Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные - Сергей Антонов

Владар поднял свободную руку с крестиком, благословляя их уход. Он не хотел предстать перед Богом с печатью Каина на лбу. Пальцы второй руки коснулись рычажка тумблера. Меньше секунды, и все закончится. Наконец-то. Сейчас он будет прощен…

Сердце Лациса пело. Он-то думал, что скитаниям не будет конца, но им удалось добраться до объекта с небольшими потерями. Теперь осталось извлечь контейнеры и дотащить их до Черкизовской. После потрясений последних дней он чувствовал себя так, будто постарел на десять лет. Отныне на поверхность — ни шагу. Хватит с него облысевших псин, четырехглазых и крылатых уродов, живых борщевиков, оставляющих на коже страшные ожоги. Остаток дней он проведет в метро. На Красной Линии, где любая опасность предсказуема, а на каждой станции готов и стол и дом. Справившись с невыполнимой для обычного человека миссией, он заслужил покой, уважение и почет.

У Мартина иногда случались приступы сентиментальности. Вот и сейчас, шагая по темному коридору хранилища, он решил: возвратившись из командировки, обязательно порадует дружков с Лубянки. Не пожалеет ни самогона, ни закуси. Закатит такую пирушку, что чертям станет тошно. Надо будет выбить из ЧК отпуск. Целую неделю без необходимости видеть перед собой его вечно недовольную рожу он заслужил. Нет. Две недели. После таких передряг на меньшее он не согласится.

Лацис улыбнулся своим мыслям и вдруг увидел перед собой сидевшего на полу старика.

Луч фонарика скользнул по седой бороде. Проводам и металлическим трубкам.

Реакция у Мартина была отменной. Куда лучше, чем у его спутников. И все же уйти от взрывной волны он не успел.

Огромная силища вздернула Лациса вверх, как куклу, и бросила вперед, на стену. Мир мигом погас.

Сколько времени он провел в беспамятстве, осталась загадкой. Когда открыл глаза, то вместо потолка увидел над собой серое небо в кружевной рамке из ветвей и листьев. Исчез не только потолок. Коридор, ведущий в недра хранилища, был засыпан обломками. Лацис, кряхтя, сел и огляделся по сторонам. Он увидел лежавшего на земле человека. Это не Гиви, а последний боец из их команды. Неужели сумасшедший старик погубил всех? Неужели он, Мартин Лацис, остался один среди дебрей проклятого парка? Не может быть! Не из того теста слеплен Габуния, чтобы так бесславно подохнуть.

— Гиви? Эй, Гиви, ты живой?

Ответа не последовало. Осмотревшись, Лацис всмотрелся в крошево битого кирпича и осколков бетона. Сначала увидел ногу в знакомом ботинке лубянского образца. Потом услышал стон. Гиви слегка придавило какой-то плитой. Прежде чем Мартин до него добрался, Габуния смог столкнуть груз с груди и сесть самостоятельно.

— Что это было, а, Мартин? — одурело крутя головой, просипел грузин.

— Старый фанатик… Владар. Он завалил все дело!

— Не он. Томский. Его я разыщу и прикончу. — Гиви встал и пристально всмотрелся в черно-зеленую стену деревьев, окружавшую их со всех сторон. — Только тогда успокоюсь!

— При чем тут Томский? Старик был в бункере один. Кого ты будешь разыскивать? У тебя и автомата-то нет!

Габуния ничуть не смутился:

— Без Томского Владар ни за что сюда не добрался бы. Плевал я на автомат. Голыми руками придушу. Все равно нам теперь не жить…

Гиви залез на груду кирпича, разбросал его в стороны и торжественно показал Лацису найденную заточку. Габуния абсолютно прав — ЧК не простит им провала. Очередная неудача станет последней.

Глава 28

Рычаги управления

Взрыв застал группу Томского на выходе из парка.

Все увидели, как над деревьями взметнулся столб дыма и пыли. Перед глазами Толика возник образ Кольцова: старик, словно величайшую драгоценность, прижимает к себе пояс со взрывчаткой.

— Это Владар! — Анатолий развернулся лицом к парку. — Надо его разыскать.

Когда группа добралась до развалин хранилища, пыль еще не успела осесть. Стали звать Владара, но голоса никто не подал. Какое там! Пояс шахида первым убивает своего носителя. А старик, взяв в руки страшное устройство, изначально примерил на себя и участь смертника. Владар, наверное, с самого начала их экспедиции планировал подрыв хранилища, понял вдруг Томский. С самого начала хотел сгинуть в том же огне, который уничтожит «Немезиду».

— Точно, Владар, больше некому, — согласился прапор. — Вот так поп! Всем попам поп! Это называется уйти, хлопнув люком танка. Настоящий мужик оказался… Слышь, Томский, патронов у нас все равно кот наплакал. Так, может, помянем нашего батюшку по-военному, салютом?

Толик кивнул. Залп, прогремевший над погружающейся в ночь Москвой, был последней данью человеку, спасшему метро от страшной эпидемии. Перед тем как двинуться в обратный путь, Томский прошелся вдоль руин и наткнулся на труп. Экипировка однозначно говорила о том, что погибший при взрыве человек пришел с Лубянки. Значит, и посланцы Корбута не теряли времени даром. Были в двух шагах от смертоносного вируса, но нашли не заразу, а собственную смерть.

Строение, к которому двигалась группа, оказалось полностью разрушенным. Если когда-то там и имелся спуск в секретный бункер, хранящий контейнеры с вирусом, теперь он наверняка был завален.

Больше тут делать было нечего.

Аршинов вывел группу из парка. Остановился, чтобы сориентироваться.

— Так-так. Теперь точно на север. По Третьей Парковой пересекаем Щелковское шоссе в районе Монтажной и — на завод.

По всему чувствовалось, что он оказался в знакомых местах. Томский вообще сомневался, есть ли в Москве место, где не бывал Аршинов. Впрочем, ничего удивительного в такой осведомленности не было. Старый прапорщик успел пожить в столице и до того, как город умер.

По пути к Промзоне нежелательных встреч не произошло. Разрушенная Москва не посылала им новых испытаний, будто вместе с ними скорбила по погибшему отцу Владару. Позволила на время каждому остаться наедине со своими мыслями.

Прапор привел отряд к низкому зданию промышленного типа, которое когда-то окружали строения поменьше и высокий забор из бетонных плит. Теперь от них остались только обломки, а от забора — пара разрушенных временем и непогодой прясел. Наверху одного из них болтался обрывок колючей проволоки. Аршинов уверенным шагом ступил на заросший бурьяном, заваленный останками строительных конструкций двор. К зданию вела дорожка шириной в четыре метра. Анатолий отметал одну странность — дорожка не огибала препятствий. Машина или живое существо, ее проложившее, двигались прямиком сквозь стены, напролом, как сказочный Китоврас. Судя по тому, что поломанные, прижатые к земле растения не успели засохнуть, путь был проторен совсем недавно. Он заканчивался у ворот, расположенных по центру здания.

Аршинов остановился, дождался остальных.

— Я первым войду. А вы — после. Не пугайтесь мышей. Просто пригните головы.

Томский кивнул, хотя так и не смог понять, почему он должен пугаться мышей, а тем более пригибать голову. Мыши на то и мыши, чтобы бегать по земле. Может, Аршинов что-то перепутал и от мышей следовало беречь ноги?

Прапорщик растворился в темном проеме ворот. А через несколько секунд Толику стало ясно, каких мышей имел в виду Аршинов. Из ворот вылетело черное облако, которое тут же распалось на множество маленьких тварей. Воздух наполнился шуршанием крыльев. Мыши были летучие, а совет пригнуть головы оказался весьма кстати. Стая пронеслась над двором и исчезла в сумерках. Аршинов вышел наружу. Махнул рукой, показывая, что путь свободен. Помещение, куда вошел отряд, имело наклонный пандус метров десять длиной. Он упирался в новые ворота — металлическую ширму, собранную из горизонтальных стальных профилей.

— Тут, ребятки, придется поднатужиться! — объявил Аршинов. — Электродвигатель, понятное дело, еще при царе Горохе сдох. Опустить их в одиночку я опустил, а вот поднять… Лумумба, Федор, давайте-ка вместе возьмемся.

Втроем они легко справились с поставленной задачей: разом вцепились в нижний край рулонных ворот. Заскрежетал пружинный вал. Ворота поднялись. Как только отряд вошел внутрь ангара, Федор опустил ворота. Аршинов поджег налитую в ведро солярку. Вспыхнувший огонь осветил прямоугольный ангар площадью в сорок квадратных метров. У стен в беспорядке валялись шестерни, роторы электродвигателей, ржавые тросы. Посредине ангара стояла накрытая брезентом огромная машина неизвестного назначения, а рядом с ней две бочки. Прапор уселся на одну из них.

— Вольно, мужики. Можно снять намордники, оправиться и закурить.

Желание закурить изъявил только сам Аршинов. Он нарочито медленно сворачивал самокрутку, исподлобья поглядывая на товарищей, которые не отрываясь смотрели на укрытую брезентом машину. Первым не выдержал товарищ Федор.