Голова королевы. Том 1 - Эрнст Питаваль

При этой насмешке сэр Вильям побледнел от ярости, и когда увидал, что его брат, принявший все происшедшее за шутку, улыбнулся, то кинулся на него и всадил ему в сердце кинжал с восклицанием:

— Я не дам тебе торжествовать!

Едва совершилось ужасное дело, как преступник раскаялся в нем, оцепенев от ужаса.

— Вот кто убийца! — вдруг указал он на графиню. — Она обманула меня! — и сотрясся в диком хохоте, так как безумие поколебало его рассудок.

С того дня графы Лейстеры не вступали больше в замок; графиня содержалась там в заточении до самой смерти, и толкуют, будто ее призрак бродит в полночь по заброшенному замку.

— Лет восемнадцать назад, — продолжал свой рассказ Ламберт, — сын графа Отто, третьего брата и наследника графства, прибыл сюда. Он заблудился на охоте и решил остановится у меня, чтобы не входить в замок. Он увидал мою Бэтси, привлек к себе ее сердце, уговорил ее встречаться с ним тайком от меня и, дав девушке священный обет жениться на ней после смерти своего отца, отнял у нее девичью честь в том проклятом замке. Бэтси верила ему, пока не узнала, что лорд сделал несчастными и других девушек, пока не убедилась, что он изменил ей. Тогда она с отчаяния нашла смерть в здешнем пруду. Однако граф Отто не избег проклятия, тяготевшего над его домом и заслуженного им самим низостью: он также пал от руки родного брата, когда отнял у него любовь одной женщины. Весь графский род вымер, будь он проклят! Новый граф, который теперь носит имя Лейстеров, домогался руки шотландской королевы и в то же время прислал вас сюда, в Кэнмор-Кастл, где было посеяно проклятие и где оно взошло, а мне, отцу несчастной Бэтси, вверяет свою жертву. Доверяете ли вы любви лорда? Думаете ли вы в самом деле стать леди Лейстер, или хотите, чтобы новое преступление в Кэнмор-Кастле породило проклятие для нового поколения?

Филли с трепетом слушала этот рассказ, зловещий страх проник ей в душу, но чистосердечное доверие одержало верх над сомнением; она схватила руку Ламберта, пожала ее, точно желая уверить его в искреннем сочувствии, и знаками стала показывать, что Лейстер ее не погубит.

— Господь да благословит вашу веру, но да укрепит также и вашу силу, леди! — печально пробормотал Ламберт, поняв, что Филли ему хотела сказать. — Я не знаю еще графа, но предостерег вас на всякий случай!

В замке были приготовлены комнаты для Филли. Кингтон прислал двух горничных, однако немая гостья не нуждалась в них. Тони предупреждала все ее желания. Молодые девушки подружились, и Ламберт как будто ожил, видя, как горячо привязалась Тони к новой подруге, которая с каждым днем становилась все милее и ему самому.

Протекло несколько недель без всякого известия от графа Лейстера, тревоги Кингтона, что Филли будут разыскивать, также казались совершенно неосновательными, потому что никто еще не покушался нарушить замкнутость Кэнмор-Кастла непрошеным посещением.

Но вот в один холодный зимний день зазвенел колокольчик у ворот парка, и когда Ламберт отворил, то увидал перед собою Пельдрама. Он сообщил, что на днях, вероятно, явятся двое мужчин, которые, с разрешения графа, приступят к поискам Филли, однако сэр Кингтон надеется, что ее не отыщут, и просит Ламберта вспомнить о последствиях, угрожающих ему в противном случае. От самого графа, по словам Пельдрама, не было никаких известий.

— Не беспокойтесь, — заверил Ламберт, — в потайных ходах старого замка не найдут никого, кто вздумает там спрятаться. Однако довольно странно, что граф дает разрешение производить обыск и желает, чтобы никого не нашли.

Пельдрам, пожав плечами, сказал с хитрой усмешкой:

— Не знаю, но причину, кажется, не трудно отгадать. Леди, пожалуй, должна исчезнуть навсегда после того, как надоест графу, а в таком случае придется очень кстати, что замок предварительно обыщут и не найдут в нем никого.

Ламберт вздрогнул и невольно сжал кулаки.

— Ну, тогда, может быть, найдется и неожиданный мститель! — проворчал он про себя, запирая за Пельдрамом ворота.

Несколько часов спустя раздался новый звонок, у ворот остановился одинокий всадник. Он был закутан в черный плащ, и только по золотым шпорам можно было признать в нем рыцаря.

— Отворите! — нетерпеливо крикнул он, хотя управляющий уже отодвигал железные засовы. — Это вы Джон Ламберт?

— Я, господин, а что вам угодно?

— Я — граф Лейстер. Ведите меня к леди, которая спряталась здесь.

— Вы ошибаетесь, господин, здесь нет никакой спрятанной леди. Кроме того, чем вы можете доказать, что вы действительно граф Лейстер?

— Знаком ли вам герб Лейстеров? — спросил Дэдлей, показывая Ламберту свой перстень. — Это — моя печать. Еще раз, где леди?

— Милорд, она в замке.

— Ведите меня к ней, я тороплюсь.

Управляющий повиновался строгому приказанию. Он не смел сомневаться, что видит перед собою лорда, — кольцо было настоящим; кроме того, все сомнения рассеялись у него, когда Филли при входе графа кинулась в его объятия.

— Ступайте! — сказал Лейстер Ламберту, заметив его у дверей. — Зачем это вы обнажили кинжал?

— Чтобы поразить вас, если бы вы оказались мнимым владельцем Кенмор-Кастла!

— Вы — надежный страж и будете награждены мною за вашу верность.

— Вознаградите за это вашу невесту, милорд, она завоевывает сердца успешнее вашего золота.

Угрюмый Ламберт придал слову «невеста» особое ударение, и Лейстеру показалось, будто угроза промелькнула в его суровом взгляде. Он подал ему знак удалиться, после чего сказал Филли, все еще прижимавшейся к его груди и не выпускавшей его из объятий:

— Я вижу, что ты, несмотря на свою немоту, сумела расположить к себе этого нелюдима. Да и как могло быть иначе? — любовался он ею. — Ты так прекрасна, как все королевы на свете, взятые вместе.

Дэдлей сбросил плащ и сел на диван, он хотел привлечь к себе Филли, но она тихонько отстранила его и села на ковер у его ног.

— Зачем не хочешь ты прильнуть к моему сердцу? Филли, теперь я твой. Теперь я могу вполне упиваться твоею любовью. Еще одна кратковременная отлучка — мне надо побывать при лондонском дворе для того, чтобы сложить с себя придворное звание и откланяться Елизавете, — и тогда я буду твоим нераздельно, тогда ничто не разлучит нас больше. Я велю распахнуть настежь ворота этого замка и покажу всем возлюбленную моего сердца. Но ты сегодня холодна и неласкова? Почему уклоняешься ты от моих объятий? Ах, ты пылаешь и заставляешь меня томиться? Неужели я должен изнемогать от жажды?

Дэдлей хотел насильно привлечь к себе разгоревшуюся девушку, но она отбежала прочь. Робкая, трепещущая, с пылающим лицом, готовая бежать, как лань, вспугнутая охотником, стояла она перед ним, и тревога ее сердца как будто взывала: «Пощади меня!» Граф с досады топнул ногой.

— Что это значит, Филли? Уж не сделалась ли ты кокеткой? Разве ты не хочешь принадлежать мне и нарочно прикидываешься недотрогой теперь, когда меня привело сюда страстное желание обнять тебя перед отъездом в Лондон? Филли, неужели тебе вздумалось рассердить меня? Должен ли я подумать, что ты разлюбила меня и потеряла ко мне доверие?

Дэдлей простер объятия и опять хотел силой привлечь к себе девушку, но она упала на колени и смотрела на него с такой мольбой, что граф, с удивлением уставившись на нее, не смел к ней прикоснуться. Вся пылая, Филли как будто молила с трепетом о пощаде; томление, любовь, тоска, преданность, но вместе с тем смертельный страх и испуг отражались в ее взоре.

— Ты боишься меня? — спросил Дэдлей. — Разве не по твоей воле похитил я тебя? Неужели ты раскаиваешься, что подарила мне свое сердце?

Она вскочила и, кинувшись к столу с письменными принадлежностями, стала выводить старательно буквы пером на бумаге.

— Ты научилась писать? — удивился Дэдлей.

Зардевшись от стыда, Филли протянула ему листок бумаги и убежала.

«Я готова пожертвовать ради тебя своей жизнью; позволь мне быть твоей служанкой, но пощади мою честь!» — было написано на листке.

— Проклятие! — проворчал Дэдлей, комкая бумагу, и в его чертах отразилось разочарование. — Ее, очевидно, научили расчету. Ах, она держится за полученное обещание и напоминает мне о нем! Это уже расчетливая любовь, а не беззаветная преданность невинного сердца — единственное, что могло пленить меня в этой девушке, что заставляло забывать ее происхождение и убожество и обольщало меня мечтами об идиллическом счастье. Невинному простодушию я принес бы любую жертву, пренебрег бы ради него и своим честолюбием, и будущностью, и знатностью. Хорошо, что ты еще вовремя сбросила маску, Филли, и это образумит меня!

Раздосадованный, граф мерил шагами комнату, и у него уже мелькала мысль велеть оседлать лошадь и двинуться в дальнейший путь, как вошла Филли, чтобы накрыть на стол и принести угощенье. Она двигалась робко и боязливо, и Дэдлей заметил, что она смотрит на него издали и украдкой. Сочтя это новым ухищрением кокетства, он отвернулся от нее в сторону.