Мертвое море (ЛП) - Тим Каррэн

            Корабельные колокола звонят.

            Кричат голоса.

            О, пожалуйста, о, пожалуйста, вытащите нас отсюда! Господь всемогущий, вызволи нас из этого ужасного места. Пожалуйста, господи!

            Пожалуйста!

            Мы сбились с пути.

            Попали в штиль.

            Легли в дрейф.

            Мы гибнем.

            Теряем рассудок.

            Туман объедает плоть с наших костей.

            И корабли уносило все дальше, окутанные туманом, обреченные и отчаявшиеся. Один за другим они попадали в плен водорослей и тлена. Купались в склизкой воде этого не знающего приливов моря. Затягивались в шевелящиеся глубины и влажные могилы водорослей, где обитали твари с невидящими глазами, раздутыми щупальцами и слюнявыми ртами. И возможно, нечто гораздо худшее, которое могло выплыть из тех клубящихся миазмов. Нечто мерзкое и болезненное. Горящее, дымящееся, и искрящееся. Нечто, извергающее лед.

            И голоса кричали при воспоминаниях о том, что перемещалось в одиночестве.

            Колодец вибрировал и содрогался от криков и воя, издаваемых их искаженными ртами. Их разрушенный ужасом разум превращался в кашу и пепел. И эти суда становились гробами. Люки захлопывались, водоросли накрепко опутывали их. А белые пальцы царапали сатин и шелк...

            - Господи Иисусе, - воскликнул Гослинг. - Ты в порядке?

            Все посмотрели на Джорджа.

            Гослинг потряс его.

            И Джордж понял, что рот у него широко раскрыт, глаза выпучены, а сам он безмолвно кричит. Но потом все кончилось, он снова стоял на плоту. И не было ничего, кроме множества брошенных судов и кучки людей, желающих знать, что с ним случилось.

            Но он не мог им сказать. Он смог лишь произнести:

            - Я... в порядке.

            Никто, конечно, не поверил, и еще долгое время после того, как другие отвели от него глаза, Поллард наблюдал за ним. Он явно знал то, чего не должен был знать, но такова была особенность этого места. Это было как-то связано с вибрациями. Ибо чувствительные люди слышали то, чего не имели права слышать. И возможно, Поллард услышал тот его крик, неслышный для всех остальных.

            И возможно, все они засыпали бы его вопросами касательно этого маленького эпизода, но их внимание было занято другими, более важными вещами.

            - Взгляните на это, - произнес Маркс. - Видели? Там, у самой границы тумана.

            Они увидели. Какая-то гигантская, расплывчатая фигура прошла под водорослями. А может, и сквозь них. Колоссальная, светящаяся форма поднырнула под остов старого трехмачтового брига и исчезла из виду.

            - Что, черт возьми, это было? - воскликнул Гослинг.

            Возможно, они хотели, чтобы Кушинг дал им какое-то рациональное, научное объяснение, но тот лишь произнес:

            - Я не знаю... но, надеюсь, оно не вернется.

3

            - Хочу есть, - произнес Менхаус. - Я уже не помню, каково это, не хотеть есть.

            Сакс счел его слова забавными.

            - Ага, только взгляни на себя. Ты уже потерял несколько фунтов. И неплохо выглядишь. Только представь, как клево будешь выглядеть через пару месяцев или через год...

            - Хватит, Сакс, - сказал Кук. - Повторяю еще раз, прекрати нервировать людей.

            - Ради бога, я же шучу. Если не знаешь, что это такое, Большой Босс, то это еще называется стеб, прикол, хохма. Боже, Кук, с тех пор, как ты возомнил себя заправилой, ты превратился в натурального зануду.

            Кук лишь вздохнул.

            Заправила? Господи, ну, надо же!

            Чем именно он заправляет? Шлюпкой с четырьмя мужиками, готовыми порвать друг другу глотки при первом удобном случае? Даже Фабрини не очень хорошо это все переносил. После того, что они увидели и испытали на "Циклопе", в нем словно что-то сломалось. Он стал раздражительным, злым и искал, на ком бы сорваться. Кук не раз пытался разговорить его, но всякий раз рядом оказывался Сакс, спрашивая Фабрини, не дать ли ему пососать грудь. Не подтереть ли зад, и не уложить ли баиньки. И Куку приходилось гадать, сколько пройдет времени, прежде чем Сакс и Фабрини бросятся друг на друга. Прежде чем они вытащат ножи, и прольется кровь. По крайней мере, на "Циклопе" они успокоились, у них было достаточно места, чтобы держаться друг от друга на расстоянии.

            Конечно, в этом плане Фабрини был молодец, если подумать. Например, взять тот факт, что Сакс отхватил ему ножом пол-уха. Большинство парней мечтали бы о расплате, но Фабрини был не из их числа. Это было благородно с его стороны. А теперь? Фабрини непрестанно щупал свое забинтованное ухо и таращился на Сакса. Несложно было представить, о чем он думает.

            И Сакс тоже знал это.

            Куку приходилось приглядывать за ними.

            Ему приходилось делать это одному, потому что Менхаус почти круглосуточно ныл и жаловался. Стал очень замкнутым, время от времени разговаривал, но больше сам с собой, чем с кем-то из них.

            А Крайчек? У него были свои особенности.

            Поэтому Кук пробирался через эти темные воды фактически в одиночку. Ему приходилось удерживать их на расстоянии друг от друга, питать надеждой, одергивать Сакса. Заверять, что они не умрут от голода и что их не сожрут чудовища из тумана. Затем, если этого было недостаточно, Куку приходилось продолжать направлять их, давать им то, к чему стремиться. И не раз, умирая внутренне, он задавался вопросом, насколько легко ему будет перерезать себе вены.

            - Как тебе нравится этот туман, Крайчек? - спросил Сакс.

            Сакс задавал ему этот вопрос почти каждые полчаса. Поддевал, пытался действовать Крайчеку на нервы... и изо всех сил пытался всех разозлить. Потому что Кук знал, кто такой Сакс. Катализатор. Таким он себя считал. Чем больше он создаст беспорядка, тем быстрее Менхаус, а может даже и Фабрини - дай Бог - захотят, чтобы он снова стал главным.

            Куку в голову закрадывалась даже безумная мысль, не вернуть ли Саксу бразды правления. Гадал, нет ли у этого высокомерного, эгоистичного куска дерьма каких-либо идей насчет того, что им делать. Которыми он поделится лишь, как только прочно займет водительское сидение. Но в итоге Кук взвесил все, как человек, раздумывающий, не кастрировать ли себя резаком... и решил, что это будет не вполне благоразумно.