Новая реальность - Елена Белова

Наконец все понемногу умокли. И Пабло ободряюще улыбнулся Диму:

- Мальчик мой, ты уверен, что сможешь сплотить кланы вокруг себя?

Уверен? Нет. Быть таким же беспощадным, как альтер-эго, он не мог. Придется придумывать что-то другое. Нет, не уверен. Но слишком многое от этого зависит.

- Я должен.

Воцарилось молчание.

- Ну что? - Даниэль вдруг солнечно улыбнулся, - Убедились, коллеги?

- Более чем. Кажется, мы получили много больше, чем рассчитывали…

- Теперь у нас есть надежда.

- Что ж… Да будет так, - наклонил седую голову старик Пабло. Согласно кивнул Даниэль. Их примеру последовали Нинне (кому, как не ей, было знать, насколько правдивы слова Дима о слабеющем барьере и грозящей всем беде?) и Светлана. Но Савел не был бы Савелом, если бы промолчал:

- Кординатор Пабло, я, конечно… - он собирался сказать "вас весьма уважаю", но был прерван Александром. Тот сказал, пристально глядя на сына:

- Я верю в тебя, Вадим. В вас с Лёшкой, - поправился он.

Папа… отбивающийся от серых… "Дим, домой!"… Димка успевает заметить, как отец падает на траву…Нет. Этого уже не будет. Не допущу.

- Мы верим тебе. Прости нас за это испытание.

Испытание?

Первый нож ткнулся в землю у ног, выбив искры из гранитной щебенки.

- Стоять.

- Нельзя!

- Кому нельзя? - Лина старательно улыбнулась, глядя в суровые детские лица, - Что, и наследнице тоже? Или мать назвала другую преемницу?

Юные фениксы переглянулись.

- И с чего бы это кому-то запрещен ход в пещеру Пламени?

- Не знаем, - светленькая Полинка сердито нахмурилась. - Но тебе - нельзя. Приказ.

- Изложите приказ.

Лина несколько раз тренировала девчонок общих сборах, а дисциплина у фениксов была на высоте… поэтому те среагировали моментально:

- Стоять на страже. Никого не пускать. Внутрь не входить.

- А как не пускать?

Самая младшая, Ульяна, ответила, явно кого-то цитируя:

- Всеми средствами.

Ага. А ножи-то - по прежнему наизготовку. А в ход-то пустят не задумываясь. Убить не убьют, не даст, но хоть раз да поранят. А подранком она мать не остановит.

- А если, предположим, этот "кто-то" решит сдаться?

Девочки снова переглянулись.

- Ты, что ли, сдаваться, собираешься?

- Ну, предположим.

Время уходит… Нет его. Совсем нет. Ни на какие хитрости нет.

- Не знаю… - начала Полинка…

- Пропустите меня, - попросила-потребовала Лина. - Девочки… бывает в жизни так, что выбирать надо, кому верить. Пропустите. Я должна спасти Марианну и Анжелику. Пожалуйста…

- …замечены в пособничестве и укрывательстве беглой осужденной… в нарушении приказов главы клана… установлено, что именно они, презрев законы чести, тяжело ранили Хранительницу Анну…

Марианна зарычала и рванулась в наручниках. Плевать, что ядовитые шипы! Хоть на миг освободиться, хоть ленту эту липкую с губ сорвать, хоть крикнуть, что это вранье, что Анну они не трогали…

Но глава клана уже научилась кое-чему, и девушек держали не только наручники.

- А посему приговариваются голосом главы клана…

- Не приговариваются! - перебил новый голос. Злой и звонкий. - Я требую слова!

- Ты!

Темноволосая девушка, показавшаяся в проеме коридора, машинально отклоняет тело от свистнувшей пары ножей.

- И тебе привет, мама. То есть, простите, госпожа приближенная. Только не делай больше так, а то я отвечу. А подраться мы еще успеем…

Еще один нож она перехватывает у груди - кажется, он сам ложится в смуглую руку. Легко подбрасывает на ладони. И демонстративно "растворяет".

Немногочисленные фениксы не шевельнулись, но по пещере пронесся вздох-перешепот. Растворить чужой нож, присвоить его - это не просто жест. Это вызов.

Я считаю себя сильнее. Желаешь получить назад свое оружие - сначала победи.

- Я же говорила - не надо больше так.

- Взять ее!

- Как же…- Галина явно была в затруднении, - А поединок…

Нельзя схватить тех, кто вызывает на бой - еще один из законов.

Лиз скрипнула зубами.

- Хорошо. Мы будем драться! Но тебе не спасти этих предательниц.

Лина нашла взглядом "предательниц" - привязанные у колонн обнаженные тела, густо перевитые веревками. Живы. У Анжелики голова в крови и глаза то и дело закрываются, но лицо цело… Марианна на вид без ран… только синяки, и по горлу, полускрытая волосами, тянется багровая полоса - след от удавки.

У Лиз явно не одна помощница. А ты полезла очертя голову, не разведав как следует. Ничего… разберемся.

- О предательстве не тебе б говорить… мама. Где Хранительница?

Прошуршало. Сухо треснуло. Затанцевало рыжими языками и расступилось, открывая Скальный приют - и лежащее в этой нише тело…

Анна!

Хранительница была жива, жива - грудь поднималась и опускалась, женщина дышала, - но кровь, как второе пламя, заливала правый бок… Посреди багрового островка торчал, как кол, знакомый нож с плоской рукоятью под янтарь. Нож Марианны. Ну конечно… Подставлять - так по полной, да, мама? И как нож раздобыла…

Она думала о ноже, о подставе, о сообщниках… о том, что после поединка она пройдет и поможет Анне - ее Пламя пропустит, она знает… лишь бы задавить, взять под контроль бушующую ярость. Ма-ма… что ж ты делаешь, ма-ма…

- Ранена, - одними губами усмехнулась Елизавета, - Твоими сообщницами. Так что…

- Не смей.

Лина сказала это так, что Лиз невольно сбилась. Она еще не слышала у дочери ни такого голоса, ни такого тона - будто водопадом кипящим окатило.

- Ты - глава клана. Не смей… так.

Может, случайно, но слова "беглой изменницы" услышали все - слишком тихо было в пещере, слишком тихо…

- Не смей. Мы - фениксы. Мы убиваем, но не лжем. Не предаем. Не клевещем. А судить о нас будут по тебе - по главе. Не смей нас позорить!

Елизавета побелела.

Никто не смел говорить с ней так.

Она помнила, она всегда помнила, что заняла место у Пламени не совсем законно. Главой должна была стать другая, потому что Лиз нарушила традицию Избрания. И это грызло ее все годы правления. Она была безупречной, она старалась стать безупречной во всех отношениях, она стала рьяной ревнительницей традиций и законов, она никому не прощала ни малейшего проступка, ведь только помня о своих грехах, люди забывают чужие… она сделала все, чтобы ее дочь стала идеальным фениксом, чтобы никто не упрекнул, не вспомнил…

А сейчас… Как она смеет?!

Ненавижу…

Эта неполнокровка с лицом отца, вечная память о ее, Лиз, слабости… эта девчонка, от которой всегда были одни проблемы… вечное своеволие и непослушание, распроклятая тяга к танцам, демонское упорство… глаза Даниила на смуглом лице. Лиз могла подчинить любую феникс - как же получилось, что собственная дочь все время уходила из ее рук?