Отважное сердце - Робин Янг

Здесь были Генри Перси, который, кажется, стал еще коренастее с момента их последней встречи, и Ги де Бошам, встретивший его без улыбки. Повзрослевший и вытянувшийся Томас Ланкастер, обещавший вот-вот превратиться в мужчину, сидел в седле рядом с Робертом Клиффордом, который вежливо кивнул Роберту, и Ральфом де Монтермером, который весело улыбнулся ему. И, наконец, взгляд Роберта нашел Эймера де Валанса. Это ненавистное лицо заставило его мгновенно перенестись в Англси — в захламленную кухню, где в черных глазах Эймера светилась ненависть, когда он намеревался убить его.

Роберт вскочил на Хантера, и Хэмфри кивнул остальным.

— Можно двигаться. Нам предстоит трехдневная поездка.

— Трехдневная? — переспросил Томас. — Но мы же пропустим завтрашнюю церемонию.

— И ты до сих пор не сказал нам, брат, куда мы едем и зачем, — добавил Ральф.

Роберт почувствовал удовлетворение оттого, что оказался не единственным, кого Хэмфри не посчитал нужным посвятить в свои планы. И вновь тень сомнения закралась ему в душу, но он постарался отогнать ее. В чем бы ни заключался их план, все равно он был лучше того, чтобы остаться здесь, перед тягостным выбором.

— Я все объясню вам по пути, — твердо пообещал Хэмфри.

Дав шпоры своему коню, рыцарь повел маленький отряд по дороге прочь из Монтроза. В хвосте процессии переваливалась по рытвинам и ухабам крытая повозка, а впереди освещала путь кроваво-красная луна.

Толпа мужчин молча смотрела на одинокую фигуру, которая шагала по образованному ими проходу, направляясь к платформе в центре лагеря. Над лиманом еще висели клочья тумана, и утренний воздух уже сочился влажностью, обещая очередной жаркий и душный день. Небо на востоке отливало жидким золотом, и его жирные отблески скользили по лицам сотен людей, обступивших помост. Перед платформой под присмотром рыцарей из личной свиты короля выстроились в ряд несколько человек. Они старались держаться вместе, бледные и подавленные, чувствуя себя карликами в сравнении с колоссальным деревянным сооружением, которое зловеще нависало над ними. И у немногих из них достало мужества посмотреть на одинокого мужчину, неумолимо приближавшегося к ним.

Роберт Брюс, лорд Аннандейл, ждал в рядах английской знати, не отрывая глаз от Джона Баллиола, медленно приближавшегося к ним. Король Шотландии исхудал и высох, глаза у него ввалились. Лицо у него было серым, несмотря на жару, и золотая накидка с королевским гербом Шотландии была единственным ярким пятном в его облике.

После разгрома под Данбаром Баллиол бежал вместе с Коминами, но король Эдуард столь безостановочно и неутомимо двигался на север, а замки и города с такой быстротой сдавались на его милость один за другим, что королю Джону и остаткам его людей попросту негде было укрыться. Недели, проведенные в дороге, явственно сказывались на его опустошенном лице и изможденном теле. В июне он написал Эдуарду о том, что расторгает военный союз с Филиппом и предлагает безоговорочную капитуляцию. И вот теперь, униженный и отчаявшийся, он являл собой живое воплощение обреченного человека, ждущего, когда на шею ему опустится топор палача.

Когда Баллиол шаркающей походкой прошел мимо, Брюс вытянул шею, жалея, что враг ни разу не взглянул в его сторону и не увидел, что он стоит здесь, наблюдая за его последними мгновениями в роли короля. Но взгляд Баллиола не отрывался от помоста впереди. Толпа медленно смыкалась за ним.

Баллиол подошел к пленникам, согнанным в кучу перед помостом, и те вынуждены были расступиться, освобождая ему дорогу к помосту. Какой-то мужчина шагнул вперед, словно желая что-то сказать королю, но рыцари свиты рукоятями мечей немедленно заставили его вернуться на место. Брюс, глядя поверх голов стоящих впереди, понял, что это был Джон Комин. Лорд Баденох отступил назад, не отрывая взгляда от шурина, который уже медленно поднимался по ступеням. Рядом с Комином стояли его сын и наследник, опальный супруг Джоанны де Валанс, а также Темный Комин и графы Атолл, Ментейт и Росс. Брюс окинул их быстрым взглядом. Многие из них были товарищами его отца. Но, как и для него, их время прошло. Прошлое должно остаться в могиле, вместе с костями павших. В Шотландии наступала новая эра.

Услышав, как его сын Эдвард прошептал что-то на ухо одному из его вассалов, Брюс обернулся и ожег его яростным взглядом, призывая к молчанию. Утром, узнав о том, что Роберт отбыл в неизвестном направлении по поручению короля, Брюс пришел в ярость. Он долго и с пристрастием расспрашивал Эдварда, но или сын его оказался лучшим лгуном, чем он предполагал, или же действительно не знал, почему старший брат исчез безо всяких объяснений. Но с тех пор ярость лорда сменилась холодным гневом, и он даже почувствовал некоторое облегчение.

С самого начала войны и своего союза с королем Англии он ни разу открыто не признал, что именно его сыну принадлежит право на трон, но в глубине души он сознавал это, и эта правда разъедала его изнутри. Обуреваемый страхом, что Роберт может предъявить претензии на престол, он постарался максимально отдалить от себя сына, и так ощущавшего себя лишним, чем лишь усугубил существовавшее между ними отчуждение. Брюс позволил себе надеяться, что отсутствие Роберта в столь важный момент кампании, которую уже много лет вела их семья, означало, что он решил отказаться от борьбы. Лорд Аннандейл искренне рассчитывал, что так оно и есть, потому как сам он расставаться с мечтой о троне не собирался. Отец обошел его наследством, чтобы унизить. Но отныне он сумеет исправить причиненное ему зло. И еще он надеялся, что старый лорд сейчас переворачивается в могиле.

Когда Брюс перевел взгляд на платформу, то увидел, что Баллиол уже добрался до самого верха и шел к ее центру, где его ждал тесть, Джон де Варенн, со свитком пергамента в руках. За спиной графа Суррея толпились судейские, стряпчие и королевские чиновники, в числе которых был и епископ Энтони Бек. Они стояли по обе стороны трона, на котором восседал король Эдуард. С такого расстояния лицо короля виднелось Брюсу размытым пятном, зрение у него было уже не то, что прежде, но он не сомневался, что Эдуард не сводит взгляда с Баллиола. Зазвучал хриплый и мрачный голос графа Суррея, когда он развернул документ и стал зачитывать обвинения против Баллиола, чьи изменнические действия в качестве вассала короля Англии привели к конфискации его владений. И теперь акт его безоговорочной капитуляции предусматривал, что он передает королевство и символы власти своему сюзерену.

Закончив чтение, Джон де Варенн отступил назад, глядя куда-то поверх головы своего опозоренного зятя. На мгновение Баллиол остался один. Он неуверенно огляделся по сторонам, а затем болезненно поморщился, когда к нему шагнули два рыцаря из личной свиты короля. Каждый из них держал в руках кинжал. Кое-кто из шотландских вельмож, стоявших внизу, начал было протестовать, но люди короля не намеревались причинять низложенному монарху физического вреда. Вместо этого они принялись срезать золотые нити, которыми к накидке Баллиола был пришит свирепый красный лев, вставший на задние лапы. Отрешенное выражение на лице Баллиола показывало, что он знал о том, что ему предстоит. Когда голова вышитого льва была отпорота от накидки, один из рыцарей передал свой кинжал товарищу и взялся обеими руками за кусок материи. Одним сильным рывком он сорвал королевский герб с мантии. Толпа нестройно захлопала в ладоши, раздались радостные выкрики, которые, впрочем, быстро стихли. Баллиол покачнулся и едва не упал, но рыцари подхватили его под руки, и он остался стоять перед ассамблеей в золотой накидке, из которой торчали красные нити.