Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Спасибо тебе, Господи! – шептала плачущая Жерсанда. – Я даже не успела порадоваться счастливому исходу вашего дела! Луиджи влетел в дом и сказал, что ты – в монастырской больнице, раненная, и что это случилось, когда вас с Розеттой уже выпустили на свободу. Видела бы ты, как он был взбешен!

Анжелина жестом выразила свое изумление, а потом осторожно поднесла руку к голове и пощупала повязку.

Магали встала и поцеловала ее в щеку.

– Мне пора! Оставляю тебя с семьей. Я дожидалась, пока ты придешь в себя, Анжелина, чтобы тебя поздравить. Счастье, что вся эта кутерьма закончилась. Ты хорошо говорила на суде. Признаюсь, я не всегда поступала с тобой по справедливости раньше, да и тут, в Сен-Лизье, я тоже… Не сердись на меня! Ты из тех, кому другие женщины завидуют, все до единой, потому что ты – красивая, способная, умная. Но раньше я не понимала, что вдобавок ко всему ты еще и очень добрая и щедрая душой. А если и бываешь строга, то только потому, что хочешь, чтобы мы, не такие одаренные, как ты, делали меньше ошибок. Ты скоро уедешь в свой замок в Лозере, но прежде я хотела тебя попросить: обучи меня своему знаменитому массажу! Согласна?

– Конечно, Магали! Тебе нужно это уметь, потому что я уеду и никогда больше не буду практиковать в Арьеже. Я не ожидала от судьи такой снисходительности – ведь он дал мне возможность работать в других регионах…

Молодая женщина умолкла и снова потрогала голову.

– Болит? Бедная моя девочка! – запричитала Жерсанда.

– Да, очень болит… Но об этом не беспокойтесь, мадемуазель, моя дорогая мадемуазель! Вы снова со мной! И, как только я поправлюсь, мы вместе отправимся в путешествие!

Когда молодая уроженка Прованса вышла, в коридоре она увидела дрожащего от нетерпения Луиджи, которого сопровождали Жан Бонзон и сестра-санитарка.

Бывший странник подошел к кровати своей любимой жены. На голове у нее была повязка, из-под которой не выбилась ни одна рыжая прядь, а непокрытую повязкой часть лба занимал большой синяк. Анжелина поспешила ему улыбнуться.

С нежностью он взял ее пальчики в свои, чтобы покрыть их поцелуями.

– Это так несправедливо! Как можно желать тебе зла? – воскликнул он. – Ты ведь могла умереть! Жандармы так и не выяснили, кто это сделал.

– Наверное, это как раз тот, кто сам никогда не грешил! – сердито отозвалась Розетта.

Луиджи с Жерсандой в недоумении уставились на девушку, а монахиня, которая до сих пор была в палате, кивнула и перекрестилась.

– Я понимаю ваше возмущение, мадемуазель. Вы вспомнили слова Иисуса Христа, с которыми он обратился к толпе, когда люди хотели побить камнями блудную жену: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень!»

– Foc del cel! А разве есть на свете человек, который никогда не грешил? И каким надо быть наглецом, чтобы так о себе думать? – тут же возмутился Жан Бонзон. – А у тебя шрам останется на всю жизнь, племянница. Он будет напоминать тебе о дне, когда ты так пламенно защищала одну несправедливо обвиненную особу, не будем называть ее имя… Но ты жива и свободна! На что еще жаловаться?

Однако Луиджи с беспокойством рассматривал повязку, которая почему-то делала Анжелину похожей на маленькую девочку. И его гнев еще не утих.

– Моя любимая, моя Виолетта, я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя всей душой! Ты – моя жена, но еще и мой нежный друг, моя сестра! Ты изменила мою жизнь. Мы нередко ссорились, дулись друг на друга из-за мелочей и часто по моей вине, но теперь я понимаю, что сердился на тебя за то, что ты – такая независимая, такая свободолюбивая и не приемлешь подчиненной роли, которой женщины привыкли довольствоваться. Сегодня я получил урок наравне со всеми мужчинами, которые были на суде!

– Луиджи, пожалуйста, не сравнивай себя с мужчинами эгоистичными и жаждущими всем управлять и все решать, которых я осуждала! Ты – другой, и ты всегда был другим, за это я и полюбила тебя, и люблю до сих пор!

Она посмотрела на него своими фиалковыми глазами, такими же сияющими, как и прежде. Он наклонился, обнял ее и почтительно поцеловал, наслаждаясь прикосновением к ее теплой, нежной коже.

– Голова болит? – спросил он.

– Да. И еще мне хочется есть. Я ничего не ела со вчерашнего вечера. В тюрьме нас не слишком баловали!

Луиджи разжал руки и выпрямился. И вдруг, повинуясь внезапному порыву, он погладил ее по животу, холмиком обрисовывающемуся под одеялом.

– Знаешь, мне приснился страшный сон. Как будто я уже не беременна, – призналась она. – Это было такое невероятное отчаяние, я так кричала… А потом я открыла глаза и увидела себя в этой комнате. И Розетту, и Магали, и Жерсанду… Думаю, этот ужас и заставил меня вернуться в реальность. Я так испугалась, что пришла в себя.

– Мои дорогие дети, наконец-то мы вместе и страшиться больше нечего! Луиджи, сынок, позаботься о том, чтобы мы уехали, как только это будет возможно. Все приготовления уже сделаны.

– Да, матушка! Но прежде я хочу поговорить с доктором. Нельзя рисковать здоровьем Анжелины и нашего малыша!

– Первое, что нужно сделать, – это накормить нашу пациентку, – вмешалась в разговор сестра-санитарка. – Спущусь-ка я в кухню и попрошу подать ей хороший обед. А потом мадам будет полезно отдохнуть. Доктор Бюффардо приказал дать ей ложку опийной настойки, если головная боль не прекратится. Но, думаю, при такой травме голова еще долго будет болеть.

– Вы совершенно правы, сестра! – поддержал монахиню Жан Бонзон. – Теперь я вижу: моя племянница в надежных руках! Я бы тоже с удовольствием перекусил и даже выпил бы стаканчик белого вина, благо есть что отметить!

Жерсанда с церемонным видом встала и взяла дядюшку Жана за руку.

– Приглашаю вас к себе! Энджи, мы вернемся вечером. Дорогая моя девочка, поскорее набирайся сил! А ты, Розетта, хочешь пообщаться с Октавией? Она как раз приготовила рагу из зайчатины и пирожные. У нас ты сможешь помыться и переменить платье.

– С радостью, мадемуазель! В четыре у меня свидание с Виктором на улице Мобек. Мне обязательно нужно привести себя в порядок.

Анжелина вслушивалась в знакомые голоса, и интонации ясно говорили о том, что счастье к ним вернулось – обычное счастье, которое кроется в невинных мелочах повседневности.

– Я побуду еще немного с женой, – сказал Луиджи. – Приду позже.

И эти его слова – тоже частички счастья… Анжелина пожала супругу руку и закрыла глаза. «Как прекрасна жизнь! – подумала она. – Кажется, я перенеслась на несколько лет вперед на хаотичном пути, населенном страшными тенями и ослепительными вспышками света. И это при том, что в последние несколько дней меня преследовало чувство, будто я стою на пороге ада. Но теперь мы пойдем рука об руку с любимым, и я не стану оглядываться. Пойдем прямиком туда, где солнце, яркие краски и радость!»