Память Древних (СИ) - Машевская Анастасия

Дей замер, качнул головой и стал теперь сам мерить шагами комнату:

— Завтра каждый из них начнет подсовывать мне своих дочерей да племянниц, считая такое родство хорошей платой за то, что помогли мне вернуть трон.

— Сегодня. И они будут правы, — сказала ему в спину Тегана.

— Они всучат мне девку, до которой ни мне, ни им не будет никакого дела, только для того, чтобы иметь возможность давать мне важные советы, которые будут блюсти их, августов, выгоду.

Данан вдруг рассмеялась.

— Это любопытные рассуждения, Дей. Особенно если учесть, что я сама из семьи августов, и женись ты на мне, Ллейд бы тоже не упустил шанса.

Диармайд совсем не разделял женского веселья. Перестав метаться, он встал рядом с чародейкой и открылся:

— Я уже уговорил, и ничего не изменилось, Данан. Я люблю тебя. И тем сильнее, чем больше понимаю, что за все минувшее время ты не сделала ничего, что могло бы мне навредить. Я верю тебе, Данан. И если ты уйдешь, я не только проиграю какому-то остроухому убийце — я останусь один. Как мужчина, как человек и как король.

Данан смотрела на товарища, медленно скользя взглядом по так хорошо знакомому, но сейчас — абсолютно новому лицу, отмечая, как он изменился. Она сделала последний разделявший их шаг, не позволяя более даже воздуху встревать меж ними.

— Я тоже люблю тебя, Диармайд. Но совсем не той любовью, которой, ты хочешь, чтобы я тебя любила. И из жалости делать нас обоих несчастными не стану. — Данан протянула руки, заводя мужчине за спину, и прижала к себе, вдыхая аромат крепкого, порой несговорчивого, но самого верного в мире плеча. Поцеловала в щеку и, отстраняясь, погладила по второй, ощущая, с каким пылом Диармайд обнимает её в ответ.

Его губы дрожали, в глазах стояли слезы.

— Ты… — выдохнул он, смиряясь с поражением. — Ты останешься хотя бы моим другом? До конца?

Данан, к растерянности Дея, задумалась. Сможет ли она остаться ему другом до конца? Чародейка не была уверена: она понятия не имела, что ей считать концом. В ночь, когда пал архонт, между ними залегла громадная пропасть, которую, как бы Диармайду ни хотелось, они уже никогда, никогда не смогут преодолеть. Эта пропасть объединила Данан с Тальвадой, может, даже с легендарной Эгнир, но оторвала её от Дея, Борво, Гарна, Ресса, Йорсона и всех-всех остальных смотрителей Пустоты, которым не суждено было взять на себя прямой удар Темного архонта.

Диармайд ждал ответа. В его взгляде, которым он пытался поймать взор чародейки, уже горели искры нарождавшейся истерики. Данан заставила себя улыбнуться, ощущая, как горло сковал ком отвращения к себе. Нет, попыталась договориться Данан с совестью, она не врет ему, она просто не знает, о каком конце друг ведет речь.

— Так долго, как только я смогу оставаться собой, — клятвенно пообещала чародейка.

Диармайд кивнул, закрыв глаза, и из-под ресниц мужчины все-таки скатились две крупные капли. Значит, сейчас он в самом деле называл их друзьями, а не кем-то еще. Хорошо.

— Сопроводишь меня сегодня на пиру? — отстраняясь, спросил Диармайд. Он силился бодриться, отчасти радуясь, что Данан даже не представляет, как на самом деле у него сейчас сжимается от боли сердце. — Хотя бы до того, как твой лопоухий отнимет тебя у меня?

Данан отступила, чтобы высвободиться из объятий, взяла короля под руку вместо прямого ответа.

— Брось, Дей, — повеселее ответила она в надежде, что это ободрит их обоих. — Ты станешь королем… э… А какой сегодня день?

Дей остановился в дверях, застигнутый таким вопросом врасплох.

— Кажется, среда. Или четверг?

Данан дернула внешним плечом.

— А, — махнула она рукой. — В любом случае ты станешь королем еще до конца недели. Так что сотри слезы. И подумай насчет дочери Айонаса Диенара. Думаю, он во всем этом дерьме больше других заслужил право называть короля зятем.

В тронной зале, обустроенной к пиру, царила атмосфера нездорового истеричного веселья. Айонас Диенар в пол-уха слушал, как рыцарь-капитан Тайерар рассказывал, что проклятая «недокоролева» Хеледд, приказала убить лорда-магистра и стража-коммандера их обители только из-за того, что те посмели без её ведома поженить «августа и августу». Без главного чародея магический барьер был значительно ослаблен: мало того, что нет человека, который был бы озадачен поддержанием привычного порядка подобных мест, так и священное кольцо, усиливавшее и магистра, и барьер, осталось бесхозным. Без дозволения хотя бы августа Диенара, а уж лучше — короля, нового лорда-магистра выбрать было некому и некогда. Кандидата, которого успела предложить сама Хеледд — или её отец? — никто не одобрил. На вопрос, кого Молдвинны прочили, ответ оказался предсказуемым и от этого не менее противным — Валиссу, заклинательницу душ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Диармайд кивал, настаивая, что сознательное ослабление Цитадели Тайн тоже непременно будет вменено королеве Хеледд на суде — больше некому за неимением в живых Брайса Молдвинна и чародейки Валиссы. Будь у Цитадели полноценный, прочный магический щит, возможно, она выглядела бы лучше, чем выглядит теперь. Наверняка ведь барьер телемантов смог бы поглотить хотя бы часть урона? За подсказками на сей счет Диармайд обращался к Сеорасу и Хагену, стараясь, как начинающий дипломат, всех привлечь к разговору. В конце концов, речь шла о Цитадели, в которой он сам воспитывался и приносил первые клятвы, и ему, разумеется, небезразлична судьба обители. И судьба надела Диенаров, оба из которых — и отец, и сын, — оказались выдающимися воинами.

Грегор принимал почести заслуженно и светясь от гордости, отдавая, конечно, при этом вежливое должное тем, кто в самом деле сразился с архонтом. Айонас был мрачен и едва ли внимал досужим разговорам. Он шарил взглядом по зале, гудящей от праздника, в поисках одного человека. Но её нигде не было. И, не имея возможности просто сбежать выяснять, где она, и в чем дело, Диенар скрипел зубами.

Он заготовил для Альфстанны подарок. Он ведь помнил из рассказов Берена, что в день пленения она отдала Толгримму на расходы фамильный кинжал с инкрустацией и серьги-жемчужины. Клинок у него, Айонаса, на перевязи, конечно, не был фамильным оружием дома Стабальт, да и серьги за пазухой лежали попроще — он купил, что смог, в Галлоре перед самым пиршеством, чтобы просто не идти к Альфстанне с пустыми руками. Он пообещает ей, вручая, что потом обязательно, обязательно подарит что-то действительно её стоящее, скажет какую-нибудь романтическую штуковину — он придумает! — а пока… Пока нужно было её найти.

Батиар Стабальт наблюдал за Айонасом весь вечер, прекрасно понимая происходящее. Не выдержав метаний обретенного союзника, он встал из-за стола, сославшись на недомогание в ногах и покинул стол Диармайда. Ох, уж эти его колени!

Хромая, с костылем в руках август Стабальт добрался до комнаты, которую отвели Альфстанне — по соседству с его комнатой. Движением головы Батиар отослал пару стражников. Стучаться не стал и широким движением открыл дверь.

Альфстанна вздрогнула. Обернувшись, увидела отца. Нужно было бы встать, поприветствовать, но августа только кивнула.

— Ты, что ли, боишься на люди показаться? Он ищет тебя по всей зале, — сказал мужчина, углубляясь в комнату и присаживаясь на кровать.

Альфстанна несколько растерялась от такой прямоты. Она догадывалась (и точно знала от Толгримма с Береном), что отец имел какие-то разговоры с Айонасом, когда тот прибыл в их чертог. Но непосредственно с дочерью Батиар пока ничего не обсуждал.

— Отец… — начала она, сама не зная, что попытается спросить или противопоставить. Батиар жестом попросил помолчать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Альфстанна, у меня болят колени, а не глаза.

Альфстанна потупилась. Проклятье! Они с отцом никогда не говорили о личном. У августы непроизвольно сжались от волнения кулаки.

— Ты понимаешь, дочь, — продолжал низким, поскрипывающим голосом, — что Айонас Диенар не может быть ни моим зятем, ни отцом моих внуков?

— Если бы не понимала, уже бы давно носила первого, — выдохнула она.