Начало Руси - Дмитрий Иловайский

Так, знаменитый Аристотель в известном сочинении о политике заметил, что "человек по своей природе есть животное самое общественное". Тут же он высказал взгляд и на происхождение государства из семьи. Этот взгляд держался до наших времен. Объяснение показалось так просто и естественно: семья разрослась в род или племя, которое в свою очередь превратилось в государство, причем глава семьи или рода сделался общим главою, т. е. государем. Это так называемая патриархальная теория. Но в настоящее время такая, повидимому, простая теория уже не может иметь научного значения. Самая первобытная семья является для нас вопросом. Между прочим, не одна политика, но и филология в наше время потерпела неудачу на этом вопросе. Известно, что некоторые представители науки сравнительной филологии, с Максом Мюллером во главе, попытались было восстановить быт арийских народов на основании языка, и именно тех слов, которые оказались общими, т. е. сохранившими общий свой корень у всех или у большинства этих народов. Тут на первом плане явились названия разных членов семьи, и они получили любопытное этимологическое толкование. Например: отец значит питатель или покровитель, мать - производительница, брат- помощник, сестра- утеха, дочьдоительница и т. д. Таким образом, явилась следующая картина первобытного семейного быта арийцев: отец - питает и охраняет семью, мать рождает детей, брат помогает в работах сестре, сестра служит для него утешительницею, дочь занимается доением коров и т. п. Но увы, эта картина первобытного семейного счастия, эта идиллия, просуществовала очень недолго в нашем воображении; так как дальнейшие более тщательные разыскания над первоначальным бытом арийцев совершенно не подтвердили ее. Не говоря уже о несостоятельности таких идиллических отношений в тот суровый дикий период, явился вопрос: что прежде существовало - семья в полном, то есть настоящем нашем значении этого слова, или факты языка, сюда относящиеся? Очевидно, язык, т. е. имена и названия, которые прилагались к разным членам семьи, сложились прежде, чем сложилась вполне самая семья, и, следовательно, значение их совсем не то, которое я сейчас привел. Теперь некоторые ученые предполагают, и довольно основательно, что началом новой семьи в первобытном состоянии была мать, а не отец, т. е. что дети в этом состоянии знали свою мать, но еще не знали отца.

Если обратимся к тому предположению, что из семьи выросло государство, то и здесь повторяется тот же результат и также падают разные искусственные теории о происхождении общественной жизни. Одним из представителей этих теорий явился и Фюстель де Куланж в своей книге La cite antique. Семья в нашем значении представляет уже высшую или более развитую степень, нежели племя. Племя нарождалось прежде, чем выработалась семья, а государство уже образовалось из племени. Но этой высшей степени, т. е. государства, достигли и достигают не все первобытные племена; некоторые из них так и остаются на племенной ступени. Для государственных форм нужны соответственные качества и условия. Разъяснение этих качеств, как я полагаю, и составляет задачу сравнительной этнологии, т. е. антропологии и этнографии вместе взятых; но для этой цели прежде всего нужно систематическое собирание подходящего сюда материала.

Кроме упомянутого воззрения Аристотеля, в древности можно встретить и другие, еще менее состоятельные, взгляды на происхождение государств. Эти взгляды являются не в виде отвлеченной теории, как у Аристотеля, а в форме легенд и преданий, повествующих о начале некоторых великих монархий древнего мира. Для примера напомню вам о том предании, какое сообщает Геродот относительно происхождения Мидийского царства. Мидяне, удручаемые внутренними распрями и неурядицами, пришли к мысли выбрать себе судию, который бы разбирал их взаимные ссоры и водворил бы между ними спокойствие и порядок. Выбрали Дейока, и он сделался их царем. Такие басни совершенно естественны в устах древних писателей. Но удивительно то, что и в наше время научной критики возможна еще между учеными вера в такую басню, по которой различные племена, тоже удручаемые внутренними неурядицами, взяли да и выписали из-за моря себе господ, а последние пришли и в несколько лет состроили одно очень большое государство. Ясно, следовательно, как еще наука сравнительной этнологии мало развита и как еще мало распространено убеждение в том, что происхождение и развитие форм государственного быта или государственного организма подчинены таким же непреложным естественным законам, как и всякая жизнь, всякий живой организм. Напомню также вам об известном споре между представителями родового и общинного быта, т. е. споре о том, в каком быте находились наши предки в начальную эпоху своей истории. В настоящее время этот спор уже теряет под собою почву, во-первых, потому, что упраздняется самый факт, его вызвавший, а во-вторых, потому, что слова "родовой быт" и "общинный быт" не дают определенного понятия о действительном быте наших предков в древнюю эпоху. Если посмотреть на него с одной стороны, то, пожалуй, он окажется родовым, а если подойти с другой, то увидим несомненные черты общинного. Вопрос о данной эпохе, по моему крайнему разумению, должен быть поставлен совершенно иначе, и если спрашивать, в каком быте состояли наши предки в первой половине IX века, то вопрос должен относиться к следующим двум формам быта: племенному и государственному. Лично я уже ответил на этот вопрос относительно наших предков. В настоящую же минуту желаю обратить ваше внимание именно на то обстоятельство, что, по моему крайнему разумению, можно признать только две главных ступени в развитии человеческого общества, первая первобытная ступень - это племя, а вторая дальнейшая - это государство. Разумеется, затем и самые формы племенного и государственного быта в свою очередь распадаются на многие и весьма разнообразные ступени: но это уже будет дальнейшее развитие вопроса. Прежде всего, надобно установить главные рубрики, главные положения. Самое главное мое положение состоит в том, что государство происходит из племени. Напрасно было бы облекать это происхождение каким-либо мирным, а тем менее идиллическим характером. Нет, в основе государственного быта всегда лежит борьба племен: обыкновенно наиболее крепкое, наиболее сильное из них одолевает другие и занимает господствующее положение; а во время этой борьбы выдвигаются предводители и вырабатывается власть, которая потом получает государственное, т. е. правительственное значение. Вот в общих чертах то положение, к которому, по моему мнению, приходит наука в наше время по отношению к вопросу о происхождении государственного быта.

Относительно борьбы племен, из которой возникают формы государственного быта, необходимо заметить, что племя, достигающее господствующего положения над другими племенами, обыкновенно превосходит их и физическими, и умственными качествами. В действительности, однако, это общее правило сильно усложняется и видоизменяется вследствие различных условий и обстоятельств. Из своих историко-этнографических наблюдений я пришел к такому выводу, что только те племена достигают государственного быта, которые одарены мужеством, воинственным и предприимчивым характером, а главное - способностью к организации, т. е. к сосредоточению своих сил, к дисциплине и к некоторому, так сказать, политическому творчеству. Есть целые семьи народов, которые отмечены как бы неспособностью к развитию государственных форм. В нашей истории таковыми являются народы финской семьи. Из них мы заметили одно исключение - это мадьяры; но происхождение Мадьярского государства составляет еще вопрос: есть поводы думать, что тут действовала иная, не финская народность, которая и послужила ядром при образовании государственного быта у этого племени, но какое это племя, еще не решено. С другой стороны, история представляет нам примеры воинственных народов, которые бывали грозою своих соседей, однако не основали собственного государства и со временем подчинились чуждой власти. Русская история представляет примеры тому в ятвягах, печенегах, половцах и наконец черкесах. Следовательно, способность к политической организации, к общественной дисциплине составляет главное условие, чтобы быть народом государственным и потом уже народом культурным; ибо история не знает культурных народов вне государственных форм. У всякого народа обыкновенно успехи культуры идут рядом или за развитием государственности. Есть, однако, примеры, что народ или племя основало государство и даже большое государство, а все-таки не сделалось племенем культурным. Такая черта относится вообще к народам Урало-алтайской семьи. Помянутые мадьяры не делают отсюда исключения, а ярким тому примером служат турко-османы в наше время и монголо-татары в средние века.

Я сказал, что господствующее государственное племя обыкновенно отличается превосходством умственных и физических качеств; но это правило в действительности нередко видоизменяется. Можно указать такие случаи, когда племя подчиняет себе другие племена, и физически более сильные и умственно более одаренные. Разительный тому пример представляют те же монголо-татары. Они основали огромную империю, покорив некоторые арийские народы, более их многочисленные и более их одаренные умственными и физическими силами. Об умственном первенстве над ними белой расы нечего и говорить, но любопытно, что и физически они были слабее, о чем ясно свидетельствует современник той эпохи и очевидец монгольской орды, итальянский монах Плано Карпини. Между прочим, он рассказывает следующий факт. Однажды два христианина из Грузии, бывшие в татарском стане, шутя стали бороться с двумя татарами и обоих повалили на землю. Увидя это, толпа татар с яростью бросилась на грузин и страшно их изуродовала. С помощью своего строгого объединения и искусной по тому времени воинской тактики, монголо-татары покорили многие народы и основали огромную империю или собственно целый ряд новых государств; но, не имея высших, культурных свойств, они не удержались на завоеванной ими высоте и кончили все-таки тем, что по большей части подчинились другим, более развитым народам.