Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

Письма от лондонских кузенов Синтии приходили довольно часто, согласно нормам доставки корреспонденции в те дни. Время от времени миссис Гибсон жаловалась на обилие писем Хелен Киркпатрик — прежде чем получить корреспонденцию, получатель должен был оплатить почтовые расходы. И если почта за одиннадцать с половиной пенсов приходила три раза в неделю, то согласно методу вычислений миссис Гибсон, когда та была недовольна, выходила сумма «между тремя и четырьмя шиллингами». Но эти жалобы предназначались только для членов семьи. Весь Холлингфорд и барышни Браунинг в частности слышали о «задушевной дружбе дорогой Хелен и Синтии» и об «истинном удовольствии получать постоянные новости из Лондона. Все равно, что жить там!»

— Я бы сказала, намного лучше, — заметила мисс Браунинг с некоторой суровостью. У нее сложились собственные представления о столице от британских эссеистов,[115] у которых город так часто представляется центром разгула, испортившим сельских жен и дочерей сквайров, мешающем исполнению обязанностей из-за постоянного круговорота не всегда невинных удовольствий. Лондон являлся этаким моральным дегтем, к которому нельзя прикоснуться, не испачкавшись. Мисс Браунинг высматривала у Синтии признаки испорченности характера, с тех пор как та вернулась домой. Но кроме огромного количества красивой и подобающей одежды никаких изменений к худшему замечено не было. Синтия бывала «в свете», «видела сияние, блеск и ослепляющее хвастовство Лондона», и все же вернулась в Холлингфорд, как и прежде готовая подставить стул мисс Браунинг, собрать цветов для букета мисс Фиби или чинить свои платья. Но все это приписывалось заслугам Синтии, а не Лондона.

— Насколько я могу судить о Лондоне, — сказала мисс Браунинг, нравоучительно продолжая свои разглагольствования против столицы, — он не лучше вора-карманника и грабителя, одетых в награбленную одежду честных людей. Мне хотелось бы знать, где воспитывались милорд Холлингфорд и мистер Роджер Хэмли. Ваш добрый супруг, миссис Гибсон, одолжил мне доклад о собрании, где так много говорится о них обоих, и он так гордился похвалами в их адрес, словно он их родственник, а Фиби прочитала доклад мне вслух, поскольку шрифт слишком мелок для моих глаз. Ее всерьез озадачили все эти незнакомые названия мест, но я сказала, что лучше будет их пропустить, поскольку мы не слышали о них прежде, и вряд ли услышим о них снова, но она перечитывала прекрасные слова, сказанные о милорде и мистере Роджере, и я спрашиваю вас, где они выросли и воспитывались? В пределах восьми миль от Холлингфорда; там могла бы оказаться Молли или я, все это случайность. А потом они рассуждают об удовольствиях интеллектуального общества в Лондоне и выдающихся людях, а я все время вижу, что по-настоящему привлекают только магазины и азартные игры. Мы все пытаемся производить впечатление, и если мы можем предоставить довод, который выглядит разумным, мы произносим его, как мужчины, и никогда ничего не говорим о глупости, которую лелеем в своих сердцах. Но я снова спрашиваю вас, откуда родом это изысканное общество, эти мудрые люди и эти выдающиеся путешественники? Отвечу, из деревенских приходов, подобных нашему! Лондон собирает их всех и украшает себя ими, а затем громко призывает народ, который он похитил, и говорит: «Придите и посмотрите, как я прекрасен!» Прекрасен, как бы не так! Я не выношу Лондон: Синтии гораздо лучше без него. Будь я на вашем месте, миссис Гибсон, я бы прекратила эту лондонскую переписку: она только выбивает ее из колеи.

— Но, вероятно, она сможет жить в Лондоне несколько дней, мисс Браунинг, — глупо улыбнулась миссис Гибсон.

— Хватит думать о Лондоне. Я желаю ей честного деревенского мужа с достаточным жалованием, небольшими сбережениями и впридачу с добрым характером. Запомни это, Молли, — сказала она, обращая свою гневную тираду на испуганную Молли. — Я желаю Синтии мужа с добрым характером, но у нее есть мать, которая за ней присмотрит, а у тебя нет, и когда твоя мама была жива, она была моей любимой подругой: поэтому я не позволю тебе бросаться на каждого, чья жизнь нечиста и скрыта, ты можешь рассчитывать на это!

Эти последние слова разорвались бомбой в тихой маленькой гостиной, с такой горячностью они были произнесены. Мисс Браунинг в глубине сердца предполагала предостеречь Молли против близких отношений, которые, как она полагала, сложились у той с мистером Престоном. Но так уж случилось, что Молли никогда не мечтала ни о каких близких отношениях, девушка не могла представить, почему такие суровые слова должны быть адресованы ей. Миссис Гибсон, которая всегда близко к сердцу принимала каждое слово или действие, затрагивавшие ее саму (и называла это чувствительностью), нарушила тишину, повисшую после слов мисс Браунинг, жалобно сказав:

— Я уверена, мисс Браунинг, вы очень сильно ошибаетесь, если думаете, что любая мать может больше заботиться о Молли, чем я. Я не… Я не считаю, что кому-то нужно вмешиваться, чтобы защитить ее, и я совсем не понимаю, почему вы говорите таким тоном, словно все мы ошиблись, а вы оказались правы. Это задевает мои чувства. Что касается Молли, могу сказать вам, что у нее нет ничего, чего бы ни было у Синтии, и в одежде, и в моем попечении. А что касается того, что о ней не заботятся, если бы ей нужно было ехать завтра в Лондон, я бы посчитала своим долгом поехать с ней и присмотреть за ней. Я никогда не делала подобного для Синтии, когда она училась в школе во Франции, и ее спальня меблирована, как у Синтии, и я позволяю ей носить свою красную шаль, когда ей захочется — она может надевать ее чаще, если захочет. Я не могу понять, что вы имеете ввиду, мисс Браунинг.

— Я не собиралась обижать вас, но я предполагала просто сделать намек Молли. Она поняла, что я имею ввиду.

— Уверяю вас, не поняла, — смело сказала Молли. — Не имею представления, что вы имели ввиду, если вы намекаете на нечто большее, чем сказали прямо, …что вы не желаете, чтобы я выходила замуж за кого-то с недобрым характером, и что, раз вы подруга мамы, вы помешаете мне выйти замуж за человека с плохим характером любыми средствами. Я не думаю выходить замуж. Я вообще ни за кого не хочу выходить замуж. Но если бы хотела, и он был бы нехорошим человеком, я бы поблагодарила вас за предупреждение.

— Я не буду настаивать на своем предупреждении, Молли. Я запрещу объявлять о предстоящем бракосочетании в церкви, если будет нужно, — сказала мисс Браунинг, отчасти убежденная в честности и искренности тех слов, что сказала Молли — правда, покраснев до корней волос, но, не сводя неподвижного взгляда с лица мисс Браунинг.

— Запрещайте! — ответила Молли.

— Ну что ж, я больше не скажу ни слова. Возможно, я ошиблась. Мы больше не будем об этом говорить. Но запомни, что я сказала, Молли; во всяком случае, в моих словах нет вреда. Мне жаль, если я задела ваши чувства, мисс Гибсон. Я думаю, вы постараетесь исполнить свой долг, как мачеха. Доброго утра. Прощаюсь с вами обеими, и да благословит вас Бог.

Если мисс Браунинг думала, что ее прощальное благословение восстановит мир в комнате, которую она покинула, она очень ошибалась. Миссис Гибсон воскликнула:

— Постараться исполнить мой долг! Я была бы очень обязана тебе, Молли, если бы ты позаботилась не вести себя подобным образом, дабы не навлекать на меня такое неуважение, которое я только что получила от мисс Браунинг.

— Но я не знаю, что заставило ее так говорить, мама, — ответила Молли.

— Я тоже не знаю, и мне это не интересно. Но я знаю, что со мной никогда не говорили, будто я пыталась исполнить свой долг… «исполнить»!

Всякому известно, что я исполнила его, и не нужно говорить об этом мне в лицо в такой грубой манере. Я настолько серьезно отношусь к своему долгу, что считаю, что о нем должно говорить только в церкви, и в подобных ей святых местах; а вовсе не обычной гостье, даже если она в юности была подругой твоей матери. Как будто я присматриваю за тобой не так, как присматриваю за Синтией! Ведь только вчера я поднялась в комнату Синтии и застала ее за чтением письма, которое она спешно отложила, как только я вошла, и я даже не спросила ее, от кого оно, а я уверена, я бы заставила тебя рассказать мне

На самом деле миссис Гибсон избегала любых конфликтов с Синтией, вполне уверенная в том, что в итоге она потерпит поражение. Тогда как Молли, как правило, скорее подчинялась, чем боролась.

Как раз в эту минуту вошла Синтия.

— В чем дело? — спросила она поспешно, видя, что произошло что-то неприятное.

— Молли что-то сделала, отчего эта дерзкая мисс Браунинг отчитала меня по поводу исполнения моего долга! Если бы твой бедный отец был жив, Синтия, со мной бы никто так не говорил. «Мачеха старается исполнить свой долг!» Так выразилась мисс Браунинг.