Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Москве ему было где переночевать, помимо гостиницы «Тверская», куда он всегда заказывал бронь. Ирина, его давняя пассия, жила вблизи метро «Новослободская», и бывали случаи, когда он застревал у неё на два-три дня. Их отношения прошли через несколько этапов и постепенно вступили в стадию равновесия: Ирина обрела свободу замужества, которой так и не воспользовалась, а Жора, независимо от московских командировок, поддерживал её материально. Большой любви между ними не вспыхнуло, зато с годами возникло полное доверие, и Синицын обожал откровенничать с Иркой о неясных вопросах бытия. Их миропонимание оказалось схожим, с ней было легко.
Она работала старшей медсестрой в одной из столичных больниц, много общалась с людьми, хорошо понимая нынешнюю жизнь по чужим судьбам и по своей собственной. Возможно, поэтому они с Синицыным находили общий язык, и у Георгия иногда возникала острая душевная потребность поболтать с ней, о чём перед командировкой он извещал Ирину по телефону. По сути, его самолётные размышления о возврате легендарных кухонных посиделок были своего рода подготовкой к предстоящему ужину при свечах. Ирка умела уютно обставить их встречи.
В её чистенькой однокомнатной квартирке, со вкусом украшенной разноцветными макраме собственной вязки, подушечками с ришелье, вышивками шёлком по бязи и стильными офортами, Жора раскрепощался. Он и на людях не держал глаза долу, не стеснялся рубить правду-матку, не сдерживая себя ни в оценке субъектов и «объектов», ни фактов и событий. Но были темы, не прояснённые для него самого, и прилюдно он их не затрагивал, они варились в его широколобой башке. Зато с Ириной он не только охотно делился беспокоящими смутностями, но в разговорах с ней нередко докапывался до истоков своих тревог. Ей тоже очень нравилось принимать участие в его, как он шутил, факультативных мозговых штурмах, и им было хорошо вдвоём – нежное свидание в домашнем уюте, за бутылочкой терпкого марочного вина, которое всегда приносил Георгий.
– А что, дорогой мой, тебя тяготит? – спросила она, когда выпили по бокалу и обменялись общими соображениями о житье-бытье.
– Почему ты считаешь, будто меня что-то тяготит?
– Господи, не знаю я тебя, что ли? С твоей головой, если бы меньше философствовал, давно был бы министром или губернатором, – засмеялась Ира.
– Не приведи господь!.. А если по-чесноку, за последний год жить стало намного труднее.
– Открыл америку! Все об этом только и говорят. Правда, трудности у людей разные: одному в Куршавеле места не хватило, а у другого на лекарство денег нет. – Снова засмеялась. – Это старое присловье, его на разные лады перекладывают. Так мир устроен. Но ты-то о другом кручинишься.
– Никак не могу собрать в один узел новые непонятки. Очень уж они разнородные. Это и тревожит. Куда ни сунься, везде всё не так, как надо. Помнишь, Высоцкий пел?
– Да уж!
– Ну, про гнёт бюрократии не говорю. Регуляторы замучили, абсо-лют-но не отвечают за свои ошибочные решения, за неправедную блокировку бизнеса. Ты же знаешь, я в коммерции давно. Но такой чиновной вольницы не видывал.
– Тебе виднее. А почему так?
– Почему?.. Лекцию читать не буду, а пример, пожалуй, дам. Недавно Путин жучил министров, и Борисов – он на оборонке сидит, толковый, между прочим, мужик, – говорит: наш завод делает тазобедренные протезы мирового класса и дешевле, чем на Западе; но в регионах конкурсы подгоняют под зарубежные закупки, выставляют лоты сразу на все виды суставных протезов. И наш завод – в ауте, даже участвовать в аукционах не может.
– Так в чём проблема-то, Жора?
– Да это же прямая антироссийская диверсия!
– Впервой, что ли?
– Нет, Ирка, ты меня не поняла. Борисов не назвал регион, где диверсию учинили, хотя случай вопиющий. Что должен сделать в такой ситуации президент? Сразу спросить: где это произошло? Озвучить в эфире, а потом по всей строгости наказать саботажников. Но он только пожурил, надо, мол, кончать с этим безобразием. Ирка, чего при таких верховных нравах опасаться чиновникам? Они и рулят по прихоти.
– У-у-у, обычное дело! Ты по топовым чиновникам судишь, а я здесь, у себя, по горло нахлебалась.
– Что такое?
– Телефон отключился. Вызвать мастера – два часа с автоответчиком биться. Но вызвала, пришёл. Оказывается, повреждение на линии, а телефонную коробку при ремонте подъезда таджики замуровали. Чего им? Никто же не контролирует. Надо переходить на оптико-волокно. Снова вызываю мастера. Приходит, а другая служба МГТС запрещает ему работать. В чём дело? А у них цифровая программа ещё не аннулировала прежний заказ. Представляешь?
– Это тёмная сторона цифровизации, – прервал Синицын. – О её тупиках у нас вообще не думают. Пилотов ручному управлению теперь не учат, вот и катастрофы.
– Погоди. Через день приходит ещё один мастер, а ему снова не дают работать. Из МГТС! Ну, полный караул! Как же эти сволочи к своим рабочим относятся! Мужики с рюкзаками по двадцать кэгэ на метро таскаются впустую, заказ не выполнен – ни копейки не получат. Ну, что это, Жора? Возмутительно! Днище! Уж молчу, сколько я времени угробила. Но ребят жалко, издеваются над ними. А почему? В богатейшей московской телефонной сети жуткий бардак! И никому дела нет. А, думаешь, у нас в больнице лучше? Кругом бестолковщина. Вот и стало жить труднее. Верно говоришь, за последний год особенно похужало. Словно одичание жизни, плоскость её накренилась, скат становится слишком крутым. А при крутом скате лавина может от громкого крика сойти, это известно.
Синицын поддержал:
– Умно́ сказано. А Лукашенка прямо заявил, что в России везде разгильдяйство. Ирка, спроса нет, вот в чём беда. Путин сдал страну в аренду чиновникам.
– А сам в ночной хоккей играет. Недавно показывали, как он десять шайб забил. Комментатор кипятком мочился.
– Тут ты, конечно, перегибаешь. По-женски. Забот у него выше крыши.
– Может, и так. Но по-житейски очень уж трудно стало, Жора, очень трудно. Словно оккупировали нас чиновники, от бюрократического смога задыхаемся. Поток неверия растёт. Через меня много пациентов проходит, все стонут. Как теперь судачат? «Мы – кто? Мы – шлак! А у них, у верхних, проказа совести». И знаешь, что удивительно? Люди в возрасте, самые разные, одно и то же говорят: «Сами знаем, что зажрались! Куда уж пенсии увеличивать!» Народ издевается над собой и над властями. А те, кто моложе… Я как-то с девушкой о жизни разговорилась, – у неё пирсинг, пупок серьгой
