эти способности были размещены и действуют посредством первого органа — «психического духа», сущего в головном мозгу [455]. «Ум» же отнюдь не является органом, но является самодовлеющей сущностью и действующей самой по себе, хотя и снизводит себя к душевным мыслям и обыденной жизни.