Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат - Николай Зенькович

В этот день атмосфера уже накалилась. Примерно в 3 часа дня я был в гуще этой толпы на площади имени Ленина. Некоторые организаторы и провокаторы, взобравшись на трибуну, обратились к собравшимся уже с предложениями. Например, когда один крикнул: почему в городе нет траурных флагов? Почему на фасаде горсовета не вывешено имеющееся у него панно с изображением Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина? И затем спросили, кто за то, чтобы вывесить, поднимите руки! В толпе поднялся гул одобрения и крики: мы требуем немедленно вывесить портреты. Группа в несколько десятков человек устремилась в Тбилгорсовет. Они разыскали коменданта, нашли это панно и с крыши, под восторженный гул толпы, спустили его над зданием. Как же реагировали работники милиции? Никак. Все, что делалось в эти дни, связывалось с именем сына грузинского народа — Сталина — Джугашвили. Эта фамилия часто упоминалась, чтобы подчеркнуть свои чувства.

Затем с трибуны крикнули, показывая на здание штаба Закавказского военного округа: «Грузины! Если хотите, чтобы был вывешен портрет Ленина — Сталина, то идите и требуйте!» Этого было достаточно, и толпа хлынула к штабу. Охрана вовремя успела закрыть железные ворота. Тогда они стали ломиться, стучать и кричать. Несколько человек под одобрительный гвалт зевак взобрались по трубе на балкон и вывесили два траурных флага. Толпа около часа горланила перед штабом, затем, видимо, дано было указание, солдаты опустили над зданием большое полотно с изображением Ленина и Сталина.

А в это время с трибуны неслись все новые и новые требования: город одеть в траур, установить микрофоны и репродукторы, предложить поэтам и писателям выступить перед грузинским народом. Более того, предложили привести гостившего в этот день маршала Чжу Дэ (причем, немедленно снаряжена была делегация). Как потом сообщили с трибуны, они, мол, говорили с ним, но по болезни он приехать не смог.

К вечеру на площади имени Ленина и у монумента микрофоны были установлены. Тысячная толпа стала ясно слышать выступления.

Один из выступающих (на площади имени Ленина) свою длинную речь построил на перечислении заслуг Сталина и, резюмируя, заявил, что со смертью Сталина все то, что было достигнуто, уже погибает, страна, и в первую очередь Грузия, погибнет. Затем, выхватив из кармана партбилет, призвал бороться за дело Сталина, а если надо, отдать и свою жизнь. Потрясая в воздухе партбилетом, крикнул: «Кто клянется, поднимите». В воздухе мелькнуло несколько партбилетов и десятки комсомольских. Люди закричали: «Клянемся, клянемся!»

9 марта творилось что-то невообразимое. Фанатизм предельно накалился. На улицах бесновалась не только молодежь, но и взрослые. Газеты вышли с передовыми «Третья годовщина со дня смерти И. В. Сталина», помещено было фото «Ленин и Сталин в Горках (1922 г.)». На первой странице сообщалось: «Сегодня, 9 марта, на предприятиях, в учреждениях и учебных заведениях республики в 1 час дня состоятся митинги, посвященные третьей годовщине со дня смерти И. В. Сталина».

В 23.45 большая толпа людей бросилась к Дому связи с криками: «забрать радиостанцию», «забрать телеграф». Оказывается, до этого была послана группа в 10 человек для посылки какой-то телеграммы. Их впустили в здание и задержали (для выяснения личности), об этом стало известно толпе у монумента. По призыву провокаторов, эта толпа и была послана спасать задержанных. Путь к зданию, естественно, преградила охрана. Кто-то из задних рядов стал стрелять в автоматчиков, одному солдату всадили нож. Толпа наседала, пришлось отбиваться прикладами. Хулиганы все пустили в ход: кулаки, ножи, камни, пояса. В воздух дали предупредительные залпы. Выстрелы в упор повторились из толпы, дезорганизаторы продолжали наседать. У бойцов выхода не было, жизнь их была под угрозой. Пришлось принять оборонительные меры. И только после этого толпа была рассеяна.

После этого с помощью танков рассеяно было скопление на площади имени Ленина. Проспект Руставели и площадь были очищены. Многие разошлись. Местом сборища остался монумент. Здесь также вынужденные меры применить нельзя было.

Подошедшие воинские части, окружив парк, предложили разойтись. В ответ посыпались насмешки и оскорбления. На неоднократные предупреждения показывались кулаки и ножи. И когда около трех часов ночи их стали оттеснять, то хулиганы и провокаторы оказали сопротивление — стали нападать на солдат, вырывать автоматы, среди военных появились раненые. Снова пришлось применить оружие».

Тему болезненной реакции на секретный доклад Хрущева не могли обойти в своих мемуарах и сторонники Никиты Сергеевича. Правда, они до сих пор говорят об этом очень коротко и глухо, не вдаваясь в подробности. И в основном о том, как была воспринята разоблачительная кампания Хрущева в странах социалистического содружества.

Бросается в глаза, что информация эта весьма и весьма дозирована. Ни один из сторонников Хрущева в своих мемуарных записках не дает общей картины. Как будто каждому кто-то отводил определенную страну — в основном Венгрию, реже Германию, еще реже Польшу. Я попытался собрать разрозненные сведения воедино. И что выяснилось? Почти все братские партии расценили сумасшедший доклад Хрущева как угрозу самому существованию мировой социалистической системы.

Секретный доклад недолго оставался доступным одним лишь членам партии, Никита Сергеевич явно стремился довести его до сведения всех, имеющих уши. Вскоре его стали читать на комсомольских, а затем и просто собраниях. Увезли его домой и гости съезда, представители братских партий.

Едва наступила весна, как, по свидетельству хрущевского сына Сергея, доклад начал гулять по миру. Сначала на Запад ушло его переложенное журналистами на свой лад содержание. Об этом доложили Хрущеву, но мер он принимать не стал, да и не к кому. «Разве поймаешь вылетевшее на свободу слово?» — высоким слогом изъясняется в послесоветское время сын советского коммуниста номер один пятидесятых — шестидесятых годов и сам тоже бывший коммунист.

Вскоре, по словам Сергея Хрущева, в руках американцев оказался уже полный текст. Пришлось учинить следствие. Следы привели в Польшу.

Ответ оказался до смешного прост. В Варшаве доклад продавали на рынке, и весьма недорого. Никита Сергеевич якобы сильно возмущался, когда ему доложили результаты расследования. Но, как признает сын, в действительности отца расстроило не то, что информация попала в чужие руки, а способ ее распространения.

Государственный департамент США выпустил текст доклада отдельной брошюрой. На этом, казалось, история поставила точку: практически все население нашей страны ознакомилось с закрытым письмом ЦК, за пределами границ Советского Союза доклад прочитали все желающие. Но не тут-то было, гриф секретности на докладе сохранился на десятилетия. До 1964 года за этим следили, по выражению Сергея Никитича, открытые сталинисты в ЦК, после 1964-го — скрытые. Казалось, таким образом они как могут оберегают весьма подпорченный образ вождя. Все эти годы о докладе говорили вполголоса, как о чем-то не очень приличном. И в эпоху перестройки он долго оставался под замком. В Москве периодически возникали слухи: доклад вот-вот разрешат опубликовать, остались последние формальности. Хрущевскому отпрыску якобы даже показывали типографскую обложку брошюры с указанием цены на последней странице. Явное свидетельство несекретности издания. Обложка обложкой, слухи слухами, доклад же… оставался секретным.