Пионеры Вселенной - Герман Нагаев

– Прошу внимания, товарищи! Фридрих Артурович, пожалуйста поближе. Слушайте все:

«Большая аудитория физического института Первого университета. Суббота 27 сентября. Диспут: «Полет на другие миры».

Все встали со своих мест.

– «Правда о посылке снаряда профессора Годдарда на Луну, 4 августа 1924 г. в Америке. Споры на Западе в связи с отправлением снаряда. Выступит прибывший из Ленинграда, член Совета Общества мироведенья Шаронов!

Величайшая загадка Вселенной!

Самая мощная машина в мире!

Замечательные пушки сверхдальней стрельбы.

Реальные возможности полета человека в ядре этой пушки.

Картины жизни на небесном корабле!

Сказочная действительность!

Невиданные небесные панорамы!

Путь к разрешению тайн мироздания!..»

– Каково, товарищи, а? Что скажешь ты, Фридрих Артурович?

– Я к этому не причастен, – смущенно отозвался Цандер.

– Как не причастен? А это что?

«Сообщение Члена Президиума Московского Общества Межпланетных Сообщений инженера Цандера об изобретенном им новом корабле, разрешающем проблему полета в мировое пространство.

Каким образом устраняется главное и единственное препятствие к немедленному осуществлению полета на другие планеты?

Преимущество небесного дирижабля Цандера над снарядами Оберта в Германии и Годдарда в Америке».

– Это все профессор Ремиз, – глухо заговорил Цандер, – это его сочинение!

– Но ведь красиво сочинил! И, в основном, верно!

– Да! Лихо!

– Друзья, я предлагаю пойти на диспут всем бюро, – всем! – заключил Стрешнев.

– Правильно!

– Правильно! – раздались голоса.

– Я надеюсь, Фридрих Артурович, что ты дашь достойный ответ на эту необузданную сенсацию американцев?

– Постараюсь… А что говорит Циолковский?

– Он уже выступил в калужской газете. Считает затею Годдарда авантюрной. Ракета Годдарда, по его мнению, не поднимется и на пятьсот верст…

– Я согласен… Наши коллеги в Америке зашли слишком далеко…

– Знакомый прием, – улыбнулся Стрешнев. – Очевидно, изобретателю нужны деньги.

В пятницу 9 февраля Стрешнев вернулся домой поздно – было партийное собрание…

Жена, открыв ему дверь, шепотом сказала:

– Я звонила, но не могла тебя найти: приехал Сергей Андреич… Сейчас спит в кабинете у папы.

– Что случилось, Юленька, почему он так неожиданно?

– Приехал на какой-то процесс… Завтра узнаешь..» Иди ужинать в кухню…

Утром за завтраком. Стрешнев-старший, все еще бодрый прямой старик, достал из кармана помятую газету.

– Как же, Андрей, ты пропустил сообщение о предстоящем процессе? Ведь, смотри, тут же прямо написано: «Суд над предателем Окладским».

– Мало ли у нас предателей… за всеми ведь не уследишь…

– Этот – негодяй из негодяев! Он предал почти всех членов Исполнительного Комитета «Народной воли»; выдал две конспиративные квартиры и погубил моего лучшего друга.

– Кибальчича? – привстал Андрей,

– Да, это установлено…

– Как же поймали мерзавца?

– Говорят, он до самого Октября служил в охранке и получал жалованье – сто пятьдесят рублей золотом в месяц.

– За предательство – сто пятьдесят, а учитель Циолковский жил в Боровске на тридцать шесть рублей.

– И мы с тобой, Андрюша, жили на эти же нищенские деньги, – горько вздохнул Сергей Андреич.

– Да, папа, прости… я забыл…

– Ничего удивительного, – назидательно поднял палец Федор Семенович, – шпионам при всех режимах платили больше, чем профессорам!

Андрей взглянул на часы.

– Однако… Прошу меня извинить, – опаздываю… Может, я загляну в Колонный зал – буду сегодня в тресте… А если нет – увидимся вечером…

Заседание Верховного суда открылось в десять утра, и, после положенных формальностей, началось чтение обвинительного заключения, продолжавшееся более трех часов. Потом объявили перерыв на обед и после – опять заседание, до ночи.

Так было и на другой день, и в понедельник, и во вторник… Только в сроду, в двенадцать ночи, суд удалился на совещание… К чтению приговора приступили лишь 15 февраля в 6 часов утра… Стрешнев-отец дослушал приговор и поехал домой на извозчике, чтоб застать сына и Федора Семеновича, которые с нетерпением ждали решения суда.

Цандер в то утро, приехав на работу, сразу же стал просматривать утренние газеты. Он давно следил за процессом и сейчас, как и многие, хотел знать решение суда. Но в газетах приговора не было…

Цандер подошел к Стрешневу, положил ему руку на плечо:

– Андрей, ты не знаешь, еще не вынесли приговор?

– Как же, у меня отец все дни сидел на процессе, а сегодня даже ночевал там…

– И что же?

– Я вчера пытался попасть в Колонный зал, – где там – лестницы были забиты… Хотя страшная драма разыгралась почти сорок пять лет назад, она захватывает и сейчас… Я видел, как некоторых родственников казненных народовольцев выводили из зала под руки… Они не могли слушать…

– А правда ли, что свидетелями выступали уцелевшие народовольцы?

– Да, свидетельницей была подруга по партии Софьи Перовской – Анна Якимова. А в ложах, говорят, сидели Вера Фигнер и Николай Морозов – бывшие узники Шлиссельбурга, имена которых открыл охранке Окладский.

– Я видел в газете снимок. Хотя Окладский уже старик и зарос седой бородой – у него лицо убийцы.

– Профессия, Фридрих, накладывает печать. Этот негодяй выдал больше шестидесяти человек и погубил Николая Кибальчича.

– И Кибальчича он? Ужасно… Что же решил суд?

– К расстрелу… Но ввиду давности преступления и возраста предателя, заменили десятью годами… Все удивлены! Если б дали народу – его разорвали бы на месте.

Лицо Цандера стало совсем бледным. Веки слегка дрожали.

– Ты знаешь, Андрей, – заговорил он приглушенно и нервно, – я крысы убить не могу… Я люблю все живое… Я очень люблю людей и готов ради них умереть… Но этого изверга, который погубил Кибальчича и его благороднейших друзей, я бы приказал – повесить! Повесить в назидание другим…

6

Прошло полтора года.

Все это время Роберт Годдард напряженно работал в университетской лаборатории в Вустере, закрытой для всех, кроме его ассистента – доктора Перси Руппа, механика Закса и еще нескольких помощников.

Какие исследования и опыты производились в лаборатории, знали лишь немногие: особо важные чиновники министерства морского флота Америки.

«Лунная» шумиха помогла Годдарду получить еще пятнадцать тысяч долларов от Смитсоновского института и дотацию от министерства морского флота США. И теперь он честно отрабатывал эти деньги…

Двадцать шестой год в штате Массачусетс начался изрядными морозами, и даже в марте лежал глубокий снег.

Шестнадцатого числа, в полдень, у коттеджа Годдарда остановилась большая легковая машина.

Шофер посигналил, и тотчас из дома вышла стройная моложавая дама в меховой шубке, с киноаппаратом и ридикюлем.

Шофер усадил даму рядом с собой и поехал в Университетский городок. Машина остановилась у лаборатории Годдарда. Дама прошла на второй этаж, а шофер въехал в железные ворота, которые тут же были закрыты… Минут через сорок машина вышла из ворот лаборатории.

Скоро со второго этажа спустилась дама в меховой шубке в сопровождении высокого худого мужчины в вязаной шерстяной кепке, в длинном пальто и в высоких на толстой подошве зашнурованных ботинках.

В мужчине легко было узнать профессора Роберта Годдарда. Дама была его женой. Оба подошли к машине. Годдард, открыв дверцу и увидев двоих пассажиров, воскликнул:

– Вы уже оба здесь? Отлично! Эстер, усаживайся с моими помощниками – Генри и Перси, а я сяду впереди…

Машина выехала за город и по хорошо расчищенному шоссе помчалась в сторону Оберна, где на пологом склоне Покачоагского холма приютилась ферма дальней родственницы Годдарда.

Было время обеда, когда машина остановилась на краю неглубокого оврага, и четверо мужчин принялись перетаскивать тяжелые ящики на площадку к оврагу, где была небольшая вышка из железных прутьев. Из ящиков извлекли стальные цилиндры и свинтили из них трехметровую трубу с закругленной головкой. Это была новая ракета Роберта Годдарда, начиненная не порохом, а оснащенная баками с бензином и жидким кислородом. Реактивный двигатель, очевидно, для того, чтоб придать ракете большую устойчивость в полете, был смонтирован не внизу, а в верхней части трубы.

Ракету установили на металлические перекладины вышки, как бы подвесив ее в воздухе.

Перси Рупп отошел с теодолитом на почтительное расстояние и достал секундомер. Эстер Годдард, выйдя из машины, вооружилась киноаппаратом и присоединилась к Перси.

– Все ли готово? – строго спросил Годдард.

– Все готово, профессор! – бодро ответил механик Закс.

– Приготовьтесь зажечь горелку.

– Есть! – Закс зажег фитиль на длинной палке. Годдард отпустил стропы и отбежал к краю обрыва, припал к земле.