Огненный волк - Елизавета Дворецкая

И она пошла через березняк к опушке, осторожно переставляя непривычно тяжелые ноги, хватаясь за стволы берез, и белые сестры радостно подставляли ей плечи для опоры. Горячая кровь не переставая стучала в ее членах, огонечек в груди горел и наполнял ее новой, неведомой прежде силой. Шаг за шагом ее ноги ступали все тверже, в сердце крепла вера — этот огонек не угаснет, ни ночь, ни зима не имеют сил его затушить, в самую глухую темень и в самый лютый мороз он будет согревать ее и вести. Это и есть человеческое тепло, одолевающее даже чары Зимерзлы — а ведь она и самого Перуна укладывает спать на половину года.

Она не задумывалась, куда идет, огонек сам вел ее. Миновав березняк и ельник, девушка увидела избушку под замшелой крышей и поняла: первый ее путь — сюда. Здесь ее ждут сильнее всего, сюда ее послал Дуб. Взор ее уперся в темные бревенчатые стены, она протерла кулачками глаза, но видела все то же — для человеческого взора в мире много преград. Но в мыслях ее ожил неясный образ человека — она не знала, что это память, способность видеть прошлое, которая делает человека иной раз более зрячим, чем воздушных детей богов, для которых нет времени, нет ни вчера, ни завтра, а одно вечное неизменное сегодня.

Огонек в груди жег ее, толкал к избушке, и она знала, что там, за этими темными стенами, ждет ее человек, впервые дохнувший на нее этим чудесным огнем. Противный запах полыни заставил ее сморщиться, но не мог больше заставить отступить. Девушка коснулась двери, толкнула, налегла всем телом — прежней силы в ней больше не было, а владеть новой она еще не умела. Дверь с недовольным скрипом подалась, девушка шагнула через порог, боязливо нагнув светлую голову под низкой притолокой, остановилась за порогом, вглядываясь в полутьму.

Брезь приподнялся на лавке, веря и не веря своим глазам. Да, он ждал ее, много дней и ночей ждал, и вот она пришла, его Горлинка, еще более красивая, чем прежде, с чистым сиянием над челом, с мягкими косами, струящимися до колен. Такой онапоказалась ему в березняке в Ярилин день, но тогда она бежала прочь. Брезь потянулся к ней, стараясь встать и боясь, что вот сейчас светлое видение исчезнет уже навсегда, унося с собой его жизнь.

— Горлинка! — шепотом крикнул он, сердце его кричало, но в груди не было сил позвать громче. — Горлинка, ты…

И новое имя, прозвучавшее вслух, пробудило ее от изумленного оцепенения. Да, это ее имя, прибретенное ею в час перерождения, оно — ключ, отворивший душе дорогу в этот прекрасный мир. Горячие слезы вскипели на ее глазах, горячая волна плеснула из сердца и затопила весь мир. Горлинка не знала, что имя этого огня — любовь, ведомая только смертным, но, повинуясь ему, она шагнула к Брезю, протягивая руки.

— Я… — только и смогла она выговорить, крепко сжимая руки Брезя, горячие и сильные, надежную опору ее в этом новом мире. — Я к тебе…

И сила, больше прежней, вдруг наполнила Брезя. Забыв о своей хвори, обо всем на свете, кроме вернувшейся невесты, вернувшейся навсегда, он вскочил с лежанки и обнял Горлинку. Она подняла к нему лицо, как впервые когда-то — теперь ему казалось, что это было целую жизнь назад. От ее волос тонко веяло девясилом — травой девяти жизней, руки ее были мягки и нежны, как лебединые крылья, а голубые глаза сияли живым человеческим теплом.

Князь Кабанов рвался из чащи к опушке над берегом Белезени. От реки поднимался густой прохладный туман, посланный в благодарность за принесенную жертву, и мешался с дымом угасающих костров. Везде на примятой сотнями ног траве виднелись поблекшие венки, увядшие березовые ветки. Поеживаясь от утреннего холода и позевывая после бессонной ночи, люди прощались с родичами и друзьями из других родов, скликали своих, собираясь восвояси, и многие уже разошлись.

Брусничка брела мимо опушки к стайке сестер, и вдруг прямо возле нее послышался оглушительный треск веток и на поляну выскочил огромный черный кабан. С криком она бросилась бежать, не разбирая дороги; весь берег вмиг вспыхнул истошными криками, женщины бежали, путаясь в подолах праздничных рубах, мужчины всполошенно хлопали себя по бедрам, но ножи и топоры остались дома.

Но оружие было и не нужно. Не обращая внимания на кричащих и мечущихся людей, огромный кабан бросился к береговому выступу, откуда сбрасывали жертву, и завертелся, жадно принюхиваясь. Наконец он различил среди множества следов один, затоптанный за ночь, который был ему нужен. Громко и яростно всхрапывая, зверь бросился к березняку, не поднимая рыла от травы, царапая землю страшными клыками. Миг, и он исчез за белыми стволами, только глубокие отпечатки крупных острых копыт остались в мягкой земле, убеждая, что это не видение. И не к добру явился оборотень на берег на самое утро после Купальской ночи — это понимал всякий. Спасибо Светлому Дажьбогу, не задрал никого!

А Князь Кабанов тем временем мчался через березняк. Теплый след легких девичьих ног вел его по росистой траве. Вот и берег Святоозера. Здесь пахло берегинями — целая стая дочерей Дажьбога плескалась здесь совсем недавно. Презрительно хрюкнув, кабан снова стал искать след и вдруг застыл в недоумении.

След пропал. Девчонка стояла здесь, под дубом, и вдруг пропала, как улетела. Раздосадованно храпя, кабан стал кружить по поляне. И след нашелся снова, совсем близко. Теперь что-то в нем неуловимо изменилось, смешался запах берегини и человека. Но человечьим духом пахло больше, и кабан бросился по новому следу прочь из березняка.

Елова возвращалась в свою избушку, устало опираясь на древко священной рогатины Вешника. Эта ночь так утомила ее, что не хватило сил даже зайти на займище за Милавой. Впрочем, ведунья думала найти девушку в своей избушке. Клык Князя Кабанов сам приведет ее, куда надо.

Дверь избушки сама раскрылась ей навстречу, и через порог ступил Брезь. Елова в недоумении остановилась, не веря своим глазам. Ее беспокоило, жив ли он после ночи, навек лишившей его неземной возлюбленной, а он вышел, здоровый и полный сил, словно все его помрачение и недуг были дурным сном.

И тут же Елова все поняла. Выйдя за порог, Брезь придержал за собой замшелую дверь и помог выйти девушке с двумя длинными, до колен, светло-русыми косами. Над челом ее сиял мягкий свет, видимый даже простому человеку. Елова сразу поняла, кто это, и остановилась перед крыльцом. Она повидала на своем веку немало чудес, но сейчас с трудом могла поверить, что это не сон. Берегиня. Ей удалось. Милава поймала ее. Опять прав Князь — в этой девушке дремлет чудесная сила. Но где же она сама?

Брезь увидел ведунью и улыбнулся. Давно Елова не встречала человеческой улыбки, но по лицу Брезя было видно, что он готов обнять весь мир.