Подземные ручьи (сборник) - Михаил Кузмин

Кардинал ждал его с нетерпением. Ему столько же нужен был совет Калиостро, сколько хотелось просто рассказать про необыкновенное приключение. Спросив мельком про дела графа, кардинал с таинственным и лукавым видом произнес:

— Ну, граф, нам нужна ваша помощь.

— Вы знаете, что мои знания и способности всегда к вашим услугам.

— Знаю, но тут нужно совсем особое, непригодное к другим случаям искусство. Речь идет о слишком высокопоставленном лице.

— Что вы, мой друг, говорите? Как будто не знаете, что для всех людей действуют одни и те же правила?

— Мне нужно узнать, получила ли королева ожерелье.

— Какая королева? Мария-Антуанетта?

— Ну да, Мария-Антуанетта. Видите ли, милый граф, вы, конечно, только что приехали и не знаете, что тут происходило. Это тайна, но вам я могу открыть.

— Тем более если вы ищете совета.

— Полгода тому назад мне нужно было передать королеве прошение. Мне устроила свиданье наша добрая маленькая фея, г-жа де Ла-Мотт. Это было летом в саду Трианона. Незабываемые минуты! Ну, хорошо, дело было сделано, все вышло как нельзя лучше. Теперь, месяца два тому назад, та же де Ла-Мотт пишет мне, что королева в большом затруднении, г. Бемер сделал специально для нее ожерелье, но королева сейчас не имеет должной суммы и ищет кого-нибудь из друзей, кто в тайне от короля, разумеется, помог бы ей устроить это дельце. Я очень благодарен г-же де Ла-Мотт, что она меня известила. Мне было стыдно не поспешить помочь нашей обожаемой королеве, когда у меня кружева на праздничной сутане стоят сто тысяч франков и когда я принужден держать четырнадцать дворецких. Четырнадцать! Я только на днях это узнал. Иначе не обойтись. Тем более что с г. Бемером мы условились, что платежи будут производиться частями, как обещала и королева возмещать затраты.

— Вы видели письма королевы?

— Ну конечно, и подпись: Мария-Антуанетта Франции.

— При чем же тут Франция?

— Но она королева Франции.

— Все-таки глупо так подписываться.

— Вы стали вольнодумцем. Королева прелестна.

Калиостро был рассеян и скучен. Ему казалось, что кардинал какой-то не тот, что бывало. Самый Париж ему представился вдруг мельче, буржуазнее и скучнее. Он равнодушно спросил:

— Чего же вы хотите, мой друг? На мой взгляд, дело запутанное и не совсем чистое. Хорошо, если вы пострадаете только материально, то есть денежно. Но раз все формальности соблюдены, условия ваши подписаны и вещь передана королеве, то, значит, дело кончено. Чего же вы хотите?

— Узнать, передано ли ожерелье по назначению.

— А вы кому его передали?

— Г-же де Ла-Мотт, которая при мне же отдала его посланному от Марии-Антуанетты, которого я знаю в лицо, так как он же сопровождал королеву на свиданье в Трианоне.

Калиостро молчал; молчал и кардинал, очевидно, недовольный, что его рассказ не произвел желаемого впечатления. Снизу раздался звонок. Калиостро заметил:

— Конечно, я вам узнаю, но, думается, что вам и так эта история стоила немало денег.

Кардинал самодовольно кивнул головою.

— Конечно, г-жа де Ла-Мотт очень милая женщина.

— Кто говорит, что г-жа де Ла-Мотт очень милая женщина? Как, граф Калиостро в Париже, и я ничего не знаю? Злодей, злодей! Но вы загладите вашу вину завтра в пять часов у меня. Не правда ли? Я живу в Марэ. И вы в Марэ? Мы все соседи. Ну, кардинал, я сажусь, не дожидаясь приглашенья. Впрочем, я так болтаю, что вам некогда предложить мне кресло. Я так расстроена, г. Бемер все-таки не выходит почему-то у меня из головы. Я так впечатлительна. Наш ангел королева вчера была вся в голубом. Можно было умереть от восторга.

Хотя кардинал и придвинул кресло к камину для г-жи де Ла-Мотт, она все же двигалась по комнате, повертываясь, приседая, разводя руками, словно танцевала менуэт. Ужинать решили здесь же, для тепла, и не зажигать люстры, поставив только канделябры. Когда кардинал вышел зачем-то, де Ла-Мотт, сощурив глаза и понизив голос, сказала:

— Вы упрекали кардинала в расточительности и предупреждали относительно меня?

— Откуда вы знаете?

— Так, я просто слышала. Вам невыгодно со мною ссориться. Вам нужны деньги и власть, все это в моих руках. Если хотите, давайте дружить, вы не раскаетесь.

Г-жа де Ла-Мотт говорила очень быстро, боясь, что войдет кардинал. Она наклонилась к графу, причем он видел всю ее небольшую грудь в разрез открытого платья, и сказала:

— Хотите союз? Не пренебрегайте. Я могу дать недурные советы. Когда будете узнавать об ожерелье, в голубки возьмете Ла-Тур, мою племянницу: она очень способная девочка.

Входил кардинал. Де Ла-Мотт рассмеялась и хлопнула графа по руке.

— Однако какие манеры привез из провинции граф!

Мы это все здесь переделаем.

Идя домой, Калиостро вспомнил, что все время властно правила разговором и будто отдавала приказания г-жа де Ла-Мотт, а он, Калиостро, покорно слушал.

Опыт даже с очень способной племянницей г-жи де Ла-Мотт не удался. Маленькая Ла-Тур не увидела ни королевы, никакого духа, а только расплакалась и болтала какой-то вздор. Тетка ее тут же приколотила, сказала, что она и без сеанса знает, что королева ожерелье получила, так как сегодня от нее принесли письмо, где она просит подождать, как-нибудь устроиться до 1 октября, когда она внесет двойной взнос, а пока присылает тридцать тысяч в качестве процентов. Кардинал обрадовался, подарил голубке коробочку с драже и даже утешал графа в неудаче.

С парижскими существующими ложами Калиостро постепенно расходился, устроив свою отдельную, но замечал, что опыты чаще не удаются, так что приходилось прибегать к механической помощи или даже просто помощи рук. Лоренца служила ему в этом хорошей помощницей. Граф не делал из этого никаких заключений, только сердился и, сердясь, упрямей старался добиться того, что от него ускользало. Не замечал или не хотел замечать и того, что состав слушателей его делался все более легкомысленным и смешанным. Правда, оставался кардинал, Сарразены и Леожан — друзья, но первый был увлечен и взволнован авантюрой с ожерельем, а вторые были далеко. Митава, Петербург казались оставленными за миллион верст. Граф устроил свой дом богато и импозантно, и с внешней стороны его жизнь была крайне блестяща. Его собрания обратились в смешанный салон, где посетители менялись каждый день, говорили о делах, назначали свиданья. Между тем как граф, собирая обрывки вдруг почему-то исчезнувших знаний, говорил напыщенные и смешные речи об Атлантиде, Египте, арканах, философском камне, прерывая их комплиментами близко сидящим дамам.

Впрочем, суеверная слава о нем держалась крепко, и ночью, проходя пустынным Марэ, крестьяне со страхом показывали друг другу на огонь в его лаборатории и спешили дальше, крестясь. Г-жа де Ла-Мотт перенесла часть своей деятельности в салон Калиостро, что прибавило ему оживления, но не способствовало духовности и серьезности общества. Графиня должна была бы радоваться светской жизни, но ее тревожило состояние Калиостро, которое, несмотря на внешне как будто еще увеличившуюся деятельность графа, чувствовалось тревожным и мрачным. Когда он не думал, что на него глядят, лицо его делалось обрюзгшим, печальным и тупым. Кроме того, Лоренца, при всей своей наивности, замечала, что чаще и чаще граф бывает смешным, что шепот и смешки окружающих почти не скрываются и что он слушает растерянно и жадно всякого, кто властно говорит. Наконец весь Париж, светский, газетный, масонский, уличный, придворный, разинул рот от изумления и смеха: граф основал женскую ложу «Изида» и мастером выбрал графиню Лоренцу. Сделано это было по совету г-жи де Ла-Мотт. Туманные и высокопарные объяснения Калиостро о значении женщин в общей регенерации духа еще более смешили не только остряков, особенно когда вспоминали, какой рой пустых хохотушек, старых дев, авантюристок и сводень ринулся в открытые двери этого святилища. Появились памфлеты, стишки и брошюры, где «Изиду» сравнивали чуть не с публичным домом, а Калиостро изображался в виде султана среди своих жен. Особенно смущало одних и веселило других, что после сеансов, на которых присутствовал и Калиостро, все переходили в соседнюю залу, где были накрыты столы, ждали кавалеры, и запросто ужинали, танцевали и пели куплеты.

Однажды утром кардинал приехал в Марэ сильно потрясенный. Прямо пройдя в кабинет, он бросил перчатки в камин, вместо того чтобы положить их на геридон, и начал, отдуваясь:

— Граф, я виноват, я скрывал от вас, но теперь я признаюсь и умоляю о совете.

— В чем дело? — спросил Калиостро тоже взволнованно, видя искреннюю тревогу де Рогана.

— Королева ожерелья не получила.

— Как?

— Бемер узнал это от г-жи Кампон, лектрисы королевы. Все письма подложны. Мария-Антуанетта Франции! вы правы: кто же будет подписываться так глупо? Мы все обмануты, но, главное, задета честь королевы. Ювелиры были уже в Версале, там все известно. Боже мой! что же нам делать?