Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

И все же именно весной 1930-го произошла та череда событий, которая сильно поколебала ее уверенность.

Стоял конец апреля. Снег в огороде сошел, ожидали Первомая, чтобы после праздников перекопать участок и начать посадку. Ася убирала с огорода прошлогодние листья и старые ветки, когда хозяйка, тетя Катя, вернулась с базара и принесла новость:

— Круглова Данилу Фролыча арестовали. Ася бросила грабли и уставилась на хозяйку. Та молчком просеменила в дом, Ася — за ней.

— Говорят, с властями поскандалил из-за огорода.

— Из-за огорода?

— Ну да. А больше-то у него ничего не осталось. Огород-то большой, ухоженный, в пойме реки. У Кругловых всегда был самый лучший урожай капусты, огурцов, картошки. Вот колхоз, поди, на него и позарился.

Хозяйка не ошиблась. Как Ася потом узнала, сыр-бор разгорелся именно из-за передела земель. Местные власти решили извлечь из многолетнего пользования огородные земли семьи Кругловых. Взамен предложили непригодный для земледелия, запескованный участок — неудобицу.

Вслед за постановлением Кругловым прислали землемера с бумагой.

Землемер, побаиваясь Круглова, пришел не один, с комсомольцем.

— Чего надо? — вышел на крыльцо хмурый Данила Фролович.

— Вот бумага. Оплатите, пожалуйста. — Землемер положил на стол квитанцию.

— Чего?! — рявкнул хозяин, заглядывая в бумагу. Невзирая на солидный возраст, Данила Фролович читал без очков и сразу уразумел, что в бумаге рассчитана работа землемера как по новому, непригодному участку, так и по утраченному полю. — Ты что это мне за Филькину грамоту принес? Землю, удобренную, моими руками взлелеянную, отняли, да чтобы я еще и платил за это?! А пошли бы вы…

— Я человек маленький, — примирительно оправдывался землемер, оглядываясь на комсомольца. — Мне как велели…

— Ты, может, и маленький, да я — большой! Не позволю измываться! Вы меня задушить надумали, десяток лет уж душите, кровопийцы! Так вам еще за это заплати?

И под причитания тетки Варвары Данила Фролович спустил землемера с крыльца, а в комсомольца, охваченного праведным гневом, запустил табуреткой.

Активисты живо удалялись по улице, разгоняя копошащихся в пыли немногочисленных кур. Им вслед со двора Кругловых летела складная матерщина.

На другой день, а вернее, ночью из города на пролетке прибыли два человека в милицейской форме, устроили, как полагается, обыск, а затем увезли хмурого и молчаливого Данилу Фроловича с собой.

Обо всем этом Ася узнала, навестив вместе с Машей мать Сони. Большая семья Кругловых приводила в порядок дом, ликвидируя последствия обыска. Снохи прибирались в горнице, старшие сыновья копошились во дворе, который был совершенно пуст. Ни коров в коровнике, ни лошадей в конюшне, ни даже кур в курятнике. Только собака, чувствуя себя в чем-то виноватой, поджимая хвост, выглядывала из будки.

Тетка Варвара сидела на кухонной табуретке и смотрела в окно. Она словно бы и не замечала гостей, не слышала вопросов. Горе оглушило ее. О случившемся подругам рассказал Кирьян.

Он еще пытался шутить и сказал:

— Сонька все же у нас самая хитрая оказалась. Повезло ей. А нам теперь на песчанике арбузы выращивать, без бати…

Но прогнозы оптимиста Кирьки не сбылись. Не пришлось Кругловым выращивать арбузы. В середине мая в осиротевший кругловский дом явилась комиссия с постановлением о высылке. Постановление официально зачитали хмурому семейству, и тетка Варвара поняла одно — не расстреляли мужа-то, выселяют в Сибирь! И она все пыталась расспросить сыновей — верно ли она поняла, а те хмуро отмахивались. Не дожидаясь, когда семья придет в себя, комиссия начала опись имущества. В комиссии был один из соседей Кругловых, Никифор, из тех, кого Данила Фролович звал голодранцами, — он делал записи. Возглавлял комиссию Леонид Матвеич по прозвищу Кожаный, хоть и был он по теплому времени года одет не в кожаную вытертую тужурку, а в чесучовый пиджак и сатиновую косоворотку.

Кожаный ходил по горнице, брал вещи и диктовал:

— Карманные часы — две штуки, сапоги — три пары, шаровары — три штуки, перина пуховая — три штуки.

— А где Данила-то? — все спрашивала тетка Варвара. — Куда ехать-то к нему?

На втором этаже орал ребенок. Трое братьев Кругловых, скрестив руки на груди, молча наблюдали, как чужие люди хозяйничают в их родовом гнезде.

— Носовые платки — четыре штуки, шпулек ниток — двадцать три штуки, подтяжки, шуба одна.

Члены комиссии принесли из кухни короб с перловкой.

— Крупу записывать? — спросил Никифор.

— Продукты отдельно, — бросил Кожаный и диктовал дальше: — Рубашки мужские — две штуки, клеенка, накидка…

К вечеру семье было разрешено взять с собой испеченный хлеб и покинуть дом в том, во что они были одеты. Семья шла по улице, а в домах, стоящих порядком вдоль дороги, осторожно задергивались занавески. Приютить раскулаченных никто не решался.

Кругловы не знали, куда идти и что делать. Тетка Варвара молчала. Снохи было подумали — не онемела ли свекровь от потрясения. Они шли по Красноармейской, бывшей Троицкой улице, к станции железной дороги. У церкви их поджидал отец Сергий.

— Данила Фролыч в местном остроге, — сказал он, приглашая Кругловых к себе, — я узнавал. Завтра мы придумаем, как быть, а теперь поздно, пожалуйте в дом.

Матушка Александра устраивала ночлег, а Маша весь вечер говорила ободряющие слова тетке Варваре. За ужином батюшка прочел «Отче наш», и когда все улеглись, он еще долго молился у себя в кабинете, но было уже не так страшно и не так безысходно. И тетка Варвара думала, что там, в Сибири, небось тоже люди и главное — они все вместе и Данила жив, а уж он не даст им пропасть, хоть в Сибири, хоть где. И под утро, под тихую молитву отца Сергия, тетка Варвара наконец уснула, совсем успокоенная.

Но это событие стало лишь первым в цепи.

Кругловы уехали, и в городе уже перестали обсуждать случившееся, когда Маша прибежала к Асе со свежим номером «Северного колхозника» в руках.

— Читай.

Статья, обведенная химическим карандашом, называлась «Осиное гнездо».

Ася еще не успела прочесть начала, когда зрение выхватило из текста знакомое название — Рябинина пустынь.

Ася села к столу и стала читать:

«Благодаря бдительности активистов райкома вскрыто и обезврежено еще одно осиное гнездо. Под видом женской сельхозкоммуны длительное время успешно скрывался подпольный монастырь. Председатель сообщества, Антонина Угодина, вела тайную религиозную пропаганду и на церковные праздники неизменно приглашала в артель служителей культа. Характерно, что под свои собрания псевдокоммунарки приспособили церковь бывшего Ильинского монастыря. Эту язву контрреволюции удалось вовремя вскрыть и обезвредить. Члены вражеского сообщества арестованы».