Ослепительный нож - Вадим Полуян

- Что же теперь? - уронила княгиня главу на грудь.

Дмитрий Юрьич глянул на Всеволожу:

- Как мыслишь, Фишечка, что теперь?

- Сказать? - вскинула взор боярышня. - Шесть битв меж вами полыхало в усобицу. На очереди седьмая. Полторадесять лет которуетесь. Виновна Литовтовна с золотым источнем. Ей мало мук! Ну а вы, братья, старший да средний, умники? Век готовы промстить за безделицу. Совесть не говорит худого?

- Веришь? - запальчиво перебил князь и признался: - Не говорит ни гугу! - Внезапь извлёк хартию из-за пазухи. - Чти, грамотея! Пять вящих чернецов ко мне пишут: Ростовский, Суздальский, Московский и Пермский… Совестят, строже некуда!

- «…ты дерзаешь быть вероломным, - читала вслух Всеволожа, - пленяемый честью великокняжеского имени, суетною, если она не Богом дарована, или движимый златолюбием, или уловленный прелестью женскою…»

- Софья! - перебил Дмитрий Юрьич. - Как тебе сие последнее любится: «уловленный прелестью женскою»?

- Вздор! - возмутилась княгиня. - Не к чести епископов сии вздоры!

- «…именуешь себя великим князем, - читала далее Всеволожа, - и требуешь войска от новгородцев, будто бы для изгнания татар, призванных Василием и доселе им не отсылаемых. Но ты виною всего: татары немедленно будут высланы из России, когда истинно докажешь своё миролюбие»…

- Вот оно как! - возопил Шемяка. - Признались, что отпрыск Витовтов наводнил Русь татарами. А то «клеветник», «наветчик»! Теперь, выходит, не клеветник, зато сам причина засилья татарского на Москве! Каково вразумление? Ложь соседствует с полуправдой…

- «…не возвратил ни святых крестов, - продолжала боярышня, - ни икон, ни сокровищ великокняжеских»…

- Будет! - отобрал лист Шемяка. И обратился к Котову: - С чем пришёл, Иван? Увлеклись мы, тебя забыли…

Боярин встал:

- Весть худая. Под Галич идёт великий князь на осад!

Шемяка сжал кулак, хрустнул пальцами:

- Эка, великий князь! Фёдор Галицкий уже здесь?

- Жив и благополучен.

- Пусть всех местичей забирает в войско. Выступим лоб в лоб.

Котов истиха возразил:

- По городу и по башням караул держать будет некому.

- Осадным головой назначаю Ватазина, - пропустил возраженье Шемяка. - Пусть ведает всю засаду в кремнике. Пусть найдёт, где покрепче дворы и домы для сидения осадного. - Тут он заметил немотствующих в ратном совете женщин. - Иди, Софья, к сыну. А ты, Фиша, - к себе. Жди со мной беседы.

Боярышня не осталась в своей одрине. Облеклась в шубу-бармиху, вышла отдышаться на гульбище.

День был ясный. Мороз пощипывал, снимал вялость с лица. Снизу поднимался несграбный грек в ватном колпаке и коротком жупане. Стрелки усов заиндевели. Глаза смеялись. Сколько ни приходилось с ним говорить, вспоминая свои познания в греческом, он всегда был весел. Хотя судьбину на Руси обрёл неприветную. Позванный из Царырада здатель угодил в московскую смуту. Не обновлять Успенский собор в Кремле, а скитаться с Шемякой досталось ему на долю. Незадачливый властелин не оставил в Москве иноземного мастера, всюду возил с собою.

- Здравствуй, Феогност! Хорошо ли гулял? - сделала лёгкий поклон боярышня.

Прибывший с Котовым две седмицы назад, грек уже изрядно знал Галич.

- О! - воскликнул он. - Смотрел с башни церковь святого Леонтия.

- Что увидел с такой высоты? - спросила Евфимия.

- Чешую на куполах, - удивил её Феогност. И вынул из-под полы жупана длинный зрительный снаряд. - Вот!

У боярышни захватило дух. Очи увлажнились. Вспомнила Мамона. Вернула трубку.

- Константинополь! - мечтательно ушёл взором ввысь Феогност. - Наши мастера! Память о Родине! Посмотри, посмотри!

Всеволожа отрицательно повела головой, спрятала руки за спину.

Грек по-своему понял, почему она отказывается поднесть трубку к глазам:

- Мороз! Глаза не видят от слёз! Холодна ваша страна!

Распрощавшись с мастером, Всеволожа увидела идущего к ней Акишку, княжого отрока, и с облегчением перешла на родной язык:

- Что стряслось, Акинфий?

- Фефиния! Государь бушует в твоей одрине. Кричит: «Орись-недарись!»

- «Ори, не доорись!» - поправила боярышня. - А я не Фефиния, а Евфимия.

- А я не Акинфий, а Иоакинф! - на выпад выпадом отвечал колкий отрок.

Шемяка сидел на её одре, ероша густые волосы, заиндевевшие вовсе не от мороза. Даже не спросил, где была, сразу приступил к делу:

- Сядь рядом, Фишка, и слушай…

- Всю жизнь прошу: не называй меня Фишкой! - возмутилась Евфимия.

- Заутра выхожу встречь Стриге-Оболенскому, - пропустил её слова мимо ушей князь. - Васильева рать с татарами близко. Слепец - позади. Доверился воеводе. Что ж, померяюсь силами с Ванькой Стригой. Только что ободрял галичан. У нас пускачи, ещё батюшкою оставленные.

- На пушки надеешься, - без воодушевления произнесла Всеволожа. - А ежели у Стриги пускачи ломовые? Втиснет в крепость, начнёт ломать стены…

- Сметливая ты! - похвалил Шемяка. - Не зря под Белёвом Голтяев превозносил тебя. Я, думаешь, не опасаюсь осады? Вижу, не отсидимся. Потому пришёл с просьбой: взойди на стену. Увидишь их одоление, бери Софью с сыном. Кличь Акишку-отрока. Он знает из кремника подземный ход. Выведет в овраг. Станьте на лыжи. Выйдете к деревне Мушкина гора. Там - возок с крепкой обережью. Оттуда зимним путём через Вологду и Устюжну - в Новгород. Улица Даньславлева. Софья знает.

- Я тоже знаю, - сникла Евфимия.

Шемяка удивлённо хмыкнул и пошёл из одрины. Его занимал предстоящий бой.

- Всякая ссора мировою красна! - выскочила вслед Всеволожа.

Князь, полуоглянувшись, сказал:

- Кобыла с волком мирилась, к дому не воротилась!

Воротится ли нынешний галицкий полководец? Княж терем притих. Запёршись у себя, Софья ревмя ревела, предчувствуя страшный конец. Феогност попадался на глаза в невозмутимом спокойствии, мурлыкал по-гречески песнопение: «Агиос, офэос…» Акишка-отрок при встречах взглядывал на Всеволожу, как заговорщик. Однажды столкнулась с Котовым. Он истиха молвил:

- Мы среди недругов.

- Тебе ль ровняться со мной? - осердилась Евфимия.

Послужник Василиусов удалился.

Просьба Шемяки приводила в отчаянье: теперь не покинуть Галича! На ней Софья с сыном. Днём довелось трапезовать в обществе тиуна Ватазина. Князь не поспел к столу, устраивал воев. Софья не вышла, сослалась на главоболие.

- Эта битва станет последней, - сказал Ватазин.

- Последней, - согласилась Евфимия, - если вы будете под щитом.

Тиун поперхнулся ухой, смолчал. Утром, чуть рассвело, к боярышне постучал Акинфий:

- Они идут!

Опрянувшись, Всеволожа позвала Софью взойти на стену. Та отказалась. Сопровождал боярышню Феогност со зрительным снарядом.

День занимался солнечный, ясный, как на заказ. Евфимия разглядела чёрные движущиеся пятна в белой дали, однако не различала, что там творится.

- Хочу всё видеть, - сказала по-гречески.

- Возьми, - отдал Феогност свою трубку. Волшебные стекла показали начало рати. Стройно и бодро приближалось московское войско к Галичу. Шемяка стоял на крутой горе над глубоким оврагом. Приступ был труден. Москвичей больше, у галичан место выгоднее. Они неподвижно ждали, пока неприятель от берегов замерзшего озера медленно двигался по берегу. По левую руку - лес. Всеволожа представила: оттуда мог наступающих опрокинуть засадный полк. Нет, лес не обрушил в овраг засады. Видно, Шемяка счёл: москвичи и татары достигнут горы утомлённые и расстроенные. Легко их смять свежими силами. Всеволожа наблюдала с тяжёлым сердцем, как свои идут на своих. Вот наступающие - у подножья горы. Дружно, лихо, по-муравьиному, устремились на высоту. Задние подпирали передних. Едва вскарабкались первые, на них мощно ударили галичане. Вой смешались. Какой там ад! Татарские малахаи не видны. Они под горой. На что им в чужом кровавом пиру похмелье! Пусть россияне переколотят друг друга. Потом грабь мёртвых, добивай недобитых… Вот бегут галичане. Их уж не остановит ничто. За спиною - смерть, впереди - надежда! Евфимия вернула Феогносту снаряд, поспешила вниз.

Акишка ждал у чёрного хода. Софья с сыном готовы. Осталось одеться в верхнее, тёплое. Княгиня подняла бледный лик:

- Плохо?

- Уходим! - торопила боярышня.

С тихим плачем шла Софья к смотровой башне.

- Туда? Под землю? - тряслась она.

- Что страшит под землёй? Софья Дмитриевна! - недоумевал Акинфий.

- Тартар! Там он ближе, - медлила княгиня. - Мразкое подземельное место!

- Мату-у-у-унька! Не хочу в тарта-а-а-ар! - заревел Шемячич.

- Возьми его, Иоакинф, ступайте вперёд, - велела Евфимия. И обратилась к Софье: - Чего пугаешься?