100 магнитоальбомов советского рока - Александр Кушнир

Кузя Уо, несмотря на сердечную недостаточность, срочно был призван в армию. Летова отправили в психбольницу, где в течение нескольких месяцев накачивали психотропными средствами. Временно ослепнув, он столкнулся с раздвоением сознания и прочими "побочными явлениями", но все же сумел выстоять. Чтобы не сойти с ума, Летов целыми днями писал стихи и рассказы. Одно из стихотворений удалось сохранить: "В сумасшедшем доме художнику приснилось / Что кровавые туши убитых зверей / На мясокомбинате / Превратились в огромные сочные / Апельсины, гранаты, лимоны / И вот они на крюках / Легонько покачиваются / Тихонько звенят".

"В отношении моего опыта в психушке я бы использовал афоризм Ницше: "То, что меня не убивает, делает меня сильнее", - пишет Летов в своей "Творческо-политической автобиографии". - После этого я понял, что я солдат. Причем солдат хороший. Понял я также, что отныне я себе больше не принадлежу. И впредь я должен действовать не так, как я хочу, а так, как кто-то трансцендентный хочет".

Выйдя из больницы, Летов в условиях полной изоляции пишет песни, созвучные его радикальным взглядам того периода: "Дезертир" ("сорвите лица - я живой"), антикоммунистический "Бред" и одну из первых суицидальных композиций "Умереть молодым", близкую по духу моррисоновской "No One Here Gets Out Alive".

Эти и другие песни долгое время существовали в черновом варианте, поскольку никакой возможности записать их у Летова не было. На дворе стоял 86-й год - антироковая кампания, докатившись до Омска с двухлетним опозданием, была в самом разгаре. С большинства местных музыкантов в КГБ взяли расписки, в которых те отказывались от какого-либо участия в опальном летовском проекте.

Психологически Летов был готов записываться самостоятельно. Все упиралось в отсутствие элементарной звукозаписывающей аппаратуры. Единственной омской группой, не испугавшейся сотрудничества с Летовым, оказалась фолк-панк-гаражная команда "Пик и Клаксон". В апреле 87-го года Летов вместе с музыкантами из Пик и Клаксон Олегом и Женей Лищенко выступает на I Новосибирском рок-фестивале.

Летов в домашней студии. 1987 год.

Одной из основных интриг этой акции оказалась неравная схватка местного рок-клуба с обкомом комсомола, который нанес рокерам удар под дых, запретив приезд "Звуков Му" и "Аукцыона". На их место в фестивальной программе президент новосибирского рок-клуба Валера Мурзин в последний момент вписал "Гражданскую оборону". Тексты песен, естественно, подлежали строгой литовке. ГрОбы почему-то записывали их в темном зале, а затем безымянная машинистка впопыхах не перепечатала кое-какие места - как на грех, крамольные. 

Когда группа сыграла первые композиции, в рядах официоза начался столбняк, а зал в полном смысле сходил с ума. Это был дебют Летова и его друзей на большой сцене, и они умудрились устроить в столице Сибири натуральный Пер-Лашез. "Оборона" со своими антисоветскими текстами и грязным гаражным звуком начала крушить все подряд. Охваченный волной дикого кайфа, звукорежиссер "Калинова моста" Александр Кириллов схватил лист бумаги, написал печатными буквами: "Кто литовал?" и пустил эту парфянскую стрелу по рядам в направлении жюри... 

Вернувшийся из Новосибирска домой Летов прекрасно понимал, что пока комсомольская телега о фестивальных подвигах дойдет до Омска, у него в распоряжении еще имеется несколько недель. Именно в этот узкий временной интервал мая-июня 87-го года им в одиночку было записано сразу пять альбомов: "Мышеловка", "Красный альбом", "Хорошо!!", "Тоталитаризм" и "Некрофилия".

Формально числившийся художником-оформителем, Летов к тому моменту уже давно находился в свободном плавании. Не связанный с социумом никакими договорами, он нес трудовую вахту у себя дома, фиксируя по одному альбому за два-три дня. В них вошли композиции периода 1985-1987 годов.

"Я записывался со страшным стремительным кайфом, высунув язык и прищелкивая пальцами. Помню, что когда я закончил "Мышеловку", свел и врубил на полную катушку, то начал самым неистовым образом скакать по комнате до потолка и орать от раздирающей радости и гордости. Я испытал натуральный триумф. И для меня это до сих пор остается основным мерилом собственного творчества: если сотворенное тобой не заставляет тебя самого безуметь и бесноваться от восторга - значит, оно вздорная бренная срань".

Запись "Мышеловки" осуществлялась методом многократного наложения при помощи магнитофонов "Олимп-003", одолженных Летовым у "Пик и Клаксон" и у своего приятеля Дмитрия Логачева. Оба магнитофона Летов слегка переделал, добавив в общую электрическую цепь мерзостное звучание советских колонок и самопальных инструментов. 

В записи каждого из инструментов приходилось прибегать к немалому количеству технических хитростей. Для того чтобы зафиксировать на пленку сложную барабанную партию, Летов записывал ее на девятую скорость и играл в два раза медленнее необходимого темпа. Затем магнитофон переключался на 19-ю скорость, в результате чего барабаны звучали в режиме хорошо темперированного хардкора - как, например, в композициях "Пластилин" и "Иван Говнов".

Уже в те годы Летов тяготел к грязному звучанию. "Вся беда нашего отечественного рока, возможно, состоит в том, что все стараются записаться почище", - говорил он в одном из интервью, датированном концом 80-х. На сессиях "Гражданской обороны" Летов упорно придерживался установки писаться быстро, грязно и максимально энергично. Считая, что атональное сопровождение создает драйв, он в рамках избранного шумового безумия оставался неплохим гитаристом - даже несмотря на некоторую наивность инструментальных вставок ("Он увидел солнце", "Дите", "Дезертир").

Последовательность записи была следующей: Летов играл на барабанах, потом на гитаре, басу и только в самом конце на образовавшуюся инструментальную болванку накладывал голос и дополнительные гитарные партии. Затем вся запись прогонялась через самодельный ревербератор. 

...Летов, по его же словам, "в дрызг и брызг насрал на всяческие очевидные нормы звучания. Суровая противофаза, чудовищный перегруз, сплошной пердежный и ревущий среднечастотный вал... Вокал несколько "посажен" в пользу интенсивности и плотности звучания, что привело в некоторых случаях к заметному затруднению восприятия текстов слушателем".

Как и остальные студийные опусы ранней "Обороны", "Мышеловка" укладывалась в рамки тридцати минут и состояла из пятнадцати очень коротких, но очень энергичных композиций. Несмотря на пять наложений, примитивную технику и нехватку времени, Летову удалось создать один из самых живых и яростных альбомов за всю историю советского рока.

"Мышеловка" открывалась стихотворением "Так же как раньше", написанным Летовым в 85-м году: "Словно после тяжелой и долгой болезни / Я вышел под серым уютным дождем / Прохожие лепят меня как хотят / Так же как раньше / Я в мятой и потной пижаме / Но уже без претензий на белый полет / Cкоро придет / Осень".

Большинство песен напоминали доведенный до экологического примитивизма панк, сыгранный в стиле калифорнийских подвальных команд середины 60-х годов. Вокал Летова аналогов не имел. Это был монотонный вой с элементами шаманского нагнетания напряжения, разукрашенный анархическими лозунгами и выкриками "хой" - как у Майка на альбоме "LV". Несмотря на обилие ненормативной лексики, здесь пока еще нет мрака, характерного для поздних работ "Гражданской обороны". В "Мышеловке" много хуков, злости и запоминающихся рефренов, на интонационном выделении которых строится большинство хитов ("Он увидел солнце", "Желтая пресса", "Иван Говнов" и, конечно же, "Пошли вы все на..."). Так в 87-м году осмеливался петь (вернее, не петь, а рычать) человек, которому терять уже было нечего. 

В своих песнях Летов искал абсолютную свободу, изобретал "новую дерзость" - пусть экстремистскую по форме, но позитивную по сути ("прецедент торжества бунта и свободы над твердокаменными законами и чугунными скрижалями тоталитарного бытия").

Летов боролся с социумом в лице доперестроечного совдепа - а совдеп в свою очередь боролся с Летовым. В конце июня до Омска наконец дошла комсомольская телега, направленная из Новосибирска кем-то из соорганизаторов фестиваля. Летову грозила вторая серия принудительного лечения в психбольнице - со всеми вытекающими последствиями. Мышеловка, однако, не захлопнулась. Не дожидаясь появления санитаров, Летов прихватил сумку со свитером, купил билет на поезд до Москвы и отправился в автономное плавание по стране. 

"Мы с Янкой были в бегах вплоть до декабря 87-го года, - вспоминает Летов. - Объездили всю страну, жили среди хиппи, пели песни на дорогах, питались чем Бог послал. На базарах воровали продукты... Жили в подвалах, в заброшенных вагонах, на чердаках... В конце концов, благодаря усилиям моих родителей розыск прекратили и меня оставили в покое. Начинался новый этап перестройки и диссиденты уже никому не были нужны".