Будет ли революция в России? - Алексей Кунгуров

Во время апогея «бархатной» революции в Югославии в октябре 2000 г., требуя признать победу оппозиционного кандидата на пост президента Владислава Коштуницы, забастовку объявили… мусорщики Белграда. Вроде бы, это не шахтеры, не нефтяники, и даже не авиадиспетчеры, но через три дня в городе стало трудно дышать от смрада. Горожане стали поджигать мусорные контейнеры, что только усугубило ситуацию. Легко представить, какое недовольство вызвала абсолютно у всех столичных жителей изнуряющая вонь, от которой некуда было спрятаться. Думаю, лишне объяснять, что забастовка мусорщиков произошла не потому что они все поголовно были сторонниками оппозиции, а потому, что она была нужна для создания недовольства.

Бывают ли массовые волнения стихийными? Да, и довольно часто. Например, дебоши, учиняемые футбольными фанатами, хоть и легко прогнозируемы, но стихийны. Кондопожские беспорядки тоже вспыхнули сами по себе. Как говорится, наболело на душе, вот и прорвалось. Есть примеры и более масштабных волнений. Например, погром турок-месхетинцев в Узбекистане в 1989 г. произошел совершенно беспричинно. По крайней мере, каких-либо внятных объяснений произошедшему никто не дал по сию пору. Во всех этих случаях можно выделить закономерные особенности: стихийные беспорядки происходят беспричинно, неожиданно, не имеют каких-либо четких целей, системных организаторов, и политических последствий. Очень часто в стихийных массовых столкновениях вообще невозможно определить противоборствующие стороны и выявить конфликт. Между турками и узбеками в Фергане никаких противоречий не было в принципе, то есть классифицировать события 1989 г. как межэтнический конфликт нельзя. Это был погром, но и к подобным действиям у узбеков не было никаких реальных или мнимых причин. Турки просто попали под горячую руку, только и всего.

Нефть, PR, революция

Давайте снова обратимся к событиям Первой русской революции. Историки большое внимание уделяют событиям в столицах — Петербурге и Москве, трактуя значительные или незначительные события тех дней в русле своих идеологических предпочтений. А вот о причинах революционного взрыва говорят зачастую весьма обтекаемо — мол, рост противоречий, экономический кризис, да еще усугубленный войной. О причинах же кризиса экономики почти никто толком не пишет, как будто дело это очевидное. Между тем, сам по себе экономический кризис в России в то время кажется совершенно неуместным, поскольку 1904–1907 гг. являлись временем экономического подъема в мировом масштабе после предшествующего незначительного спада. Следовательно, причины экономических трудностей империи были в значительной степени обусловлены, скажем так, субъективными факторами.

Даже если ситуация в целом будет благоприятной, удар по критической точке экономической системы — по решающей отрасли в стране, способен вызвать благодаря эффекту домино большие потрясения в национальном масштабе. Такой ключевой точкой в России начала XX века была, как ни удивительно это покажется, нефтяная отрасль. Начало прошлого столетия — время господства во всем мире парового двигателя, и, стало быть, угля. Но в России, где проживало 9 % населения планеты, тогда добывалось ничтожно малое количество угля — порядка 2 % от общемировой добычи, несмотря на то, что суровые климатические условия делали промышленное производство более энергозатратным, чем где бы то ни было. Топливный баланс был сдвинут в пользу более совершенного и экономичного топлива — нефтяного.

Российская империя уверенно лидировала в добыче и переработке нефти, была крупнейшим поставщиком сырья и нефтепродуктов на мировой рынок. Этому способствовало то, что наше сырье было самым дешевым — в 4–5 раз дешевле американской нефти[103]. Как пишет историк Александр Иголкин, «в 1900 году на железных дорогах России нефтетопливо было главным — 40,5 % всего потребления. Лишь затем шли уголь и дрова — 35,3 и 24,2 %.[104] В основном на мазуте работала промышленность не только Поволжья, но и Центрального района. На нефтетопливе к началу XX в. работал весь каспийский и волжский флот».[105]

Когда я говорю, что нефтедобыча была критической точкой российской экономки, можно понимать это совершенно буквально. Только в одной точке — Баку были сконцентрированы более 95 % всех добывающих мощностей империи. Подумайте, что произойдет, если парализовать добычу нефти: это вызовет паралич транспорта, и как следствие, разрыв технологических цепочек в рассредоточенных на громадном пространстве производствах. Даже если коллапс и не наступит, то цена на нефтепродукты резко подскочит, что значительно увеличит производственные издержки, а это в свою очередь приведет к росту цен на потребительские товары и снижению зарплаты. Когда расхождение ножниц «цены-зарплата» достигнет критического уровня, создаются благоприятные условия для социального взрыва.

Фабричная казарма. Быт русских рабочих на рубеже XX в. был более чем аскетичным.

Что же произошло в начале века с русской нефтяной индустрией? Напомню то, о чем уже говорилось выше: добыча нефти в 1905 г. упала на треть, резко снизился объем буровых работ. В результате августовских беспорядков 1905 г. в Баку цены на нефть выросли с 14,6 копеек за пуд в 1904 г до 36 копеек в сентябре следующего года. Пугающая неопределенность с перспективами нефтедобычи, рост цен на нефтетопливо заставили начать массовый переход на каменный уголь. Российская индустрия сделала шаг назад из нефтяного XX столетия в век минувший, угольный.

Следовательно, если некие силы были заинтересованы резко дестабилизировать обстановку в России, то они должны были нанести массированный удар по центру нефтедобычи. Если наше предположение о том, что локомотивом революции был мазутный кризис, верно, то мощные выступления в Баку должны были произойти раньше событий Кровавого воскресенья января 1905 г., давшего официальный старт Первой русской революции. И что же мы видим — действительно, в 1903 г. в Баку происходят мощнейшие за всю историю страны выступления пролетариата.

Но это были настолько странные волнения, что эту странность отмечали даже совершенно не склонные к мистицизму советские историки 30-х годов: «Июльская забастовка самих рабочих захватила врасплох, неожиданно — словно огромная снежная лавина, — говорится в «Трудах первой всесоюзной конференции историков марксистов», 1930 г. — Даже требования рабочих не были сформулированы. Справедливо отмечалось, что на вопрос заводской администрации — почему бастуют, чего им надо — от отдельных рабочих получались часто несуразные ответы». Современник событий, крупнейший специалист по экономике нефтяной отрасли В.И. Фролов писал: «Можно с достаточным основанием утверждать, что до июля 1903 года борьбы рабочих с капиталистами в нефтяной промышленности не было. Изредка возникавшие неорганизованные частичные забастовки до этого времени нимало не колеблют этой общей оценки… Нет никаких сомнений, что в 1903 году положение бакинских рабочих было не хуже, чем в 1902 и предшествовавшие годы, но до 1903 это положение не осознавалось настолько, чтобы побудить рабочих к каким-либо действиям».[106]

Позднее заслуга в организации забастовки была, естественно, приписана РСДРП. Однако историки попали в очень неудобное положение, поскольку им пришлось как-то объяснять навязчивое стремление бунтовщиков уничтожать нефтепромыслы, то есть лишать самих себя и своих товарищей источника существования. Журнал «Историк — марксист» в 1932 г. писал: «В целом всеобщая стачка июля 1903 года благодаря усилиям Бакинского Комитета РСДРП и стачечного комитета отличалась организованным характером. 6 июля и в последующие дни наблюдались отдельные анархические выступления. В Балахонах (район нефтедобычи) группа малосознательных рабочих, подстрекаемых черносотенными элементами, прибегла к порче промыслового имущества и повреждению резервуаров. Одновременно наемные полицейские агенты устраивали пожары на промыслах с тем, чтобы создать удобный повод для массовых репрессий против бастующих».[107]

Первые заметные успехи Сталина на поприще профессионального революционера были достигнуты в Баку.

Версия совершенно безумная. У полиции и без того было множество причин и поводов для массовых репрессий. Невозможно объяснить происками полицейских провокаторов и то, что лишь за последнюю декаду августа 1905 г. в Бакинском районе сгорело 57 % всех производительных скважин, 61 % бурившихся и углублявшихся. Это привело к астрономическим убыткам — 40 миллионов рублей по самым скромным подсчетам. Восстановить сожженные скважины в большинстве случаев было невозможно.