Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях - Рамазан Абдулатипов

Петровские преобразования, а потом февраль и октябрь 1917 г., а теперь и развал Советского Союза фактически неоднократно прерывали естественный процесс этногенеза русского и других народов страны. Фактически ни один народ в Российской Федерации, в том числе и русский, не прошел в классическом смысле этап капиталистического этнонационального становления. Прерывистость и прерванность этого процесса существенно деформировали этнонациональное самосознание, этнонациональное самочувствие, прежде всего, русского этноса, а значит, и всех российских этнонациональных общностей в различных ориентациях. Русских превращали то в немцев, то во французов, делая все для того, чтобы они прекратили быть русскими. На этом фоне нерусские в большей степени становились русскими, чем сами русские. Это цивилизационные разломы, которым была подвергнута Россия, а значит, и русский народ. Создался этнокультурный вакуум, который стал заполняться элементами не родового, не этногенетического, а привнесенного характера. Произошло насильственное социально-политическое вторжение в этнонациональное русского и других народов. Разрушение России – это, прежде всего, разрушение самобытности ее народов, их общности, солидарности, разрушение единой российской нации.

Социал-демократические идеи еще были не адекватны не только для российской действительности, но и для достигнутого уровня социально-экономической и этнонациональной консолидации. Насаждение этих идей шло достаточно искусственно, что разрушило формирующиеся новые социальные и этнонациональные основы российского общества. Кроме того, Россия располагала чрезмерно обширной территорией, большим количеством различных этносов и культур, которые не в одинаковой степени были развиты в социально-экономическом смысле. Они не были адаптированы в должной степени как друг к другу, так и к меняющимся условиям социально-экономического бытия. Они как бы представляли из себя цивилизационные единицы, не в одинаковой степени идентичные самой России. Да и сама Россия, оказалось, не всегда себя могла идентифицировать даже с русскими. Процесс развития и взаимодействия народов оказался очень сложным и противоречивым. Нужна была политика не противопоставления интересов этнонациональностей, а их согласования и стыковки, прежде всего, с целью адаптации их к этногенетическим основам совместного бытия для формирования своей общности в российской нации. Нужно стремиться не ассимилировать или, наоборот, загонять народы в патриархальность, а необходимо создавать соответствующие правовые и социально-политические механизмы для сохранения самобытности и равноправного и равнодостойного развития и взаимодействия каждой этнонации, культуры, личности в согражданстве. Без этого сам процесс этнонационального развития рано или поздно ведет к историческому разлому многонациональной общности, каковой является Россия, российская нация. Следовательно, в результате искаженная суть этнонационального развития, его кризис ведут и к межнациональным кризисам. И это все потому, что простые и естественные явления не доходят до понимания и реализации в политике и в социальной практике.

Можно сказать, что царское самодержавие так и не дало четкую модель ни ассимиляционного, ни интеграционного развития народов России. Декларируя одно, а действуя по-иному, администрация самодержавия сталкивала национальности. Также примерно поступало и руководство Советского Союза. Хотя в смысле развития и равноправия здесь было сделано многое, но опять-таки, борясь подспудно против самобытности, не доверяя этнонациональным проявлениям, продолжая на деле имперскую политику. Отсюда и подозрительность народов к политике государства, которая заканчивалась подозрениями и враждебностью самих народов друг к другу, поставленных в такую ситуацию.

Многое было упущено и в смысле нахождения формы идентичности многих национальностей России, их самоидентификации, сохранения себя в более самостоятельном состоянии, но в дружбе, содружестве. Казаху трудно было быть полностью казахом, но вместе с тем казах не стал и русским в полной мере. Русским навязывалась мысль «старшего брата», главного, самодостаточного, не нуждающегося ни в какой инонациональной культуре и языке, а на деле он оказался где-то оторван и от собственного этнонационального бытия. Политические режимы России сделали все для того, чтобы в постоянной борьбе превратить, довести этнонациональный фактор до маргинального состояния, а это оказалось самым благоприятным полем для «массовой культуры», насаждения отчужденности и недоверия даже в единых цивилизационных процессах. Именно такое маргинальное состояние мешает становлению этнонационального бытия, его взаимодействию с объективными законами развития народов и индивидов в их социальном и духовном становлении.

Все же в России жизненность этноэнергетики была сохранена культурно-цивилизационной идентичностью русского и других составляющих этнонаций, хотя не были найдены прочные и долгосрочные интеграционные политико-правовые механизмы сохранения этнонациональной самобытности каждого народа, и прежде всего русского народа, и их всестороннего, созидательного взаимодействия. Не одинаковым для различных национальностей оказался и уровень их вмонтированности в российскую государственность. Мы уже отмечали, что борьба с этнонациональной самобытностью разных народов, попыткой их русификации обернулась борьбой с национальной самобытностью русского народа, на ценностях и духовности которого исторически выстраивалась сама Россия, российское содружество народов и российская государственность, а абстрактно классовые и даже общечеловеческие, узконациональные или наднациональные ценности оказались непригодными для обеспечения полноценного развития этнонационального бытия конкретных народов и этнонационального самоопределения и интеграции в составе единого суверенного государства. Вот почему не состоялась советская или российская нация. Государство и общество так и не смогли определить свои подлинные ценности и духовный смысл своей жизнедеятельности в сфере этнонациональных отношений. Национальность как собственная этническая идентичность, собственная базовая структура автономного развития зачастую оказывалась оторванной от единого общероссийского цивилизационного пространства. Этнонации как бы были взбудоражены, оторваны от своих корней, среды обитания и остались в висячем состоянии над пропастью, объединяясь не по сути, а в хаотичном движении, карабкаясь в поисках своей идентичности.

Но исторический процесс этого движения в сторону взаимодействия в рамках одной страны народов уже пошел, автоматически повернуть назад и отойти уже от интеграционных процессов и ценностей взаимодействия оказалось тоже делом тяжелым. Мучения объединения и адаптации закончились не меньшими страданиями развода и расхождения. И главное в том, что исторический процесс самобытного, эволюционного, этнонационального становления народов России, их интеграционной общности был неоднократно и насильственно прерван. Как нигде легко вторгались в российскую действительность на различных этапах, под различными лозунгами и геополитические процессы, которые стали достаточно разрушительны для основ этнонационального бытия, этнонациональной идентичности и этнонациональной самобытности. Многие этнонациональности оказались ослабленными из-за отделения друг от друга, будучи изначально не в одинаковой степени адаптированными к единой нации-государству. После развала Советского Союза около 18–20 млн. русских и более 4 млн. остальных национальностей России опять-таки остались как бы вне общей среды обитания единой страны. Это оказался процесс достаточно сложный с точки зрения как этнонационального, так и социального бытия, формирования нового потенциала внутринационального и межнационального сожительства. А если нет внутринационального единства, народ не может определить свои ценностные ориентации для полноценной интеграции с другими народами. Именно в таком состоянии оказались все советские этнонации. Русские в конце 80-х гг. составляли 40 % населения Казахстана, 32 % Латвии, 27 % Эстонии, 25 % Киргизии, 12 % Туркмении, 12 % Белоруссии, 12 % Молдавии, 10 % Узбекистана, 5 % Таджикистана, 7 % Азербайджана, 7 % Грузии. Следовательно, достаточно сложными в силу их нового статуса оказались и возможности их этнонационального развития, исторической связи с Россией и с местными национальностями. Никто, и прежде всего русские, не были подготовлены к такой ситуации и к такому статусу. Тем более что к старой исторической цивилизационной оторванности этих стран и народов прибавилась и новая социально-политическая оторванность от России, одновременно бесконечно резкие переходы от одной идентичности к другой. Это достаточно сложный феномен очередной ломки сознания людей, целых народов, который имеет кризисные последствия. Если вчера русская нация как бы считалась самой влиятельной и имела свою определяющую нишу политической поддержки в Латвии, Литве, Эстонии, Грузии и т. д., то она эту нишу потеряла автоматически после того, как рухнул Советский Союз. Русские, конечно же, не были готовы к такому изменению своего статуса, хотя проблемы адаптации и прав были и до этого. Изменилась ситуация и в самой России. В той или иной степени эти процессы отразились, прежде всего, и на народах, которые остались внутри самой России. Часть из них стали копировать народы союзных республик, объявляя суверенитет вплоть до требований выхода из состава России. Другие добивались равноправия и более убедительного представительства в составе российского государства. Русские в самой России тоже стали стремиться к традиционным своим историческим корням и идеям русской государственности и к своей государствообразующей роли. Недоверие к эстонцам, грузинам, молдаванам и другим обернулось потом острым недоверием к татарам, чеченцам, дагестанцам, тувинцам и другим. Обеспечение же равноправного участия всех народов в целом в деле государственного строительства в новых исторических условиях с учетом всех исторически накопившихся противоречий этнонационального развития и межнационального сотрудничества в рамках многонационального народа Российской Федерации оказалось тоже процессом весьма сложным. Как бы там ни было, но объективно начался новый этап развития этнонаций в многонациональном обществе, когда актуализируется этнонациональная самобытность в самых различных измерениях в большей степени, чем межнациональная солидарность. На повестке дня неминуемо встала и проблема не только этнонационального самоопределения русских в бывших республиках Союза, но и этнонационального самоопределения русских и других национальностей в самой России. Это все происходило в ходе становления российской государственности с достаточно тяжелыми наслоениями прошлого и идеализацией будущего каждого народа в его суверенном развитии, упуская солидарные, общностные интересы.