Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов

Указание Лопухина на испуг царя – вовсе не преувеличение: Николай II побоялся даже приехать в Москву на похороны любимого дяди. О растерянности Николая II свидетельствует и то, что 18 февраля им было подписано сразу три постановления, ни формой, ни содержанием друг с другом не согласованных. Ясно было, что они готовились различными политическими группировками и утверждались при настроениях, близких к паническим.

Манифест 18 февраля призывал общество на борьбу с крамолой; рескрипт на имя Булыгина, упомянутый Лопухиным, обещал привлечь выборных представителей народа к обсуждению законов; указ Сенату вменял в обязанности министров рассматривать предложения лиц и организаций по совершенствованию государственного управления и повышению благосостояния. Последний акт в определенной степени допускал свободу собраний и образования союзов.

Разумная и последовательная политика в духе двух последних постановлений вела Россию к реформам, которые, возможно, значительно раньше вывели бы страну из революционной ситуации 1905-1907 годов, чем получилось в реальности. Увы, шок, вызванный гибелью великого князя, продолжался немногим долее, чем аналогичное состояние после гибели Плеве летом 1904 года.

Как только у Николая II исчезало ощущение ухода почвы из-под ног, вызванное террористическим актом, революцией или военным поражением, он тут же стремился забрать назад все свои уступки и обещания в отношении разделения власти в стране между собой и своими подданными. Этот возвратно-поступательный политический процесс и держал страну в состоянии неослабевающего напряжения, завершившегося революцией 1917 года.

Сразу после скандала, учиненного Треповым, Лопухин и Медников выезжали в Москву для расследования убийства по свежим следам. Это, естественно, ни к чему не привело. Не были выявлены и какие-либо упущения в деятельности Московского Охранного отделения, которые бы позволили Лопухину, по его обычаю, свалить на москвичей всю ответственность за неудачную охрану великого князя. Промахом московских охранников было лишь то, что они не смогли сесть на хвост к Савинкову во время его свидания с Зензиновым в декабре 1904 года; это был единственный шанс, предоставленный полиции автономно действующей группой Савинкова.

Не задели террористов и аресты Московского комитета ПСР и эсеровского актива, произведенные по приказу Лопухина накануне 9 января. Тем более это усугубляло вопрос о недостаточной внешней охране великого князя. При иных обстоятельствах, может быть, никто бы и не заострял вопрос об отказе Лопухина в выдаче необходимых средств, но после скандала с Треповым к этому было привлечено всеобщее внимание.

Разумеется, у Лопухина свободных средств не оставалось – и необходимые чрезвычайные расходы на контрразведку это вполне оправдали. Но по такому особому случаю он мог бы обратиться за деньгами к вышестоящим инстанциям – и тем самым переложить на них ответственность за все последующее. Лопухин на это не пошел, что оставляло весьма неприятный осадок. Атмосфера вокруг директора Департамента полиции явно сгустилась, и спасти его могли только экстраординарные успехи.

Некоторые успехи ведомство, возглавляемое Лопухиным, в этот период имело, осуществляя буквально ювелирную работу по руководству революционными партиями.

Как известно, в социал-демократии самым рьяным инициатором раскола выступал В.И.Ленин: коль скоро он не мог претендовать на единоличное руководство всем революционным движением и всей социал-демократией (что, на самом деле, было основным движущим мотивом его деятельности в дореволюционный период), то старался хотя бы сохранить свое безраздельное влияние в большевистском крыле. Преимущество такого сепаратизма для Ленина и его сторонников объективно проявилось только в апреле 1917 года; выяснилось, что Ленин действительно возглавляет не очень многочисленную (весной 1917 года и раньше), но дисциплинированную политическую силу – значительно более сплоченную, чем все остальные политические партии в стране.

До Февральской же революции склочная раскольническая деятельность Ильича вносила немалый хаос в руководство революционными действиями, и поэтому Департамент полиции всячески поощрял ленинизм в ущерб остальным течениям. Достигалось это, понятно, чисто полицейскими средствами. Вот как это было сделано в Москве в феврале 1905 года, сразу после пребывания там Лопухина.

Еще летом 1904 года деятельность Ленина встречала серьезное сопротивление в рядах его собственных сторонников: его лишили права заграничного представителя ЦК и поставили публикацию его статей под официальную цензуру Центрального Комитета (подобное повторилось лишь в последний год деятельности Ленина – с осени 1922 года).

7 февраля 1905 года в Москве состоялось заседание большевистского ЦК, принявшее решение о выводе Ленина из ЦК и Совета партии. Реакция полиции была мгновенной и однозначной: 9 февраля почти весь состав ЦК был арестован на квартире писателя Леонида Андреева.

Единственные оставшиеся на свободе цековцы Л.Б.Красин и А.И.Любимов были вынуждены пойти на компромисс с Лениным и дать согласие на созыв III съезда РСДРП под его эгидой. Меньшевики, как известно, на такой съезд не явились, собрав собственную партийную конференцию. Раскол углубился, вызывая недоумение тогда еще немногочисленных рабочих-партийцев.

Но все это тогда казалось пустяком по сравнению с борьбой с терроризмом, а вот тут-то Лопухин и оказался обойденным в своем собственном ведомстве.

Парадокс февральской ситуации заключался в том, что рескрипт на имя Булыгина и был приблизительно таким актом, которого в декабре безуспешно добивались Святополк-Мирский и Лопухин. Но ни первому из них, ни уже и второму это запоздалое достижение ничего не дало в личном либо в должностном плане. Более того, избавившийся от основных своих недругов (Плеве и Сергея Александровича) Лопухин именно их гибелью подорвал и свой авторитет как шефа полиции.

Ситуация была такой, что только решительный удар по террористам мог бы сейчас выручить Лопухина. Возможно, отсюда, отчасти, и его раздражение против Спиридовича, не сумевшего вовремя изменить фронт: вот теперь-то Лопухину был бы весьма полезен арест Боришанского и давней соратницы Азефа Марии Селюк!

Похоже, что предусмотрительный Азеф это предвидел. Именно поэтому он не делился с Департаментом полиции никакой информацией о готовящихся террористических актах; именно поэтому избегал собственного появления на российской территории и личных контактов с Лопухиным за границей.

М.Е.Бакай, обвинявший в 1908 году Азефа в связях с Департаментом полиции, указывал на то, что в Департаменте заранее знали об убийстве великого князя. Это доказывалось тем, что прямо в день убийства или на следующий день Департамент разослал циркуляр о розыске в связи с этим Бориса Савинкова. Но в данном случае (как и в большинстве других) аргументация Бакая несостоятельна. Наоборот, есть весомые аргументы в пользу того, что Департамент практически ничего не знал о деятельности группы Савинкова.

Участие самого Савинкова в убийстве было очевидным: это вытекало из донесений о его переговорах с Зензиновым и позже с московскими либералами – отсюда и циркуляр Департамента. Но даже состав группы был для Департамента полной неизвестностью.

Личность Каляева, отказавшегося назвать себя, была установлена только в марте по материалам Варшавского Охранного отделения о начальном этапе совместной революционной деятельности Савинкова и Каляева. Никому из позже арестованных участников группы (Моисеенко был арестован в марте, Куликовский – в июне, Бриллиант – в декабре 1905 года) не предъявлялись обвинения в участии в покушении на великого князя, которые, скорее всего, привели бы их на виселицу (Куликовского уж наверняка бы!). Более того – Моисеенко при аресте был принят за Савинкова; недоразумение выяснилось, но это доказывает и то, что самого Моисеенко лично никто не разыскивал.

Азеф, прятавшийся за границей, в данном случае не устроил и запоздалых предупреждений о покушении, как это он делал в 1904 году. Впрочем, чтобы давать запоздалые предупреждения о покушениях, нужно знать их реальные сроки; Азеф же этой информацией в сложившейся ситуации не обладал. Тем не менее, террористическая работа все же продвигалась согласно его планам. Азефа в данный период времени явно устраивала роль единоличного вершителя судеб России.

Но такая его роль столь же явно не устраивала Лопухина. Не случайно в сентябре-декабре 1904 года Лопухин потратил столько сил, чтобы заполучить сотрудничество Зубатова и обуздать Азефа. И в том же декабре 1904 года судьба вроде бы смилостивилась над Лопухиным и дала ему шанс установить личный контроль над террором.