Избранные романы: Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах. - Ли Чайлд

Я хотел сказать ему, что все время думал о нем, что его любовь была для меня главной поддержкой. Но об этом можно было поговорить и позже. А сейчас я просто хотел радоваться тому, что мы снова вместе. Это было настоящее счастье, к которому примешивалась и грусть.

В коридоре послышались счастливые возгласы — это приехали родные и близкие моих товарищей. Сестра встала и прикрыла дверь. Нам хотелось остаться только своей семьей. Мы еще не успели привыкнуть к тому, что свершилось чудо и мы снова встретились.

10. Что было потом

На следующий день, 23 декабря, оставшихся восьмерых наших товарищей доставили в Сантьяго, где их поместили в больницу Поста-Сентрале. Хавьера и Роя врачи оставили на обследование, а остальных поселили в отеле «Сан-Кристобаль», где многих ждали родственники. В тот же день нас восьмерых доставили из больницы Сан-Хуан-де-Дьос в Сантьяго. Самых слабых из нас, Альваро и Кохе, отправили в больницу Поста-Сентрале, а мы тоже поселились в «Сан-Кристобале».

В газетах наше возвращение называли «рождественским чудом», многие считали, что нас спас Господь. Новости о нашем спасении разнеслись по всему миру. В отеле с утра до ночи толпились журналисты. Стоило нам выйти, и нас тут же ослепляли вспышки фотоаппаратов, под нос нам совали микрофоны.

В Рождество для нас устроили прием в банкетном зале. Все были исполнены радости и благодарности, многие спасенные и их близкие благодарили Господа за то, что Он не оставил их.

— Я же говорил, что мы вернемся домой к Рождеству, — сказал Карлитос. — Я говорил тебе, Господь нам поможет.

Я радовался и за него, и за всех остальных. Я смотрел на них и думал, что все они, за исключением Хавьера, возвращаются к прежней жизни, к своим родным и близким. Их семьи не пострадали. Они могли обнять своих отцов, матерей, возлюбленных. На этом приеме я понял, как много я потерял. Никогда уже мне не встретить Рождество с мамой и Сюзи. Отец тоже очень страдал, и я понимал, что он никогда не станет прежним. Я чувствовал себя очень одиноким: то, чему так радовались остальные, было для меня началом совершенно новой жизни.

Мы провели в Сантьяго три дня, а потом отец увез нас в курортный городок Винья-дель-Мар. Там мы провели еще три дня — гуляли, загорали. На пляже я чувствовал себя белой вороной — по моей бороде и исхудавшему телу можно было сразу догадаться, что я один из выживших после катастрофы. Стоило мне показаться на людях, меня обступала толпа. Поэтому я далеко от дома не уходил и много времени проводил с отцом.

Он рассказал мне, что в три часа дня 13 октября, как раз в тот момент, когда наш самолет рухнул, он был в Монтевидео, шел в банк по делам. И вдруг остановился как вкопанный.

— До банка оставалось всего несколько шагов, — сказал он, — но я не мог заставить себя дойти до него. Странное было ощущение. У меня защемило сердце, и хотелось только одного — как можно скорее добраться до дома.

За всю свою жизнь отец только несколько раз не вышел на работу, но в тот день он, забыв обо всем, поехал в наш дом в Карраско. Включил телевизор и из новостей узнал, что в Андах пропал уругвайский самолет. Он не знал, что мы были вынуждены провести ночь в Мендосе, и особенно не волновался — думал, что мы уже в Сантьяго. Однако в душе все-таки поселилась тревога.

А через час раздался стук в дверь.

— Это был полковник Хауме, — объяснил отец. Полковник был его другом, служил в военно-воздушных силах. — Он сказал, что машина ждет, он хочет, чтобы я поехал с ним, и отвез меня к себе домой.

Там он рассказал, что пропал именно наш самолет. На следующий день отец вылетел в Сантьяго. Он смотрел из иллюминатора на заснеженные Анды и с ужасом думал о том, что его жена и дети оказались в таких диких и неприступных местах.

— В тот момент я потерял надежду, — признался отец. — Я думал, что уже никогда вас не увижу.

Все следующие недели он не мог ни есть, ни спать. Его не утешали ни молитва, ни общество друзей. Многие из тех, чьи близкие попали в катастрофу, научились надеяться. Некоторые матери собирались вместе и молились за нас. А несколько отцов во главе с отцом Карлитоса организовали собственные поиски: нанимали самолеты и вертолеты, и те облетали места, где, по данным чилийских властей, мог упасть наш самолет. Мой отец давал деньги на поиски, хоть и считал это пустой тратой времени.

— Когда самолет падает в Андах, найти его невозможно, — сказал он. — Я знал, что нам повезет, если мы отыщем хотя бы один обломок.

Душевное состояние отца резко ухудшалось. Он стал очень замкнутым, часами сидел в одиночестве или бесцельно бродил по улицам с моим псом Джимми.

— Твоя мать была моей опорой, — сказал он. — Без нее я чувствовал себя совсем потерянным.

Как-то раз вечером он оказался на Плаца-Матриц — старинной площади Монтевидео. Перед ним высился собор Метрополитана, построенный в 1740 году. Отец был человеком нерелигиозным, но его потянуло в церковь. Он опустился на колени и стал молиться. В какой-то момент он посмотрел на часы и понял, что бродил по городу десять часов. Отец испугался, что сходит с ума, и, выйдя из церкви, отправился домой.

— Я сказал себе: «Я должен все изменить», — рассказал он.

И, словно он мог облегчить душевную боль, порвав все связи с прошлым, он стал избавляться от всего, что у него было. Он продал свой обожаемый «мерседес» и «ровер» мамы. Выставил на продажу квартиру в Пунта-дель-Эста и собрался продать наш дом в Карраско. Он даже хотел продать свое дело, но Грациэле с Хуаном удалось его отговорить.

— Сам не знаю, что я творил, — признался он мне. — Иногда я был совершенно безумен. Мне тогда было на все наплевать. После того как самолет исчез, все потеряло смысл.

— Папа, — сказал я ему однажды в Винья-дель-Мар, — ты уж прости, что я не смог спасти маму и Сюзи.

Он улыбнулся и взял меня за руку:

— Когда я думал, что вы все погибли, мне казалось, я никогда не оправлюсь от этой потери. Словно мой дом сгорел дотла и я лишился всего, что имел. А теперь, когда я вновь обрел тебя, я словно нашел на пепелище что-то очень ценное. Я как заново родился. Отныне я не буду сожалеть о том, что у меня забрали, буду только радоваться тому, что мне вернули. — И мне он посоветовал делать то же самое. — Завтра взойдет солнце, и послезавтра тоже. Не думай, что катастрофа была самым главным событием твоей жизни. Смотри вперед. Перед тобой будущее. Перед тобой вся жизнь.

Из Винья-дель-Мар мы уехали 30 декабря и отправились самолетом в Монтевидео. Я очень боялся снова лететь через Анды, но принял успокоительное и заставил себя подняться на борт. Когда мы приехали в наш дом в Карраско, встречать меня вышли толпы друзей и знакомых. Я пожимал руки, обнимался, а потом поднялся на крыльцо, где ждала моя бабушка Лина. Она крепко обняла меня, и я догадался: обнимая меня, она обнимает и маму с Сюзи.

В доме на полу спал мой пес Джимми. Услышав шум, он, не подымая головы, открыл глаза. И тут же навострил уши, вскинул голову и, словно не веря своим глазам, уставился на меня. А потом, радостно взвизгнув, кинулся ко мне. Я обнял его, а он лизал языком мое лицо и возбужденно поскуливал. Вот таким счастливым было мое возвращение домой.

Первые недели дома дались нелегко. Слишком многое переменилось, и я никак не мог привыкнуть к новой жизни. Я много времени проводил в одиночестве — играл с Джимми, катался на мотоцикле. Отец, пока меня не было, продал его, но мой друг, который его купил, узнав о моем спасении, тут же его вернул. То, что с нами произошло, воспринималось как подвиг. Нас сравнивали со сборной Уругвая по футболу, которая в 1950 году выиграла Кубок мира. Некоторые даже говорили, что завидуют мне. Я не знал, как объяснить им, как невыносимо тяжко было нам в Андах, сколько там было ужаса и страха.

Журналисты в рассказах описывали наши приключения. Очень много внимания уделяли тому, что мы ели. Некоторые газеты опубликовали кошмарные снимки, сделанные, когда нас спасли. Трупы, груды костей, куски мяса на снегу.

Однако вскоре после нашего спасения католическая церковь официально объявила, что мы вынуждены были есть человеческое мясо, поэтому никакого греха в этом нет. Они практически слово в слово повторили слова Роберто, сказанные им в горах: куда большим грехом было бы, если бы мы позволили себе погибнуть. Меня очень поддержало то, что родители погибших выступили в нашу защиту и сказали, что понимают: мы поступили так, чтобы выжить. Я всегда буду благодарен им за их смелость и великодушие.

Приближалось лето. Я решил уехать из Монтевидео и пожить в квартире отца в Пунта-дель-Эсте. Когда родились мы с Сюзи, наша семья обычно проводила лето там. С тех пор многое изменилось. Куда бы я ни пошел, меня донимали зеваки и охотники за автографами. Поначалу я смущался, но потом, честно признаюсь, мне стало это нравиться. Особенно когда я увидел, сколько молодых и привлекательных женщин ищет со мной знакомства. Я всегда завидовал Панчито, который легко располагал к себе самых красивых девушек на пляже, а сейчас те же красотки тянулись ко мне. Наверное, только потому, что я стал знаменитостью. Но меня это не тяготило. Неделю за неделей я встречался то с одной, то с другой, у меня бывали по два-три свидания с разными девушками в один и тот же день, и я всегда высматривал новую. Я стал настоящим плейбоем, бывал на всех вечеринках, попадал на фотографии в разделе светской хроники.