Нежные юноши (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт

Она рассмеялась. Ее тело, столь хрупкое и нежное, касалось меня, она смотрела мне прямо в глаза – и вдруг, несмотря на Билла Ноулза в десяти ярдах от нас, я наконец-то получил возможность ее поцеловать. Наши губы соприкоснулись, будто на пробу; но из-за ближайшего к нам угла веранды появился какой-то авиатор, вгляделся во тьму и застыл.

– Эйли!

– Да.

– Ты слышала, что случилось сегодня вечером?

– А что? – Она вытянулась вперед; в ее голосе тут же послышалось напряжение.

– Гораций Кэнби разбился. Насмерть.

Она медленно встала и шагнула из машины.

– Ты хочешь сказать, что он умер? – переспросила она.

– Да. Никто не знает, в чем причина. Его самолет…

– Ах! – Режущий ухо шепот донесся сквозь руки, которыми она вдруг закрыла лицо.

Мы беспомощно смотрели, как она прислонилась щекой к машине, давясь и утирая слезы. Спустя минуту я пошел за Биллом, который стоял у стенки, взволнованно ища ее глазами, и сказал ему, что она хочет ехать домой.

Я присел на ступеньках крыльца. Кэнби я не любил, однако его ужасная, бессмысленная смерть была для меня более реальной, нежели ежедневные тысячные потери войск во Франции. Через несколько минут на улицу вышли Эйли и Билл. Эйли чуть всхлипывала, но, увидев меня, взяла себя в руки и подошла ко мне быстрым шагом.

– Энди, – тут же негромко сказала она, – само собой, ты не должен никому рассказывать о том, что я рассказала тебе вчера про наш разговор с Кэнби. Никому не говори, что он мне сказал!

– Ну, разумеется, не расскажу.

Она еще секунду смотрела на меня пристально, как бы спрашивая, можно ли мне верить. В конце концов, она решила, что можно. Затем странно вздохнула – так тихо, что я подумал, будто мне это показалось, – а на ее лице появилось выражение, которое можно было описать лишь как шуточное отчаяние.

– Эн-ди!

Мне стало неловко, и я уставился в землю, понимая, что она пытается привлечь мое внимание к непроизвольному и гибельному действию ее чар на мужчин.

– Доброй ночи, Энди! – крикнул Билл, когда они садились в такси.

– Доброй ночи! – ответил я, едва не добавив вслух: «Дурак ты несчастный!»

Конечно, мне следовало бы принять одно из тех высокоморальных решений, которые обычно принимают в таких ситуациях персонажи книг; я должен был тут же начать ее презирать. Но на деле я, без всяких сомнений, был готов бежать за ней хоть на край света, стоило ей лишь поманить меня пальцем!

Через пару дней она все объяснила, задумчиво сказав: «Знаю, о чем ты подумал: как ужасно было думать о себе в тот момент; но ведь для меня-то это совпадение было просто кошмарным!»

В свои двадцать три я был убежден лишь в одном: что есть люди сильные и привлекательные, которые могут делать все, что пожелают, и остальные люди – ущемленные и никому не нужные. Я надеялся, что я был из первых, и был уверен, что к ним принадлежала и Эйли.

Другие мои умозаключения по поводу нее мне пришлось пересмотреть. В процессе долгого разговора о поцелуях с одной девушкой – в те времена поцелуи были все еще темой для разговора, а не обычным развлечением – я упомянул о том факте, что Эйли целовалась лишь с двумя-тремя мужчинами, и лишь потому, что думала, что была в них влюблена. К моему немалому замешательству, девушка буквально чуть не надорвалась от смеха.

– Но ведь это правда! – уверял ее я, внезапно уверившись, что это не так. – Она сама мне сказала!

– Эйли Калхоун? О, боги, боги! Да в прошлом году, весной, на вечеринке у одного парня из Технологического института она…

Разговор происходил в сентябре. Вот уже несколько недель мы находились в ожидании срочной переброски в Европу, и к нам прислали последнюю партию офицеров из четвертого тренировочного лагеря, чтобы укомплектовать часть. Четвертый тренировочный был совсем не похож на первые три: все офицеры в нем были из низших чинов, а некоторые даже служили по призыву. У них у всех были имена, в которых начисто отсутствовали гласные, так что, за исключением нескольких свежеиспеченных офицеров из Национальной гвардии, про остальных можно было с уверенностью сказать, что это люди «из ниоткуда». К нашей роте был приписан лейтенант Эрл Шоен, родом из Нью-Бедфорда, штат Массачусетс; мне еще не доводилось видеть столь великолепно сложенного в физическом плане человеческого экземпляра. Ростом он был шесть футов три дюйма, брюнет, с ярким румянцем и блестящими темно-карими глазами. Не слишком толковый, явный невежда, он был хорошим офицером, в высшей степени сдержанным с подчиненными и умеющим приказывать, обладая при этом подобающей толикой тщеславия, которое так идет военным. Я сразу подумал, что Нью-Бедфорд располагается где-то в сельской глуши – вот чему он был обязан своей чрезмерной самоуверенностью.

Нас всех уплотнили, и его подселили в мою комнату в казарме. Не прошло и недели, как на стене нашей хижины появилась грубо прибитая гвоздем картонная фотокарточка какой-то тарлтонской девицы.

– Это тебе не какая-то деваха, ничего подобного! Она из общества, вращается тут в самых лучших кругах.

В следующее воскресенье, вечером, я смог лично познакомиться с этой дамой в небольшом бассейне, располагавшемся за городом. Когда мы с Эйли вошли, мускулистое тело Шоена в купальном костюме уже вздымало волны в дальнем конце бассейна.

– Привет, лейтенант!

Я помахал рукой ему в ответ, а он осклабился и подмигнул, кивнув головой в сторону девушки рядом с ним. Затем, легко ткнув ее под ребро, он кивнул, указав ей на меня. Вот так мы были представлены.

– Кто это с Китти Престон? – спросила Эйли; когда я ей сказал, она заметила, что он похож на кондуктора в трамвае, и тут же притворилась, что никак не может найти свой билет.

Спустя мгновение Шоен мощным и грациозным кролем пересек бассейн и уселся на бортик с нашей стороны. Я представил его Эйли.

– Ну, как тебе моя девушка, лейтенант? – осведомился он. – Я ведь говорил, что она – то, что надо, да? – Он резко повернул голову в сторону Эйли, на этот раз чтобы показать, что его девушка и Эйли вращаются в одних и тех же кругах. – Давайте все вместе как-нибудь соберемся и поужинаем в ресторане?

Я их практически сразу же оставил наедине, чуть не рассмеявшись, когда заметил на лице Эйли выражение, свидетельствовавшее о том, что она пришла к выводу, что перед ней, увы, не идеальный вариант. Но от лейтенанта Эрла Шоена было не так-то просто отделаться. Он окинул веселым, вполне безобидным взглядом ее привлекательную, изящную фигурку и тут же решил, что она, пожалуй, сгодится даже лучше, чем прежняя подруга. Несколько минут спустя я уже видел их обоих в воде: Эйли уплывала, рассекая воду характерными решительными взмахами, а Шоен шумно плескался вокруг, заплывая вперед, периодически останавливаясь и глядя на нее в полном упоении, словно мальчишка на куклу-неваляшку.

Весь вечер он так и провел рядом с ней. В конце концов Эйли подошла ко мне и прошептала со смешком:

– Он меня преследует! Наверное, решил, что я не заплатила за проезд.

Она быстро обернулась. Рядом остановилась, глядя нам в глаза, крайне взволнованная Китти Престон.

– Эйли Калхоун! Вот уж не думала, что ты тут появишься и станешь нарочно отбивать у девушки парня! – По лицу Эйли скользнула тень досады от надвигавшейся сцены. – Я всегда думала, что ты считаешь себя выше подобных вещей!

Мисс Престон говорила негромко, но в ее голосе было напряжение, которое передается даже тем, кто находится далеко и не может разобрать слов; я заметил, как прекрасные глаза Эйли в панике обвели все вокруг. К счастью, в этот момент Эрл весело и в полном неведении происходящего неторопливо двинулся по направлению к нам.

– Если он тебе так важен, то уж точно не стоит так унижаться прямо у него на глазах! – мгновенно парировала Эйли, гордо вскинув голову.

Она победила благодаря своему знакомству с традиционной манерой поведения, противопоставленной наивному и свирепому собственничеству Китти Престон – или, если вам будет угодно, победу над «вульгарностью» противницы одержала «порода» Эйли. Она тут же развернулась, чтобы идти.