Подметный манифест - Далия Трускиновская

Архаров и сам хотел бы знать, что скажут об этом в Санкт-Петербурге. Однако подозрение, родившись, уже крепло, уже обрастало подробностями, которые цеплялись одна за другую. И возникало весьма стройное сооружение.

Он встал и позвал Никодимку.

- Беги, дармоед, буди баб, надобно устроить на ночлег госпожу Пухову. Пусть ей все лучшее дадут, пусть Иринка ей прислуживает. В третьем жилье, справа, есть подходящие две комнаты - так в дальней пусть спальню сделают, а в передней пусть сама Иринка ляжет, и… и Авдотья также. Пошел, исполняй.

Архаровский особняк тем был хорош, что в нем вечно происходили всякие недоразумения. Где бы еще догадались незадолго до рассвета перетаскивать кровать из первого жилья в третье? Однако перетащили, раздобыли и туалетный столик, и кресло, и много чего иного, а Дарья достала в своих запасах кусок батиста и за час изготовила скромный, зато свежий ночной чепец.

Пока бабы укладывали Вареньку и ложились сами, Архаров с Левушкой составляли диспозицию. Саша сидел рядом, готовый писать под диктовку, но диктовать пока было нечего.

- Вызвать Дуньку и отправить ее в Лефортово, - говорил Архаров. - Где-то там околачивается эта актерка Тарантеева. Она нам нужна - и нужна живая. Надобно, чтобы Дунька ее отыскала и привела. Кроме нее, никто этой актерки не знает, да она ни с кем другим и говорить не станет.

Тут ему вспомнилось, как шли вместе к Сретенке, как шалила переряженная Дунька, заставляя его на каждом шагу улыбаться, как легко она двигалась в мужском костюме. Всякую он ее видывал, да… Но кто бы сказал, что Дунька-мальчик, юный вертопрах, никак не более шестнадцати лет, окажется занятнее всего? До такой степени занятнее, что посреди важного разговора с Левушкой Архаров испытал совершенно ему сей час не нужное волнение в крови.

- К Дуньке я схожу сам, - пообещал Левушка. - Господин Захаров меня знает, и…

- Вот потому-то ты к ней и не пойдешь. Он уж точно вообразит тебя махателем, - возразил Архаров. - Дуньку вызовет моя Авдотья или Дарья. Там же сейчас Марфа обитает, прячется от своего кавалера. Вот баба как будто к Марфе придет и для Дуньки словечко передаст. Марфу, кстати, тоже мне повидать надобно…

Размышляя, как образовалась ошибка, из-за которой он понесся по воображаемому следу Каина в заговоре, Архаров вспомнил и все свои сомнения, возникшие, когда Марфа сдала ночных гостей, что привезли ей награбленное добро.

- Взял бы ты Дуньку на содержание, право, - сказал Левушка. - Девка красавица. Ей не Захаров нужен. А она, сдается, к тебе охотно бы пошла.

- Ты тетрадку получил? - спросил обер-полицмейстер.

Трагедию «Самозванец» в канцелярии кое-как склеили, и Архаров обязал приятеля как человека, в Петербурге посещающего театр, разобраться, что означают зачеркнутые стихи. Саша сумел разве что пометить в томике с трагедиями их место, но ничего не мог сказать о смысле этих изменений.

- Вперед, коли дашь мне таковое поручение, я тебе счет выставлю, - пригрозил театрал. - Сумароков, в Москве сидючи, уж не понимает, в котором он веке пребывать изволит! Каждый стих - словно его, как бревно из лесу, упряжкой по кочкам волокут! Так разве в прошлое царствование писали! Вон сама государыня - даром что немка, а как легко и вразумительно пишет!

- На то у нее секретари есть, - буркнул Архаров.

- Нет, Николаша, я слышал, как она говорит. Иная московская просвирня столько поговорок и прибауток не знает, сколько ее величество. Так вот, тетрадка твоя… Как бы объяснить?… Вот ты, скажем, сидишь в комнате, а за стеной люди беседуют. Можешь ли ты по беседе сказать, кто таковы?

- Могу, - поразмыслив, молвил Архаров. - Мужского или женского полу.

- А, скажем, сидит там женский пол. И ты слышишь… - тут Левушка весьма похоже передразнил бойкой московский говорок: - «А ты, матка моя, страмница и охальница злохоманная! Смытарилась с окоянным барчуком, лиходейка! И за то тебя черти в аду драть станут!» Кто сия особа?

- Сия особа у Сухаревой башни пряжей торгует да вести переносит! - невольно улыбнувшись, сказал обер-полицмейстер. - Да при чем тут Сумароков?

- Вот ты разумеешь, а Сумароков не разумеет. И, когда читаешь или же в театре видишь его трагедии, у него все герои на один лад вопят. В комедиях-то он иначе пишет. А речь героя или героини должна о нем или о ней нечто важное сообщать. Вон, глянь. Самозванец должен про себя вопиять: «Я к ужасу привык, злодецством разъярен, наполнен варварством и кровью обагрен». Кто ж так про себя скажет? Коли найдется такой чудак, его свяжут да к доктору свезут. Матвей как-то сказывал - таких холодной водой лечат. И вот всю трагедию кто-то старательно измарал, приводя в менее безумный вид. И злодей уж не умом повредился, но вполне достоверен. И оттого еще более страшен. Но желал бы я знать, что означает сие…

Левушка показал перечеркнутый «хером» длинный монолог Пармена.

- И что же? - спросил Саша, приподнявшись над стулом и заглядывая в склеенную тетрадку.

- По смыслу тут должна быть длинная речь. Коли эта не годится, стало быть, написана иная. И поди знай, чего в ней господин Сумароков нагромоздил.

Архаров покивал.

- Трагедия переделана по чьему-то замыслу, и сколько я понимаю, приближена к нашим временам, а не к древним росским, - продолжал Левушка. - Сие нетрудно, Николаша. Сумароков и ранее так баловался, вставляя в уста своих киевских князей намеки на петербуржских своих знакомцев. А уж как публика такие затеи любит - ты и не представляешь! Актеры нарочно паузы делают, чтобы партер вволю нахохотаться и накричаться смог.

- Я понял, - произнес Архаров. - Но скажи, Тучков… может, я чего-то понять неспособен… скажем, коли намек на персону, и публика хохочет, сие так и должно быть?…

- Николаша, намек на политические дела еще более впечатления произведет, - поняв невысказанный вопрос, отвечал Левушка. - Особливо коли его ждут. А его-то как раз и ждут… Ты давно по театрам не ездил. Ты забыл, как единое слово, красно сказанное, вдруг и вмиг весь зал объединяет. Или в хохоте объединяет, или в общем возмущении…

- Так. Так… Та-ак…

Левушка и Саша молчали, глядя на обер-полицмейстера.

- Никодимка! - вдруг заорал он.

Камердинер частенько спал тут же, в гардеробной. На сей раз он знал, что может понадобиться в любую минуту, и даже не разделся, как полагается. Прибыл - в камзоле, штанах, чулках, взъерошенный и зевающий.

- Слушай меня, дармоед. С утра чтоб карета была готова, вычищена, Иван чтоб причесан и напомажен! Кафтан мне приготовь зеленый, новый, пряжки к туфлям пристегни дорогие. Спозаранку пусть Павлушка седлает Агатку, скачет к купчишкам. Надобно господина Тучкова принарядить, а то прибыл в Москву без багажа… Пару хорошую, дорогую, камзол, чулки шелковые… Сашка, а ты чего уставился?! Записывай! Пару платья, камзол, чулки, туфли, новомодные пряжки… Пуговицы дорогие! Чтоб все к фрыштику поспело! Чтоб Дарья успела что надобно подогнать и пуговицы пришить! Едем с визитами!

Демка, Яшка и Харитон вышли из храма преподобной Марии Египетской поочередно - первым пошел Демка, чтобы выследить, куда поведет Устина маленький инок, за ним, не теряя его из виду, Харитошка-Яман, последним шел Яшка-Скес. Шел и невольно улыбался - оказалось, соскучился по чудаку Устину.

Потом архаровцы забрались за сарай и поели, как полагается, причем Яшка где-то раздобыл флягу с водкой. Стали расспрашивать - оказалось, фляга лежала вовсе на видном месте, на подоконнике.

- Занятная обитель, - только и сказал Харитон. - Братцы, кто лук будет? Я один, что ли?

- Чтобы потом от нас луком на всю обитель несло? - спросил Демка.

- Так на что ж его брали?

До ночи оставалось еще время - сели было играть в карты, игра не пошла. Наконец стемнело довольно, чтобы пробраться под окно к Устину.

Демка любил и слушать «весну», и высвистывать, он мог изобразить голосом почти все, что входило в народный оркестр, - гудок, скрипицу, собачий свисток, охотничью дудку, всевозможные рожки. Он и взялся за это дело, причем Яшка - тот наслаждался, а Харитон буркнул, что ни одна птица на свете таких звуков не издает.

Потом, когда явился в окошке Устин со свечой, подобрали брошенный им комок и ушли изучать находку в тихое местечко. Тут оказалось, что у всех троих прихвачены из храма довольно длинные свечные огарки - прихвачены без особых рассуждений, а, как говорил Шварц, механически.

Прочитав «донесение», архаровцы первым делом обратили внимание на странный подвал, коему надлежало быть открытым к полуночи. Прочие подробности могли пригодиться, могли и не пригодиться, но эта, судя по тому, что вписал ее Устин последней, должна была дать о себе знать вот-вот, если только подвал не отворяли минувшей ночью.

- Знать бы еще, где он, - сказал Харитон. - Как полагаешь, Скес, может, он под собором?

В отличие от Демки и Яшки, Харитон не был шуром и шуровских знаний не имел.

Яшка по слогам перечитал вслух строчки об осевшем доме и не желающей открываться двери.