Формула счастья - Нина Ненова

Положил руки на грудь и закрыл глаза. Начало становилось дьявольски сложным. С одной стороны, ни в коем случае нельзя было уснуть, с другой — нужно было непременно расслабиться, чтобы быть настолько доступным для юсиан-ских воздействий, как если бы я спал. То есть, нужно было привести свое сознание в некое сбалансированное состояние — например, вспомнить что-нибудь, достаточно приятное для расслабления и в то же время достаточно тревожное, чтобы сохранять бдительность. Вспомнил — но не что-нибудь, а кого-то.

Если я достиг упомянутого баланса, то длился он только считанные секунды. И все же, похоже, что материи именно в этот краткий интервал получили необходимый им импульс, чтобы перейти — переключиться — на следующую фазу. А может быть, и сами негуманоиды нашли, наконец, в себе силы отойти от своих стереотипов и действительно форсировали контакт? Не знаю. Но когда открыл глаза, тьма продолжала быть все такой же черной и, несмотря на это, примерно в трех метрах над собой я увидел свое ее ственное яркое отражение.

Я всмотрелся в него с некоторой досадой — опять разные оптические трюки, сказал я себе. Однако очень скоро понял, что эти вещи совсем не столь элементарны. В действительности и потолок не был зеркальным, и то, что я видел, не было моим отражением. Его глаза были закрыты. А формы — объемны. Голограмма? Отражение лежало горизонтально в воздухе лицом вниз и со скрещенными на груди руками. Излучало внутренний свет, но он, против всякой логики, не оживлял его. Как раз наоборот — придавал ему скованный, мертвецкий вид, чему впрочем значительно способствовала и его поза. Как будто я видел свой собственный труп — заботливо набальзамированный и причесанный, он во мраке мало-помалу опускался ко мне.

Я пошевелился, и то, что только что было кроватью с простынями, вроде как расплескалось, словно теперь я быд погружен в какую-то густую жидкость. Я приподнялся на локтях и наклонил голову. По моему телу сновали тысячи фосфоресцирующих черточек, вперед-назад, налево-направо. Они метались и явно искали друг друга, хотя на вид были абсолютно одинаковыми, а как только находили подходящего «партнера», выстраивались в правильные ряды. И продолжали двигаться уже в виде пунктирных линий, а к ним присоединялись все новые и новые. Брожение быстро заменялось строгим порядком. В конце концов я, как и силуэт Оде-сты на опустевшей базе, оказался в этих пунктирах весь целиком. Они изучали меня, опознавали, запоминали. Я не чувствовал их прикосновения — в них, наверное, не было ничего вещественного, — но был совершенно уверен, что они не только снаружи меня, но и внутри, в моем теле, в моем мозгу — повсюду. Снуют, перемещаются. А может быть — и в моей душе? Где бы она ни находилась. Лазают по ней…

Я превозмог желание встать и резко опустился назад. Услышал плеск, сопровождаемый тягучим бульканьем. Материи вокруг меня как будто действительно потекли. Я уди-, вился тому, что не чувствовал их прикосновения, но потом понял, что в сущности, перестал чувствовать собственное тело. Снова всмотрелся в свой образ там, наверху. Он уже не выглядел мертвецом, больше похож был на спящего. И медленно, очень медленно начал пробуждаться.

Сначала признаки пробуждения были незначительными — вот дрогнули лицевые мышцы, чуть-чуть поднялись брови, расправились губы и вот — вздох!.. Но нет, это была никакая не голограмма. Гораздо более правильно было бы определить это как энергоробот. Который сейчас получал — информацию обо мне от всех этих «насекомых». И точно такой же была их функция — скопировать меня в отражении. Я внимательно проконтролировал свое психическое состояние. Мои мысли были ясными, а чувства притупленными в степени, соответствовавшей ситуации. Неплохо было бы, если бы они скопировали и их.

Внезапно энергоробот скорчился в короткой конвульсии. Раскрыл широко глаза — немигающие и, казалось, незрячие. Его тело не изменило своей позы, но теперь находилось не над, а передо мной. Он продолжал перемещаться все ниже и, несмотря на это, я видел его, не наклоняя головы. Значит, мы двигались оба или само пространство мало-помалу закручивалось вместе с нами. Пока он не оказался примерно на три метра подо мной. И в тот же момент «он» перестал быть. Там был я. С незряче устремленными вверх глазами. Да. Но я остался и здесь, откуда смотрел. Однако сумею ли я удержать эту позицию — присутствовать при собственных трансформациях на расстоянии?

Понятно, это было крайне нежелательно для негумано идов. Доказательства чего я получил немедленно — моя воля начала прогибаться под каким-то очень интенсивным воздействием, в котором не было и помина от прежней таинственности. Игра становилась грубой. Я пропадал. С непреодолимой силой то мое тело тянуло меня к себе, и я его достигал и тонул в нем, как в болоте… Они приводили меня в бессознательном состоянии. Я не мог освободиться из этой мягкой, поглощающей меня западни, не мог сделать и причиняющего боль движения, чтобы боль привела меня в сознание…

И все-таки я вернулся в сознание именно через боль — вызвал ее ощущением чьей-то приближающейся гибели. Мои мысли вновь прояснились, хотя и не полностью, но достаточно, чтобы сообразить, что нужно опередить следующую их атаку.

Мое лицо внизу искривилось в злобной ухмылке, кото рая никак не изменила выражение этих пустых, будто стеклянных глаз.

— Нет. Вы не можете меня устранить. Я не какой-нибудь там переселенец! И я не «предоставлю» вам себя, как женщина, которую я убил. Я буду и здесь! Я буду у вас и тогда, когда мой разум вольется в ваш, и когда вы присвоите мои эмоции. Даже если вы поглотите все мое сознание. Я все равно останусь. Потому что я гораздо больше всего этого. И гораздо, гораздо больше всех вас. Ничтожества!

После десяти лет дипломатии в стиле Зунга такое не могло их не шокировать.

— Хотите меня усыпить или привести в бесчувствие! Вы боитесь выступить открыто против одного единственного человека! Вы годны для вступления в «контакт» только с предметами или с трупами! Так ведь?

Они не возобновили своих воздействий. И не стали что-либо делать. Колебались. Что же им мешало?

…И самые выдающиеся наши ученые не могут понять естество их материи, материалов, машин… Почему? Только ли в нас причина? Или они старательно прячут какую-то свою тайну?…

— Ох-хо-хо! Разве в этом ваша проблема? Чтобы не было очевидцев ваших тайн? Эх, мне ли вас учить? Допускаете меня в Систему, получаете от меня информацию, которую я вам несу, а в конце концов окунаете меня здесь в гадкие помои. Все, точка! — я сделал кульминационную паузу и закончил самым гнусным тоном, на который только был способен. — Ну, да, возьмите пример с нас. Мы всегда готовы ликвидировать почему-либо неугодного нам человека. Или просто «странного» юса.