Сложенный веер - Сильва Плэт

— А ты бы сделал такое для меня — по старой дружбе?

Сид смотрит так, что у Хьелля холодеет между лопаток.

— Такое — нет. Но что-то типа того. Больше некому.

Он вынимает из складок орада пергамент с черной каймой и королевской печатью. Хьелль тянется, но Сид отводит руку.

— Позавчера, — сообщает он, завесив глаза белесыми иголочками, — Когда они уже взяли Виридис. Яд был в бутылке эгребского. Никто не решался тебе сообщить. Читать будешь?

— Нет.

Хороший я маршал Аккалабата. У меня взят последний оплот мятежников, и мне не сообщают об этом, чтобы я не расстроился из-за смерти отца.

— Сид, когда нас начнут принимать всерьез?

— Ты первым делом об этом подумал?

— А что?

— Ничего. Убийцу, кстати, вычислили по горячим следам. Я допросил сегодня утром. Маньяк-одиночка.

— Таких маньяков там полный Виридис.

— Уже не полный. Твой отец умел наводить порядок. Я приказал закончить.

— А именно.

— Город — сравнять с землей. Дариаты Гавиа — раздать тем из окрестных даров — нашлись и такие — кто отказался примкнуть к заговорщикам. Они, кстати, сильно пострадали за свою несговорчивость.

— А сами Дар-Гавиа?

— А их больше нет, — Сид недовольно потирает ушибленный затылок. — Я разобрался даже с теми из них, кто ушел под дуэмы в другие кланы. Детей, конечно, не трогал. Хотя не уверен, что это правильно.

— Ты… — Хьелль смотрит с ужасом, но игольчатые ресницы непроницаемы.

— Нам же не нужна леди Дар-Акила номер два. Некоторые дары возражали, но королева подписала.

— Мы не воюем с деле, Сид.

— Это не война. Это массовые казни. Мятежников, посягнувших на жизнь королевы и безопасность Империи. А также потенциальных мятежников. И мятежниц. Выпить дай, а?

Длинные умбренские серьги в ушах Хьелля звенят возмущенно и недоверчиво, и от этого звона, отдающегося в голове как колокольный, болью стискивает виски. Он не в силах поверить. Вот этими тонкими, почти что прозрачными пальцами, лежащими сейчас на его колене, лорд-канцлер Аккалабата подписывал приказы, по которым отнимали жизнь у женщин, у деле…

— Нет, ты невозможен, — треплет его по ноге Сид. — Я сам возьму.

Он перебирается через вытянутые ноги Хьелля, достает из потайного ящика в письменном столе начатую бутылку.

— Локсийская настойка? Бррр! Ты стал пить крепкое? — Сид с чувством отхлебывает из горла, протягивает бутылку Хьеллю. Тот резко ударяет его по руке… Точнее, пытается ударить. И промахивается, потому что Сид включил внутреннее время и успевает не только отдернуть бутылку, но и сам отскочить в сторону.

— Не трудись, — резко говорит он, наклоняется, ставит бутылку на ковер. — И не привыкай пить один. Тело твоего отца привезут завтра. Я, как лорд-канцлер, обязан заняться организацией похорон. Поэтому мне было важно, чтобы казни закончились сегодня утром. Хлеб, знаешь ли, отдельно, мухи отдельно. Виселицы и прощание с национальным героем — совершенно несовместимы даже у нас. Так что прошу тебя к завтрашнему дню примириться с действительностью, в том числе с тем, что я теперь лорд-канцлер Аккалабата и буду то и дело принимать непопулярные среди моего лучшего друга решения. Явлюсь к семи утра, будем обсуждать процедуру прощания.

Произнося этот монолог, Сид осторожно по стеночке пробирается к открытому окну, с откровенной опаской косясь на Хьелля. В тот момент, когда он уже запрыгнул на подоконник, сзади раздается:

— Раньше ты никогда не ускорялся… даже когда предвидел, что я тебя ударю.

Сид коротко усмехается:

— Хорош будет новый лорд-канцлер, если он появится на похоронах с разбитой физиономией!

— Раньше ты никогда не ускорялся… — Хьелль повторяет это не с осуждением, а растерянно, как ребенок, внезапно обнаруживший, что у его матери, кроме него, есть в жизни и другие интересы. — Ты никогда не защищался от меня. Ты не боялся…

Сид разворачивается так, что кончик уже раскрытого для полета крыла выдирает нитку из настенного гобелена. Нервно царапая пальцами между перьями, он спрыгивает обратно в комнату, встает перед Хьеллем, отводит растрепавшиеся волосы:

— Бей!

Хьелль молчит, засунув руки в карманы.

— Ну же! Давай! — в голосе у Сида гнев и обида. — Я не ускоряюсь. Не защищаюсь. Не боюсь. Все как раньше. Бей!

— Вмазать тебе, правда, что ли? — Хьелль не спеша вынимает из кармана руку, складывает кулак, задумчиво его рассматривает. И, не поднимая глаз, скороговоркой бормочет:

— Сид, если тебе очень плохо, и ты знаешь, что мне очень плохо, и хочешь, чтобы я не знал, что тебе очень плохо, потому что боишься, что мне будет еще хуже, ты лучше просто скажи, ага?

И через паузу, потому что обалдевший от этого неожиданно свалившегося на него счастья Сид не отвечает:

— У меня же теперь, кроме тебя, совсем никого, понимаешь?

Сид хочет что-то сказать, но слова не приходят в голову. А пушистые ресницы-иголочки, которыми можно занавесить глаза, чтобы в них ничего нельзя было прочитать, намокли и не хотят подчиняться. Поэтому он просто берет все еще сжатый кулак Хьелля обеими руками, поднимает к щеке. Пальцы разжимаются, и Сид ощущает на своей коже теплое прикосновение, шершавые мозоли от меча, легкое поглаживание.

— Завтра. В семь. Жду тебя. Будем управлять Империей, свалилась она на наши головы.

— Угу.

— Не угу, а охаде.

— Угу. Охаде!

Проводив взглядом черные крылья, поблескивающие на неярком осеннем солнышке, маршал Аккалабата снова плюхается под окно. Свиток с черной каймою нераспечатанный валяется на полу. Прежде чем раскрывать его, лорд Дар-Халем решает попробовать метод Сида: он вытягивает из ушей сложной конструкции подвески из темно-зеленого камня, швыряет их в угол, немного нагибается вперед, а потом от души прикладывается затылком о подоконник. По мочке левого уха стекает кровь, но он заметит это только тогда, когда она капнет на окаймленный черным пергамент.

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата, двадцать лет назад

— Меня не было две недели. Тебе что-нибудь можно доверить на этом свете? — Сид опускается на колени, проводит пальцами по выбитой в камне надписи: «Лорд Корвус, сорок второй дар Эсиля».

— Сид, так ему лучше, — в голосе Хьелля не слышно раскаяния.

Да, не уберег, да недосмотрел. Кто мог предположить, что безумный лорд Корвус, то ли забыв об отсутствии крыльев, то ли осознав это отсутствие и не смирившись со своим уродством, выбросится на глазах у Хьелля из окна сторожевой башни на дворовые плиты Эсильского замка — так, что хоронить его будут в закрытом гробу? И сын не успеет на похороны буквально на день, Хьелль не велел задерживать, не стал ждать Сида, застрявшего по дипломатическим делам на Когнате.