Письма с Дальнего Востока и Соловков - Павел Флоренский

Есть у меня некоторые соображения, которые, если окажутся правильными, то должны дать важные теоретические и практические результаты. Ho построить радиометрическую аппаратуру в наших условиях невозможно, повидимому, т. к. нет необходимых материалов. С агаром я добился хороших результатов, т. е. высокого качества. Теперь думаю перейти к разработке пектиновой проблемы. Решил еще несколько других. Сейчас сижу над изучением вязкости альгината натрия в функции температуры и концентрации. Это интересно не только по соображениям практическим, но и для углубленного проникновения в коллоиды. Целую тебя, дорогой. Привет дяде Шуре. Поцелуй бабушку и тетю Люсю.

Дорогая Наташа, получил одно Ваше письмо [2323] Надеюсь, что Вы бережете себя и ребеночка. Как я писал уже Вам, я сердечно рад его существованию и чувствую, что люблю его. Жаль мне только, что не увижу его собственными глазами. Ho Вы впоследствие скажете ему, что его дед любил его, когда его еще не было под солнцем. Ho было бы грустно, если бы Ваши занятия музыкой прекратились надолго. Очень неудобно, что у Вас нет инструмента дома—и для упражнения и для радости. В моих бумагах была составленная мною по разсказам родословная Вашей семьи. Попросите кого‑нибудь из наших переписать ее, чтобы она была и у Вас. Я считаю, что знать прошлое своего рода есть долг каждого и приносит много пользы для самопознания и исправления или предупреждения возможных ошибок в жизни, т. к. дает возможность учесть свои прирожденные склонности, способности и слабости. Мне же в особенности хочется, чтобы Ваши дети были вооружены этим материалом самопознания, — конечно в будущем, которое наступит еще не скоро. Сообщите мне, когда собирается появится на свет маленький. Соловки, по какой‑то врожденной антипатии, бывшей у меня еще с детства, мне глубоко чужды, несмотря на то, что было бы конечно нетрудно найти и привлекательные стороны их. Хорошо знаю, в частности, что здесь во многих отношениях лучше, чем во многих других местах—и все же выталкивается у меня из сознания этот остров. Напр, до сих пор я не был в Соборе, даже стыдно признаться, но нет желания, и это несмотря на мою страстную любовь к древнему искусству. Монастырь очень живописен, а не радует. Единственное на что еще смотрю, это на закаты: краски тут исключительно разнообразные и нежные, сокровище для хорошего колориста. Еще смотрю на северные сиянья; красивое и поучительное зрелище. Когда‑то мне казалось, что увидеть северное сияние составляет венец человеческих желаний; но когда это пришло, то жгучий интерес уже погас. Так и все в жизни: осуществление желаний приходит слишком поздно и в слишком искаженном виде. Всего хорошего, берегите себя и будьте здоровы.

П. Флоренский

Дорогой Кирилл, опять не закончил тебе начатого письма. Le meilleur est Геппетіе du beau[2324]: хочется написать особенно хорошо — и не пишешь поэтому ничего. При случае (это не специально) узнай у кого‑нибудь, не вышел ли 2 й том (м. б. под самостоятельным заглавием) Г М. Василевич, Эвенкийско–русский словарь. У меня есть том (без указания, что это т. I) северных диалектов, но мне особенно нужны диалекты восточные, приамурские, которые обещаны (в 1934 г.) автором. Это издание выпущено Научно–исследов. ассоциацией Института народов Севера ЦИК СССР, т. е. я говорю о 1–м томе. Чем занимаешься. С нетерпением жду сведений, как наладились твои дальнейшие занятия. По поводу шлихов я писал тебе: мне что‑то не нравятся шлихи, слишком много разгорается всегда страстей около них, — и притом по людской глупости, т. к. даже с точки зрения жадности золото отнюдь не самое вожделенное из ископаемых. Ho у людей — фетишизм золота и затвердив это слово, они не способны видеть ничего другого. Как ни красиво золото, но все, что с ним связано в людских отношениях, столь отвратительно, что не могу отнестись к нему с интересом и даже в химии обхожу «соединения презренного металла». Целую тебя, дорогой. Я не получил вашего № 9 письма; не было ли там твоего?

г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Анне Михайловне Флоренской

Пионерская ул., д. 19

1936. III.23. Соловки. № 54. Дорогая Аннуля, сегодня получил твое и Мики письма, № 10 от III.4. Как тревожно, что вы всё и все болеете. Кажется я писал тебе относительно приемов иода (по 3—4 капли в день тинктуры в воде или в молоке), как предохранительном средстве против гриппа. У нас тут была эпидемия гриппа, но я, хотя и был в состоянии близком к заболеванию, однако не заболел, вероятно потому что принимал иод. Интересно, что и рабочие у нас, которые заняты возгонкою иода и следовательно вдыхают йодные пары не болеют гриппом, те же, кто стоит от возгонки подальше — заболевали, но не в сильной степени. Вот, только не знаю, достанешь ли иода (не бромферрона!). Да, помимо всего, принимать время от времени иод вообще следует, особенно тебе. Спрашиваешь о Кириной работе. Она мне понравилась, равно как и моему приятелю химику; но проверить результаты я не мог, нет потребных реактивов. При этом письме посылаю портрет, сделанный тем же художником, что и тот, который послан Оленю, — согласно твоему желанию. Если ты не захочешь оставить его, т. е. портрет, у себя, то передай Васе. Хотелось бы послать тебе что–ниб. красочное и красивое, но художник, который мог бы это сделать, частью занят, частью ленится, и приставать к нему мне неудобно. Однако в присланном портрете человек знающий мог бы оценить скульптурную лепку формы. Я сижу всецело в водорослях. Эксперименты над водорослями, производство водорослевое, лекции и доклады по тем же водорослям, изобретения водорослевые, разговоры и волнения — все о том же, с утра до ночи и с ночи почти что до утра. Складывается так жизнь, словно в мире нет ничего кроме водорослей. Ho как раз о них- то не удается читать что–ниб. дельное, — имею в виду какой ниб. курс «альгологии», т. е. водорослеведения. Докапываешься до всего своим умом, а потом узнаешь, что это уже сделано другими. Если бы мне было 20 лет, то пожалуй такая школа была бы не плоха, доходить своим умом. Ho в моем возрасте уже поздно думать о школе и готовиться к чему‑то будущему, а надо в настоящем вести работу с наибольшими результатами и наименьшею тратою сил. Большой недостаток у меня также и в том, что пока я работаю с водорослями уже привезенными на завод, но не наблюдал их выбросов на берег и тем более растущими в море. Ho м. б. весною и летом этот недостаток будет восполнен. Мое мышление так устроено, что пока я совершенно вплотную не подойду к первоисточнику в природе, я не чувствую себя спокойным и потому не мыслю плодотворно, т. е. со своей точки зрения, ибо только я могу судить или предощущать свои возможности. Водоросли же настолько своеобразны, что их непременно надо прощупать до конца собственными руками. Недаром один из рабочих допытывался у меня, что водоросли растения или животные, и когда я говорил, что растения (хотя чуть–чуть и животные), то был явно не удовлетворен: ему хотелось услышать о животной природе водорослей. — Очень жалею, что все не нахожу места написать М. В. боюсь огорчить детей, если не напишу кому–ниб. из них. (Васе и Кире пишу параллельно, в письме к маме, которое надо завтра закончить, это № 53). Ho скажи ей, что я часто вспоминаю ее, рад ее посещениям и собираюсь написать. — III.24 Сейчас нашел у себя присланное вами — тряпочку с буковыми орешками. Эти орешки меня очень интересовали в детстве, своею трехгранностью. Трехгранность, как и всякая трехосная симметрия—огурцов в сечении, однодольных растений, в отличие от квадратности и круглости, создавала во мне чувство тайны. А тайна—столь же заманчива, как и страшна. Я сильно боялся буковых орешков и, хотя почва под буковыми деревьями была засыпана ими, никогда не решался раскусить. О съедобности их тогда никто не говорил и тогда на Кавказе конечно их не собирали и не ели. Только впоследствие я узнал, что буковые орехи съедобны, но вместе с тем понял и пользу своего чувства страха пред ними: старые буковые орехи содержат ядовитое начало, при поджаривании их разлагающееся, так что действительно нельзя есть этих орешков под деревом. Мне хочется записать здесь тебе и детям, по связи со сказанным, что все научные идеи, те, которые я ценю, возникали во мне из чувства тайны. То, что не внушает этого чувства, не попадает и в поле размышления, а что внушает — живет в мысли, и рано или поздно становится темою научной разработки. Вот почему я писал тебе несколько раз, чтобы ты не безпокоилась за детей и что я верю в них: в них тоже должен жить инстинкт научного размышления, опирающийся на чувство таинственного и питающийся этим чувством, которое не мотивируется, но которое не обманывает. В каждой области действительности выступают особые точки, они‑то и служат центрами кристаллизации мыс- ли. Ho нельзя формулировать, чем эти точки отличаются от прочих и человеку, лишенному интуиции, хотя бы он и был умен, образован и способен, эти особые точки не кажутся входами в подземелья бытия. Их знал Іете, их знал Фарадей, Пастер. Большинство повидимому, слишком умно, чтобы отдаться этому непосредственному чувству и выделить особые точки мира, —и в силу этого безплодно. Это не значит, что они неспособны сделать что‑нибудь; нет, сделают и делают, но в сделанном нет особого трепета, которым знаменуется приход нового, творческого начала… Буковые, орешки завели меня в сторону и заняли все место. Целую тебя, постоянно вспоминаю. Как видишь, даже бумага попалась розовая. — Вчера получил от тебя № 10, а ранее—№ 8; № 9 не получено.