"Канцелярская крыса" - Константин Соловьёв

— Минутку, господин заместитель… — Герти облизнул пересохшие губы, — Я хотел уточнить. Вы все-таки уверены, что речь идет о диверсии?

Мистер Беллигейл взглянул на него с удивлением.

— Хотел бы ошибаться, но не могу себе этого позволить. Мы имеем дело с диверсантами и саботажниками, полковник. Но я уверен, что вы справитесь. Вам ведь не впервой сталкиваться с подобным.

— Я хотел сказать, можем ли мы с полной уверенностью полагать, что в Коппертауне произошла диверсия? Взрыв на заводе вполне мог быть роковым стечением обстоятельств. Такое часто случается на заводах, по-моему.

— Исключено, — твердо ответил мистер Беллигейл, — Я уже сказал вам, что «Асмодей» отправил мне подробный отчет. Он действовал строго по своему плану, не отклоняясь ни на дюйм.

— Значит, все наши выводы опираются на свидетельские показатели «Асмодея»?

— Которым я склонен абсолютно доверять.

— Но разве не опрометчиво строить политику Канцелярии, исходя из показаний какой-то машины? — Герти ощутил себя так, словно забрасывает удочку в пруд, кишащий аллигаторами.

Мистер Беллигейл взглянул на Герти своим равнодушным акульим взглядом, который не делался мягче даже проходя через линзы пенсне. Обладать подобным взглядом может только человек, лишенный души, по собственной воле превративший себя в оружие, в бездушную вещь, в канцелярский инструмент.

— «Лихтбрингт» не просто машина, полковник. Это самая совершенная и надежная счислительная машина в мире. И она не ошибается.

«Они все здесь рехнулись, — тоскливо подумал Герти, ерзая на стуле для посетителей, — От Шарпера до последнего клерка. Верят своей проклятой механической игрушке как оракулу. Какое-то неистовое поклонение, ей-богу… Не удивлюсь, если через пару лет им придет в голову возлагать счетной машине жертвы. А что, очень миленькая будет картина. Быть может, я когда-нибудь прочитаю об этом в „Таймс“…»

— Все ошибаются, — заметил он вслух, стараясь держаться доброжелательно и открыто под вдавливающим в кресло серым взглядом второго заместителя, — Говорят, даже Моцарт, исполняя свои симфонии на рояле, бывало, ошибался. Попросту случайно нажимал одну клавишу вместо другой. Что уж говорить о таком сложном аппарате, как ваш «Лихтбрингт»? Предположим, отошел у него где-то провод или, скажем, заело шарнир…

Мистер Беллигейл поднял руку, вынуждая Герти замолчать.

— Полковник, восемь лет назад я лично участвовал в монтаже «Лихтбрингта» и относительно знаком с его архитектурой. Уверяю вас, более надежной и защищенной машины не существует. Даже если на землю хлынет огненный град, который размолотит Новый Бангор в крошку, «Лихтбрингт» продолжит функционировать и при этом не допустит ни единой ошибки. Он создавался как инструмент высочайшей надежности. В его структуре есть три…

— …логических контура, которые уничтожают даже мельчайшую вероятность ошибки. Спасибо, мистер Беллигейл, я знаю. И искренне уважаю создателя этой машины, кем бы он ни был. Но все же задумайтесь. По иронии судьбы, чаще всего тонут те корабли, которые еще на стапелях торжественно именуют непотопляемыми. И больше всего галстуков сожжено именно патентованными утюгами, которые совершенно безопасны в использовании.

Мистер Беллигейл рефлекторно коснулся своего галстука, остро очерченного и похожий на свисающий с его шеи меч палача. В отвороте его безукоризненно выглаженной рубашки на миг мелькнул его кадык, бледный и острый.

— Я понимаю, к чему вы апеллируете, полковник. Но вынужден отвергнуть ваше предположение немедля. «Лихтбрингт» не ошибается. Или вам придется предоставить существенные доказательства в пользу этой теории.

Герти ощутил подавленность. Перспектива борьбы с невидимым механическим чудовищем, надежно укрытым в толще земли и представляющим собой пышущие паром мили трубопроводов и колючих шестерней, представилась ему не более заманчивой, чем преследование германских шпионов. С другой стороны, она была куда безопасней. В отличие от шпионов, счислительные машины не оборудованы оружием и не способны причинять вред человеку, в чем уже заключено немалое их достоинство.

Мгновением спустя на воображаемом горизонте Герти, уже затянутом свинцовыми предгрозовыми тучами, зажглась крохотная звезда.

— У меня есть доказательства! — выпалил он решительно.

Мистер Беллигейл приподнял бровь. На любом другом лице подобное мимическое движение выглядело бы выражением легкого удивления. На лице второго заместителя оно выглядело зловеще.

— Слушаю вас, полковник.

Герти небрежно положил на стол мистера Беллигейла увесистую папку, которую на протяжении всего разговора держал в руках.

— Вот.

Мистер Беллигейл даже не сделал попытки ее открыть.

— Что это?

— Это материалы по делу Бангорской Гиены.

— Помню. Уинтерблоссом, так?

— Он самый, — Герти кисло улыбнулся, — С разрешения мистера Шарпера я приступил к собственному расследованию. И вот что я получил, когда запросил у вашего «Малфаса» всю соответствующую документацию.

— Спасибо, мне знакомы эти материалы.

— И все же взгляните. Пожалуйста.

Мистер Беллигейл беззвучно открыл папку и принялся читать. Его бесцветные глаза быстро бегали по строкам. И чем ниже они опускались, тем больше в их углах собиралось крохотных морщинок.

— Что за ерунда? — наконец спросил он, отрываясь от чтения, — Это не дело Уинтерблоссома. Это сборник рецептов пирога с ревенем.

— Сто сорок четыре рецепта, — подтвердил Герти с некоторым злорадством, — Встречаются весьма интересные. Но есть один недостаток. К делу Уинтерблоссома они не имеют никакого отношения.

Мистер Беллигейл с некоторой брезгливостью отодвинул папку от себя.

— Все элементарно, полковник. Вы попросту неверно составили запрос. Это бывает с теми, кто слабо знаком с машинной логикой.

Поверх папки Герти шлепнул усеянную дырками мемокарту, ту самую, на создание которой потратил столько времени. Жест получился красивый, точно это был козырный туз, элегантно брошенный на стол в разгар партии.

— Мой запрос в полном порядке. Можете проверить.

Мистер Беллигейл нахмурился. Герти подумалось, что сейчас он попросту велит самонадеянному клерку убираться из его кабинета. И впрямь, мелькнуло в глазах второго заместителя нечто подобное, сродни колючему гальваническому разряду.

Однако мистер Беллигейл не случайно считался одной из опытнейших канцелярских крыс. Крысам свойственны многие чувства, не понаслышке известные человеку, в том числе хитрость, подозрительность, ярость и даже дерзость. Но также им свойственно и любопытство. Именно поэтому мистер Беллигейл молча взял мемокарту. Его ловкие тонкие пальцы, которые, в то же время, выглядели достаточно сильными, чтоб согнуть дюймовую свинцовую трубу, быстро прыгали по отверстиям в картоне, ощупывая их, как пальцы слепого ощупывают набранную текстом Бройля книгу. В этот миг он сам походил на считывающий контур «Лихтбрингта».