Том 2. Сцены и комедии 1843-1852 - Иван Тургенев

Отметив хорошую игру участников спектакля, Баженов, вместе с тем, утверждал, что «каждое лицо жило на сцене полною жизнью, а взятые вместе они, при всем том, как-то плохо вяжутся в одно целое»[232].

Критик подметил несоответствия драматургии Тургенева театру, в котором нет творческой режиссуры и каждый актер действует по собственному разумению. Вместе с тем, в отзыве Баженова отразилась его неспособность понять особенности построения пьесы Тургенева, ее драматизма и внутреннего единства.

Подобное непонимание привело к тому, что при постановках «Нахлебника» в 1889 г. в Александрийском театре и в 1912 г. в Московском Художественном театре исполнялось только I действие пьесы как более драматичное и эффектное. В 1913 г. режиссура Московского Художественного театра пересмотрела это решение, и пьеса была поставлена целиком.

И в 1879 году, по поводу удачного исполнения «Месяца в деревне» в Александрийском театре, и в 1881 году, в связи с неудачной постановкой этой пьесы в Малом театре, театральная критика писала о «несценичности» пьес Тургенева. П. Д. Боборыкин, например, утверждал, что отсутствие бурных порывов и темперамента и обилие рефлексий героев делают пьесу Тургенева несценичной[233].

Таким образом, театральная критика не поддерживала и не одобряла появления пьес Тургенева на сцене[234]. Не оценила Тургенева-драматурга и литературная критика.

Очевидно, в 1840-х годах в кругу близких к «Современнику» литераторов на Тургенева смотрели как на «надежду русской сцены и новое светило нового театра»[235]. Эта формула, иронически запечатленная А. В. Дружининым в период, когда он рьяно стремился к пересмотру идей 40-х годов, свидетельствует о том, что такое отношение к опытам Тургенева в области драматургии имело место среди сторонников натуральной школы. Это подтверждает и тенденция сопоставления драматургии Тургенева и Островского и взаимного их противопоставления, которая может быть отмечена в некоторых письмах В. П. Боткина и статьях А. А. Григорьева. Провозглашая творчество Островского «новым словом» русской драматургии, А. Григорьев счел нужным в статье «Русская изящная литература в 1852 году» противопоставить «Бедную невесту» — первое произведение, в котором, по его мнению, проявились черты Островского как писателя нового направления, — «Холостяку» Тургенева. Впоследствии А. Григорьев подчеркивал, что пьесы Тургенева значительно ниже его повествовательных произведений. За этим положением, специально аргументированным в статье «И. С. Тургенев и его деятельность» (1859), стояло упорное желание критика утвердить взгляд на творчество Островского как единственно правильный и органичный путь развития русской драматургии.

Статья Тургенева о «Бедной невесте» (1852) была попыткой оспорить такую точку зрения и показать, что в творчестве Островского есть тенденции как прогрессивные, так и снижающие художественный уровень его произведений, что он не только не может служить образцом для всеобщего подражания, а сам проходит период сложного и трудного становления. При этом Тургенев проявил доброжелательство и уважение к драматургу, которому его противопоставляли. Эта позиция Тургенева не удовлетворяла Боткина, который осудил «сладковатый тон статьи» о «Бедной невесте» — «тон какого-то сдерживаемого поклонения» Островскому[236].

Вместе с тем, выделение А. Григорьевым драматургии из общего состава произведений писателя уже само по себе выражало мысль о существовании особого литературного явления — театра Тургенева. Та же мысль, но более определенно была высказана M. H. Лонгиновым, который в 1861 г. заявил о необходимости издания театра Тургенева[237]. Идея издания своих пьес особой книгой была не чужда самому писателю. В конце 1840-х годов он задумал создать целый цикл драматических произведений.

В 1849 г., а затем и в 1850 г. Тургенев составил перечни написанных и задуманных им пьес, свидетельствовавшие о том, что он предполагал издать фундаментальное собрание своих драматических произведений.

В 1856 г. Некрасов сделал попытку издать написанные Тургеневым комедии и сцены в двух томах, в качестве дополнения к вышедшему собранию повестей и рассказов писателя. Издание драматических сочинений Тургенева, прохождение которого через цензуру Некрасов тщательно продумал, не состоялось потому, что Тургенев своевременно не подготовил пьесы к печати. Его пассивность объяснялась не отсутствием интереса к обработке пьес, а желанием заняться ею серьезно и тщательно.

Издавая свои сцены и комедии в VII томе собрания сочинений в 1869 году, Тургенев произвел их тщательную проверку и правку. То́му своих драматических сочинений он счел нужным предпослать небольшое введение, озаглавив его «Вместо предисловия». Здесь писатель в чрезвычайно лаконичной и скромной форме коснулся впечатлений, которые остались у него от соприкосновения с театром. Он вспомнил с благодарностью об исполнении Мартыновым ролей в его произведениях и отдал таким образом дань уважения артистам, любившим его драматургию, упомянул о цензурных мытарствах «Месяца в деревне» и обратил внимание читателей на эту впервые появившуюся в неискаженном виде пьесу. Оговариваясь, что не признает в себе драматического таланта, он предоставил судить читателям о литературных достоинствах его пьес.

Собрание пьес Тургенева вызвало к себе интерес читателей. Частным, но знаменательным проявлением этого интереса явились реминисценции драматических произведений Тургенева в повести Достоевского «Вечный муж», над которой писатель работал в 1869 году.

В комедии «Провинциалка» Тургенев, в духе Гоголя, высмеивает «вечную любовную завязку» и адюльтер как модное содержание пьес. Он показывает, что материальные интересы и соображения карьеры мужей волнуют дам больше, чем любовь, которую, по традиции, считают главным интересом их жизни[238]. Достоевский «реабилитирует» сюжет адюльтера и сосредоточивает внимание на судьбе покорного мужа, порабощенного женой и глубоко затаившего свою ревность. Он сам ссылается на аналогию своего героя Трусоцкого со Ступендьевым из «Провинциалки» Тургенева[239]. Однако этим общим сходством героев не исчерпываются отклики на драматургию Тургенева в «Вечном муже» Достоевского. В тексте этого произведения есть эпизод о бедном чиновнике, «добреньком» и смешном старичке, которого напоили шампанским и «вдоволь насмеялись» над ним «публично и безнаказанно и единственно из одного фанфаронства»[240]. Эпизод этот несомненно отражает впечатление от «Нахлебника».

Сватовство Трусоцкого к шестнадцатилетней Наде и враждебное отношение к нему молодежи — друзей и родственников девушки — напоминают эпизоды комедии «Где тонко, там и рвется» и особенно «Месяца в деревне». В черновых материалах к «Вечному мужу», рядом со сравнением Трусоцкого со Ступендьевым, имеется афоризм: «Нет, он слишком много рассуждает — он не опасен»[241]. Этот афоризм воспроизводит рассуждение Шпигельского из комедии «Месяц в деревне»: «…Михайло Александрыч, по моему мнению, никогда не был человеком опасным, а уж теперь-то менее, чем когда-нибудь <…> У кого сыпью, а у этих умников всё язычком выходит, болтовней» (наст. том, с. 359).

Таким образом, Тургенев, который учитывал художественный опыт Достоевского при работе над пьесами, раскрывавшими трагизм жизни маленьких людей, в свою очередь, своими комедиями дал Достоевскому новые творческие импульсы, побудил его к соревнованию в разработке определенного круга ситуаций и характеров.

Внимательным читателем драматических произведений Тургенева, очевидно, был и А. П. Чехов. Замедленное, как бы вялое и внезапно «взрывающееся» течение действия, сложные «амбивалентные» характеристики героев, чувства персонажей, маскирующие другие чувства, зачастую неосознанные, — все эти особенности драматургии Тургенева оказались близки Чехову, Интересны были ему и герои тургеневских пьес, которые, как думали Боборыкин и Суворин, никого уже не могут занимать в современном изменившемся обществе, — герои больше размышляющие и рассуждающие, чем действующие.

Некоторые типы, изображенные Тургеневым в драматических произведениях, должны были обратить на себя внимание Чехова. В небольшой пьесе «Вечер в Сорренте» Тургенев, продолжив свои размышления над женским типом, поставленным им в центре пьесы «Месяц в деревне», и над некоторыми ситуациями этого произведения[242], создает новый, очень важный для русской драматургии последующих лет образ женщины-«кометы», потерявшей связи с родным дворянским гнездом и, в конечном счете, с родиной.

В бесцельных странствиях и случайных увлечениях героини «Вечера в Сорренте» косвенно отражается распадение семейных и социальных связей дворянского гнезда, гибель того мира, в обстановке которого происходило действие «Месяца в деревне». В этом отношении в пьесе Тургенева дан первый эскизный очерк социально-психологического типа, который был затем создан Чеховым в образе Раневской («Вишневый сад»). В комедии «Месяц в деревне» Чехову оказались, очевидно, близки многие герои. Этой язвительный, умный демократ — врач Шпигельский (ср. образ Дорна в «Чайке»), и учитель — студент, присутствующий в барской усадьбе, но сознающий свою непричастность к интересам ее обитателей (ср. образ Пети Трофимова — «Вишневый сад»), и рачительный хозяин Ислаев, деятельность которого обеспечивает общее благосостояние, но который, по сути дела, чужд и неинтересен окружающим (подобный характер и ситуация в разных аспектах трактуются в пьесах Чехова «Чайка» — Шамраев и «Дядя Ваня» — Войницкий).