Хлопок одной ладонью - Василий Звягинцев

— Так-так. Ловля на живца. И в качестве оного — любимая невеста…

Шульгин подхватил Ляхова на той же черной лестнице внизу и сразу переправил в темный закоулочек кремлевского коридора совсем рядом с дверью приемной Тарханова.

— Заходи. Ты немного задержался, так я пока адъютанта в объятия Морфея отправил. С ним все в порядке, сон естественный, так что мимо на цыпочках пройди. В дальнейшем — все по схеме. И на часы поглядывай. А я пока продолжу разговор твоего напарника с Чекменевым писать. Потом вместе обсудим и проанализируем. Тут нам первое время буквально по лезвию бритвы ходить придется.

Глава 5

Тарханов заканчивал свой рабочий день в отвратительном настроении. И виновато в этом было крайне неприятное происшествие с Вадимом. Вообще, к этому давно шло. Сергей не зря предупреждал друга, что не следует портить отношения с Чекменевым, нарываться, что называется. Начальство этого весьма и весьма не любит.

Да вот хотя бы и со Стрельниковым та же история. Отнюдь не потому генерал освободил его от должности, что старик «не тянул». И не таких дуболомов держат на самых высоких постах, если они умеют ладить с руководством. Тарханов почуял недоброе еще с неделю назад, когда Чекменев к делу и не к делу начал упоминать Вадима в далеко не лестном контексте. То вдруг начинал бурчать, что в Польском походе Ляхов занимался совсем не тем, что ему было поручено, и с самого начала устроил из боевого мероприятия какой-то филиал научно-исследовательской лаборатории, и что командир из него никакой, слишком много воли дал своему любимчику Уварову, а заслуженного офицера подполковника Лисицина намеренно унизил.

В следующий раз начал рассуждать, что неправильно, мол, если такие люди, как Ляхов и Бубнов, получили слишком обширные полномочия в истории с верископом, и, если что случись, заменить их будет некем, они же в свою очередь, попав в лапы врага, смогут выдать все, а нам и противопоставить этому будет нечего, поскольку других специалистов подобного класса у нас нет.

Отправив же (вопреки собственным словам) Вадима в Израиль агитировать некробионтов, генерал вообще словно утратил душевное равновесие. Слишком часто интересовался, не поступила ли оттуда какая-нибудь важная информация, узнав, что нет, начинал философствовать в том смысле, что слишком все стали умные, много о себе понимают и не считают нужным держать начальство в курсе. Что вообще пора перешерстить всю контору и как минимум половину разогнать, остальных же заставить заниматься порученным делом в полную силу.

Тарханов пару раз порывался заявить начальнику прямо в лицо, что так не делается и что ценных специалистов следует использовать по прямому назначению, а не в качестве разгонных лошадей, да тут же и останавливал себя. Чекменев не глупее его. В «умных» советах не нуждается.

Обычно такое поведение старшего по должности означает, что дела у него идут нежелательным образом, и, не имея возможности повлиять на давление сверху, он стравливает пар, прессуя нижестоящих, причем по вопросам, никакого отношения к реальным проблемам не имеющим.

Хотя, казалось бы, все складывалось в сфере ответственности Чекменева наилучшим образом. Польское «сопротивление» сломалось как-то сразу, отнюдь не исчерпав реального боевого потенциала, кампания выиграна безусловно и сейчас идет почти бескровная зачистка территории от разрозненных и потерявших порыв и, похоже, даже волю к жизни групп и группок инсургентов.

Утверждение Олега Константиновича в диктаторском и царском статусе прошло неожиданно гладко, при почти единодушном энтузиазме населения и равнодушно-вежливой реакции глав союзных государств. Незначительные волнения и беспорядки в Петрограде и Киеве, инспирированные крайне левыми, не в счет. Официальной коронации на Императорский престол, разумеется, еще не было, таковая проводится обычно через полгода после вступления в должность, а то и позже, но в том, что она состоится, не сомневался никто.

Так в чем же причина плохо скрываемой раздражительности Чекменева, которого в возрождаемой Российской империи ждут блистательные перспективы?

Тарханов этого не понимал. (Разве что история с покушением на Олега имела какое-то неизвестное Тарханову, но неблагоприятное развитие? Сам-то он, с приданными службами, пахал по этой теме в полную силу, без сна и отдыха.) Как и того, отчего весь негатив Игорь Викторович скидывает в сторону отсутствующего Вадима? И при этом ни малейшего резкого слова и даже косого взгляда в сторону самого Тарханова? Уж он-то, как близкий друг и соратник Ляхова, мог послужить гораздо более удобным громоотводом.

Ученый и битый жизнью Сергей знал, что в его положении не следует задавать генералу прямых вопросов по интересующей теме, а уж тем более — пытаться спорить или защищать товарища. В лучшем случае предложит не лезть не в свои дела, а то и в групповщине, в кумовстве обвинит. И товарищу не поможешь, и себе навредишь, да и в случае чего утратишь какую-то часть своих полномочий, которые смогут пригодиться в дальнейшем.

Однако когда вчера Тарханов доложил Чекменеву, что группа Ляхова сообщила о своем возвращении, тот не только не обрадовался, а еще более помрачнел.

— Значит, так. Организуешь встречу и прикажешь препроводить Ляхова сюда. Одного. Бойцов до особого распоряжения разместить в казармах, но — изолированно. Ни в чем не ущемлять, но любые контакты с посторонними исключить. Розенцвейга отдельной машиной доставить куда скажет.

— Да в чем дело-то, Игорь Викторович? — впервые не выдержал Тарханов.

— Узнаешь. К Ляхову у меня серьезные вопросы. По поводу поведения в зоне боевых действий и «на сопредельной территории». Возможно, придется и задержать. До выяснения. Встретишь, приведешь ко мне. Остальное тебя пока не касается. Есть на него оч-чень серьезный материал, пренебрегать которым не имею права. И — ничего личного. Оправдается — извинимся. И ты — держи себя в руках. Служба есть служба. Мне тоже, поверь, это не доставляет никакого удовольствия.

— Верископ будем использовать? Сразу все и выяснится. Могу Бубнову приказать подготовиться, — только и нашел что сказать Сергей. В том смысле, что если уж предстоит ему такая отвратительная миссия, так лучше разделаться с ней сразу. Одним махом.

— А вот это — не твоя забота. Сам решу, что делать. Выполняй.

Так все и сделал Тарханов, сцепив зубы и стараясь не смотреть в глаза друга.

А сейчас сидел и перебирал бумаги, связанные с расследованием покушения на князя, одновременно продолжая терзать себя не имеющими практического значения мыслями.

В деле — пока тупик. Все, что могли, покойники сказали, но к разгадке это не приблизило. Что имеет место заговор — безусловно, но где его концы, откуда ноги растут — туман. Да и не мог он сейчас думать в полную силу, судьба Вадима, да и своя собственная, занимала его гораздо больше. Если обвинение, какое бы то ни было, подтвердится хоть в самой малой мере, следует немедленно подавать в отставку с должности. А там — или обратно в строй, или — вчистую. Начинать жизнь сначала. Не пропаду…

В то, что Вадим действительно повинен в чем-нибудь серьезном, тянущем на измену или какое угодно другое государственное преступление, Тарханов не верил ни секунды. Но знал, что такое аппаратные игры и что собой представляет их организация. В буквальном смысле — «был бы человек, а статья найдется».

А то он сам в работе «печенегом» хоть в малейшей степени задумывался о необходимости безупречных юридических доказательств вины того или иного фигуранта? Ему указывали — он делал. Да ведь, по большому счету, иначе и нельзя. Если в эти жернова попал Вадим — очень и очень плохо. Но пока реальных возможностей помочь другу он не видел. Что будет дальше — посмотрим.

Дверь почти бесшумно приоткрылась, и в кабинет вошел Ляхов. В полном порядке, в форме при ремне и погонах.

— Сиди, сиди, — властным жестом Вадим приостановил естественную реакцию Тарханова. — Все идет по плану. С Чекменевым мы уже весьма плодотворно пообщались, сейчас он поехал домой напиваться и в этом виде размышлять над своим непростым положением, а я перед сном решил с тобой парой слов перекинуться. Тут ведь у каждого свой и очень немаленький интерес образуется…

С этими словами Ляхов пересек весьма приличное расстояние, отделяющее дверь от приставного столика, ногой отодвинул стул и сел.

— Ты как здесь оказался? — беря себя в руки, почти спокойно спросил Тарханов. Вот где потребна офицерская выдержка. Все снова пошло не по привычным схемам, и нужно соображать, как себя вести. — Выпустил тебя, что ли, Игорь? И мне ничего не сказал? А как тебя адъютант без доклада пропустил?

— Адъютант твой спит прямо на рабочем месте. Загонял ты, друже, парней до полного изнеможения. Виданное ли дело, прямо с телефонной трубкой в руке заснул…