Уэверли, или шестьдесят лет назад - Вальтер Скотт

За ним Бертрам угрюмый Все время ходит, словно дух за ведьмой, От коей приказаний ждет он.

— Уверяю вас, полковник, — сказал Уэверли, — что вы слишком сурово судите о гайлэндцах.

— Ничуть, ничуть; я не могу спустить им ни йоты, не сбавлю им ни очка. Пусть себе живут на своих голых горах, ходят надутыми от спеси и вешают свои шапки хоть месяцу на рога, если им взбредет на ум такая фантазия, только бы не спускались туда, где люди носят штаны и разговаривают так, что их как-то можно понять. Я говорю — как-то, ибо жители Равнины изъясняются по-английски лишь немногим лучше, чем негры на Ямайке. Мне, право, жаль прет… я хотел сказать — шевалье, что вокруг него собралось столько бандитов. А, между прочим, они здорово рано научаются своему ремеслу. Тут есть, например, какой-то чертенок низшего разряда, какой-то дьявол в пеленках, которого этот ваш друг Гленна… Гленнамак иной раз таскает в своей свите. На вид ему лет пятнадцать, а по части всевозможных пакостей он и столетнего переплюнет. Не так давно на дворе он метал с товарищем кольца. Как раз в это время мимо них проходил какой-то вполне приличного вида джентльмен. Этот чертенок угодил ему кольцом прямо в щиколотку, и тот замахнулся на него тростью. Так этот юный бандит, представьте, выхватил пистолет, как этакий франт Клинчер note 418 из «Поездки на юбилей», и если бы крик «Gardez l'eau!» note 419 из верхнего окна и страх перед неизбежными последствиями не разогнал враждующих в разные стороны, бедный джентльмен погиб бы от руки этого юного василиска note 420.

— Хорошенькую характеристику вы дадите шотландцам, когда вернетесь домой, полковник Толбот!

— О, — отвечал полковник, — судья Шэллоу note 421 избавит меня от этого труда: «Голо, все голо… все нищие, все… Воздух, впрочем, хороший!» И это, заметьте, только когда вы порядком отъедете от Эдинбурга и еще не доберетесь до Лита, вот как мы с вами сейчас.

Вскоре они прибыли в порт.

Качалась шлюпка у причала, И дул попутный свежий ветер.

Стоял корабль у Берик-Ло.

— В добрый час, полковник! Дай бог вам найти дома все так, как вам бы хотелось! Возможно, нам придется встретиться раньше, чем вы ожидаете; поговаривают о скором выступлении в Англию!

— Не говорите мне ничего, — сказал Толбот, — я не желаю сообщать сведений о ваших передвижениях.

— Ну, тогда просто прощайте. Передайте, с тысячью приветов, все, что только можно придумать почтительного и ласкового, сэру Эверарду и тетушке Рэчел. И, если можете, не поминайте меня лихом. Отзывайтесь обо мне настолько снисходительно, насколько позволит ваша совесть. Еще раз прощайте!

— Прощайте, мой милый Уэверли!.. Очень, очень благодарен вам за все, что вы сделали. Смотрите, бросьте плед при первом же удобном случае! Я всегда буду помнить о вас с теплым чувством, и худшее, что я про вас скажу, будет: que diable allait-il faire dans cette galere note 422?

Так они и расстались. Полковник Толбот сел в лодку, а Уэверли вернулся в Эдинбург.

Глава 57. Поход

В наши цели не входит вторгаться в область истории. Поэтому мы лишь напомним читателям, что примерно в начале ноября молодой принц, располагая шестью тысячами войска, а то и меньше, решился на отчаянную попытку проникнуть в сердце Англии, хотя и отдавал себе отчет в том, какие приготовления делались для его встречи. В этот крестовый поход он пустился в погоду, которая сделала бы продвижение всяких других войск немыслимым, но как раз благоприятствовала подвижным горцам, несравненно более закаленным, чем их противник. Не обращая внимания на то, что превосходившая их по силам армия расположилась на границе Шотландии, они осадили и взяли приступом Карлейл, а затем продолжали свой дерзкий поход на юг.

Так как часть полковника Мак-Ивора шла в голове всех кланов, он и Уэверли, который по выносливости мог теперь соперничать с любым горцем и начал понемногу осваиваться с их языком, все время были впереди войска. Впрочем, на продвижение свое на юг они смотрели совершенно по-разному. Фергюс — весь порыв и воодушевление, готовый противостоять целому вооруженному миру, — считал, что каждый шаг приближает их к Лондону. Он не просил, не ожидал, наконец, не желал никакой другой помощи, чтобы еще раз возвести на престол династию Стюартов, кроме поддержки кланов, и, когда к знамени якобитов случайно присоединялись какие-либо приверженцы, эти люди всегда рисовались ему новыми претендентами на милости будущего монарха, которому, как он заключал, придется отнять для их ублаготворения известную толику от того, что должно было выпасть на долю гайлэндских последователей.

Мнение Эдуарда было совершенно иным. Он не мог не заметить, что в тех городах, где они провозглашали королем Иакова Третьего, не было никого, кто бы воскликнул: «Да благословит его господь!» Толпа смотрела и слушала тупо и безучастно, в ней не было заметно даже той шутливости, которая заставляет людей кричать по всякому поводу, лишь бы поупражнять свои голосовые связки. Якобитам вбивали в головы, что в северо-западных графствах есть множество богатых сквайров и бравых фермеров, преданных делу Белой Розы. Но богатых помещиков они почти не видели. Кто бежал из своих поместий, кто прикинулся больным, кто сдался правительству в качестве «подозрительного». Из тех, кто остался, неосведомленные смотрели с изумлением, смешанным с ужасом и отвращением, на первобытный вид, непонятный язык и диковинный наряд шотландских кланов, а болте осмотрительным их малочисленность, видимое отсутствие дисциплины и скудное вооружение казались верными признаками бесславного конца их безумного предприятия. Таким образом, те немногие, кто присоединился к ним, были или фанатики, не представлявшие себе из-за религиозного или политического ослепления возможных последствий этой авантюры, или разорившиеся вконец люди, готовые поставить на карту все, лишь бы поправить свои дела.

Когда барона Брэдуордина как-то спросили, что он думает об этих новобранцах, он сперва долго нюхал табак, а потом сухо ответил, что он не может быть о них самого лучшего мнения, поскольку они в точности напоминают сторонников доброго царя Давида, примкнувших к нему в пещере Адолламской, сиречь всех притесненных, всех должников и всех недовольных, что Вульгата note 423 передает выражением «огорченные душою», и, без сомнения, они окажутся большими мастерами драться, а это придется очень кстати, так как он видел много косых взглядов, брошенных на якобитов.

Но ни одно из этих соображений не тревожило Фергюса. Он любовался плодородием страны и живописным расположением многих поместий, мимо которых они проходили.