Золотая ветвь - Джеймс Фрэзер

Есть некоторые основания полагать, что персонификацией Адониса в ту отдаленную эпоху был живой человек, в лице которого этот бог умирал насильственной смертью. Известно, что у земледельческих народов восточной части Средиземноморского бассейна воплощениями духа злаков были люди, которых приносили в жертву на поле жатвы. В таком случае не лишено вероятности предположение, что в какой-то мере умилостивление духа злаков сливается с культом покойников. Считалось, вероятно, что души принесенных в жертву людей возвращались к жизни в виде колосьев, которые взошли на их крови, и во второй раз находили смерть во время жатвы. Но ведь души людей, умерших насильственной смертью, полны гнева и при первой возможности способны обрушить на убийц свою месть. Поэтому в народных поверьях стремление умилостивить души убитых людей сливается со стремлением задобрить убитого духа злаков. И как дух зерна оживает в зеленеющих побегах, так, согласно поверью, и принесенные в жертву люди возрождаются к жизни с весенними цветами, пробужденными от долгого сна нежным дыханием весны. Да, их кости упокоились в земле. Но что может быть естественней мысли о том, что из их праха пробились фиалки и гиацинты, розы и анемоны, что это кровь жертв окрасила цветы в пурпурный и розовый тона, что цветы содержат в себе частицу души принесенных в жертву людей?

Я часто думаю, что нет алей на видРозы, чем та, где Цезарь был убит.И каждый гиацинт, в саду растущий,Следы умершей прелести хранит.Вот под ногою сочная трава,Ковром покрывшая речные острова.По ней ступайте легкими стопами,Кто знает, чья под дерном голова.

После битвы при Ландене (Бельгия), самой кровопролитной в XVII веке, земля, напоенная кровью двадцати тысяч убитых, проросла летом миллионами маков, и, проходя по огромному алому ковру, путешественник мог без труда вообразить себе, что земля возвратила кровь погибших. В Афинах великий праздник поминовения усопших приходился на середину марта, когда зацветали первые цветы. Считалось, что мертвые восстают в это время из могил и бродят по улицам, тщетно пытаясь войти в храмы и жилища, которые преграждались от козней потревоженных духов веревками, стеблями крушины и насыпями. Название этого праздника — праздник цветов — как нельзя лучше гармонирует со смыслом отправляемых обрядов, поскольку греки действительно полагали, что, когда распускаются цветы, несчастные духи выползают из своих тесных жилищ. Поэтому в теории Ренана,{94} который видел в мистериях Адониса мечтательно-сладострастный культ смерти, осознаваемой не царицей ужаса, а коварной волшебницей, завлекающей и навеки убаюкивающей свои жертвы, есть доля истины. Безграничное очарование ливанской природы, по мысли Ренана, вызывает религиозные чувства эстетически-ирреального оттенка, парящие где-то между наслаждением и болью, дремой и слезами. Грубым сирийским крестьянам, конечно, нельзя приписывать культ столь абстрактного понятия, как смерть. Но представление о возрождающемся духе растительности, возможно, слилось у них с совершенно конкретным представлением о душах умерших, которые весной возвращаются к жизни вместе с первыми цветами, нежной зеленью посевов и цветущими деревьями. Представления сирийских крестьян о смерти и возрождении природы, пройдя через их личные невзгоды, надежды и страхи, превратились в представления о смерти и воскресении людей. Глубокое влияние на понимание фигуры Адониса Ренаном, несомненно, оказало волнующее воспоминание о похожей на смерть дреме, которая сомкнула его очи на ливанских холмах, и воспоминание о сестре, которая спит в стране Адониса вечным сном, чтобы уже никогда не пробудиться к жизни вместе с анемонами и розами.

Глава XXXIII

„САДЫ АДОНИСА“

Но, что Адонис был богом растительности, и прежде всего посевов, лучше всего доказывают так называемые „сады Адониса“, корзины или горшки, наполненные землей. В них сажали пшеницу, ячмень, салат-латук, сладкий укроп и различные виды цветов. В течение восьми дней женщины заботливо ухаживали за ними. Лелеемые солнечным теплом растения быстро поднимались, но, не обладая развитой корневой системой, столь же быстро увядали. По истечении восьмидневного срока их вместе с изображениями умершего Адониса выносили и бросали в море или в ручей.

Правильнее всего видеть в этих „садах Адониса“ его воплощение или проявление его природы. „Сады“ представляли Адониса в его изначальной, растительной форме, в то время как статуи, вместе с которыми их выносили и кидали в воду, изображали бога в позднейшем, антропоморфном обличье. Первоначально обряды, связанные с почитанием Адониса, на мой взгляд, служили магическими средствами содействия росту и обновлению растительности. Для этой цели применялась, видимо, гомеопатическая, или подражательная, магия. Людям невежественным кажется, что они могут достичь желаемого результата путем простого подражания ему. Так, они воображают, будто, разбрызгивая воду, они вызывают дождь, зажигая огонь — усиливают солнечный свет и т. д. Имитируя рост посевов, они рассчитывают получить хороший урожай. Быстрый рост пшеницы и овса в „садах Адониса“ должен был содействовать дружным всходам, а погружение „садов“ и изображений Адониса в воду служило магическим средством обеспечения достаточного количества животворящей влаги. С той же целью в воду, вероятно, бросали изображения Смерти и Масленицы во время аналогичных европейских обрядов. В Германии и во Франции продолжают соблюдать обычай (до недавнего времени он соблюдался также в Англии и Шотландии) обливать водой последний сноп или человека, который приносит его в деревню. Этот обычай совершается с недвусмысленным намерением вызвать дождь для урожая следующего года. Когда у жителей Валахии и у румын Трансильвании{95} девушка приносит в селение венок из последних полосьев урожая этого года, все, кто попадается ей навстречу, спешат окатить ее водой. Румыны и валахи верят, что, если этого не сделать, урожай следующего года погибнет от засухи. Когда крестьяне в Пруссии возвращались вечером с весенней пахоты, жены и служанки обрызгивали их водой. В ответ мужчины хватали их и окунали в пруд. Избежать такого купания могла только хозяйка, уплатившая выкуп. Служанок же окунали в любом случае. Таким путем прусские крестьяне рассчитывали вызвать необходимый для посевов дождь.

Представление о „садах Адониса“ как о колдовских чарах, призванных способствовать росту растений (прежде всего злаковых), и отнесение их к тому же классу обычаев, что и весенне-летние церемонии европейских крестьян, покоятся не только на рассмотрении самого этого обычая. К счастью, мы располагаем возможностью доказать, что „сады Адониса“, если брать это выражение в широком смысле, до сих пор сажает во время сева одна первобытная народность, а европейские крестьяне делают то же самое в середине лета.

Когда у ораонов и мунда в Бенгалии приходит время высаживать в грунт рис, выращенный на рассадочных грядках, группа юношей и девушек отправляется в лес и срезает там молодое кармовое деревце или ветку с этого дерева. Затем участники экспедиции торжественно возвращаются в селение с танцами, пением и барабанным боем и сажают деревце в центре танцевальной площадки. Ему приносят жертву, а на следующее утро, взявшись за руки и образовав большой круг, молодежь обоего пола танцует вокруг этого дерева, украшенного разноцветными лоскутками, фальшивыми браслетами и ожерельями из плетеной соломы. Незадолго до праздника дочери вождя селения особым образом обрабатывают стебли ячменя. Зерна бросают во влажную песчаную почву, к которой примешивается куркума, так что из земли пробиваются и всходят стебли бледно-желтого, лимонного цвета. В день праздника девушки собирают эти стебли и несут их в корзинах на площадку для танцев. Там, почтительно простершись ниц перед кармовым деревом, раскладывают под ним часть растений. По окончании праздника дерево уносят и бросают в поток или в водоем. Что касается смысла посадки этих ячменных зерен и их посвящения кармовому дереву, то здесь не может быть двух мнений. Считается, что это дерево ускоряет рост посевов. Дело в том, что у мунда „ответственность за рост злаков лежит на лесных божествах“. Во время посева риса они вносят в селение дерево и обращаются с ним с такой почтительностью лишь с одной-единственной целью: создать благоприятные условия для роста риса, который предстоит высадить в грунт. Ускоренное выращивание ячменя и его посвящение дереву имеет, должно быть, ту же цель: напомнить духу дерева о его обязательствах по отношению к посевам и наглядным примером ускоренного выращивания растений стимулировать его деятельность. В выбрасывании же кармового дерева в воду следует видеть дождевые чары. Нам неизвестно, кидают ли при этом в воду сами ячменные стебли, но, если принять мое понимание этого обычая, дело, вероятно, обстоит именно так. От греческих ритуалов, связанных с Адонисом, этот бенгальский обычай отличается тем, что в последнем случае дух дерева выступает в древесной форме, присущей ему изначально, в то время как в культе Адониса он принимает человеческий облик (облик покойника). На его растительную природу, впрочем, указывают, как уже говорилось, „сады Адониса“, являющиеся, так сказать, вторичными проявлениями его изначальной природы духа дерева.