Легион павших. I - III Акт - Эри Крэйн

— Очень странно, — она отошла к столу и вернулась с ножом, похожим на разделочный. — Мне не понравилось, когда Оока принес тебя вместо того некроманта, но сейчас я вижу, что он сделал верный выбор. Но все равно не понимаю.

Она вздохнула и зашла за спину Къярта.

— Я хочу взглянуть глубже, мышонок. Чтобы понять. И будет больно. Но ты же потерпишь?

Будто у него был выбор.

Къярт не ждал от сумасшедшей с ножом в руках ничего хорошего, но все равно скрипнул зубами, когда лезвие полоснуло выше локтя. По руке побежала кровь.

Боль давно стала для него чем-то привычным. Чем-то, с чем можно было вполне жить, да и боль от ран все равно не могла сравниться с чувством раскаленных искрой кли-каналов. Но все же Къярт едва сдержал крик, когда Аелитт отогнула в сторону кусок срезанной плоти.

— Печать, — удивленно произнесла она.

Аелитт положила нож на место, взяла со стола колбу и поднесла ее к руке, собирая кровь.

— На всех твоих костях скрывающие печати? Или это я так угадала с местом? Ну ответь мне, мышонок, я не хочу опять делать тебе больно. Хотя, если все так, как я думаю, тебе не привыкать к боли. Это, должно быть, было ужасно — терпеть, пока их наносили. У вас, некромантов, всегда имелись проблемы с состраданием.

Къярт мог бы посмеяться над абсурдностью подобных слов, сказанных кем-то вроде Аелитт, но ему было не до смеха.

— Не будешь отвечать? Упрямый крошка-мышонок, — с укором произнесла она, обмакнула палец в колбу с кровью и начала водить им по руке Къярта. — Я просто хочу понять. Очень странно, что ковен позволил тебе вот так ходить, где вздумается. Обычно они стерегут таких молоденьких как зеницу ока, особенно, если те талантливы. А тут такая оплошность. И в то же время, тебя старательно пытались спрятать. От паладинов. Но с нами печати не помогут, — Аелитт усмехнулась и прикоснулась к его руке в последний раз.

Сквозь боль он не сразу почувствовал знакомое щекочущее чувство зарастающих тканей. Нарисованная его же кровью печать стремительно заживляла рану.

Она улыбнулась в ответ на непонимание в его взгляде.

— Некроманты вечно нас недооценивают. Думают, что смогут спрятаться за своими печатями. Но мы не паладины. Мы не чувствуем вашу силу. Мы чувствуем вашу плоть, — Аелитт приникла к его спине, провела носом по шее. — Ты знал, что дар некромантии изменяет биохимию тела? Меняется запах человека. В нем появляются такие особые нотки, как в воздухе в преддверии грозы. Так мы вас и находим, мышонок.

Аелитт отстранилась, провела ладонью по волосам Къярта.

— Отдыхай. Мы продолжим, когда я вернусь.

Оставшись в одиночестве, он позволил себе выдохнуть.

Черт. Угораздило же так встрять.

Собравшись с силами, он проверил кандалы на прочность. Попытался встать. Бестолку. С подколенными сухожилиями можно было попрощаться. Глубокие порезы багровели от заполнившей их крови, но та больше не лилась на камень. Похоже, дело было в печатях — тех, что покрывали столбы, или той, на которой он стоял, — но Къярт не узнавал ни одну из них.

Он прикрыл глаза и только тогда осознал, что не чувствует усталости. Он не чувствовал ничего, кроме боли в ногах: ни голода, ни жажды — даже течения времени, словно из его головы полностью исчезли биологические часы.

Райз. Его тоже схватили? Или же их интересуют только некроманты?

Къярт попытался восстановить в памяти детали произошедшего в гостинице. Если этот парень, Оока, был один, вероятнее всего Райза не тронули. Он не мог вспомнить ничего, что как-либо свидетельствовало о том, что тот использовал свои силы. А его напарник не стал бы сидеть сложа руки. Если бы только не узнал обо всем слишком поздно, когда шрам-компас на его руке сообщил, что расстояние между ним и Къяртом увеличивается.

Черт. Что, если его убили? Тихо убили во сне, чтобы он не помешал схватить Къярта? Ведь Оока следил за ними от самого святилища Исполина, раз нашел даже в гостинице в дне пути от Месцера. Он вполне мог решить устранить препятствие.

От мысли об этом по спине пробежал холодок. Он ничего не знает. Не знает, что с Райзом, не знает, что делать. Ему неизвестно даже кто его схватил и зачем. Аелитт говорила что-то о разрушении старых привязок и создании новых. Но это знание можно было назвать «чуть больше, чем ничего».

Она вернулась, когда половина свечей догорела и потухла, а от остальных остались крошечные пеньки.

— Как ты, мышонок? — участливо спросила она, коснувшись ладонью щеки Къярта. — Какой же ты все-таки очаровательный. Однозначно самый милый из моей коллекции.

Он хотел спросить у нее, что они сделали с Райзом. Наверное, это был единственный вопрос, который ему действительно хотелось задать. Но он молчал. Каким бы ни был ответ, сейчас тот никак бы ему не помог. Но если существовала вероятность, что Райза не тронули, подобное любопытство только ухудшило бы положение.

— Ты здесь, потому что мне нужна твоя помощь, мышонок, — начала Аелитт. — Ты и сам понимаешь, что призванные, как бы нелепо это не звучало, куда живучее живых. И куда послушнее. Увы, ни у меня, ни у моих сестер нет дара возвращать к жизни. Но он есть у таких, как ты. Я не прошу многого. Всего лишь призывать души тех, кого я к тебе приведу. У тебя будет достаточно эссенции жизни и всего, что может понадобится. Тебе даже не придется думать о том, чтобы отдавать им приказы — эту часть я возьму на себя. Главное, будь послушным мальчиком, пока я не заберу контроль над призванным. Договорились?

Къярт смерил ее взглядом. Что же все так помешаны на этой силе некромантов?

— Так и будешь молчать, мышонок? Я знаю, ты умеешь говорить. Оока слышал тебя. Умеешь, но не хочешь. Но это необязательно. Просто делай, что я говорю, и можешь молчать, сколько угодно. Хотя…, — Аелитт задумалась, — тебе все же придется заговорить, чтобы произнести заклинание призыва. Готов попробовать?

Она ушла, но в скором времени вернулась в сопровождении двух женщин, что вели бритого наголо парня того же возраста, что и Оока. Къярту показалось, что почти все его тело покрыто чешуей вместо кожи, но, когда его подвели ближе, он понял, что это всего лишь искусный рисунок.

Аелитт снова оказалась за спиной Къярта и освободила его кисти от ткани.

— Не делай глупостей, мышонок, — попросила она и переставила штырь, фиксирующий кандалы на столбах.

Теперь длина цепей