Еще один круг на карусели - Тициано Терцани

Автобусы с делегациями должны были приехать во второй половине дня, и было вдоволь времени, чтобы обойти весь комплекс и, главное, познакомиться с Дитером Левером, немецким инженером, семидесяти семи лет, взмыленным и разъяренным. Дитер был экспертом по пирамидам, и здешнее строение задумал и спроектировал именно он, но в его отсутствие Орбито изменил весь проект. Дитер предусмотрел, что в центре пирамиды будет маленький бассейн с водой, причем рассчитал, что поверхность воды должна находиться на высоте метра полтора над полом. Вместо этого он обнаружил какой-то колодец с водой ниже уровня земли и, к тому же, сообщающийся с наружным бассейном.

— Орбито хочет сделать бизнес на этой святой воде, заряжаемой энергией пирамиды, но он не понял, что вода меняет свойства только в центре пирамиды, а не на дне колодца, — Дитер кипел от возмущения. — И потом, что же это за святая вода для плавания?

Пирамида, по его словам, должна была быть обособлена от внешнего мира; в ней не должно быть никаких коммуникаций, чтобы конструкция не «разрядилась» и не потеряла силу. А он, Дитер, обнаружил за трубами, соединяющими колодец с бассейном, электрические кабели. Оказывается, рабочие проложили их вокруг всего сооружения к четырем рефлекторам. Они уже выкачали всю энергию, накопленную пирамидой за ночь.

— Я заходил утром, и пирамида была мертва, — потрясал он стальным прутом — чем-то вроде антенны длиной около метра для замера энергетики. — Мертва, понимаешь?

Честно говоря, понимал я его не очень. Мои скудные знания о пирамидах ограничивались тем, что я узнал в Коимбаторе, но Дитер казался мне убедительнее, чем директор школы «Перке».

— Изучать можно все, что угодно, но в конце ты все равно возвращаешься к пирамиде, к ее идее, пропорциям, могуществу, — сказал он.

Сущность его теории была в том, что линии, соединяющие четыре стороны света — север с югом и восток с западом, — образуют магнитные поля, в которых концентрируется энергия. Пирамида ее собирает и увеличивает силу того, кто заходит внутрь, — под силой здесь понимаются различные вещи, будь то способность исцелять, как у Орбито, или просто способность к медитации.

Дитер мне нравился. Он был человек убежденный — верил в пирамиду, в Орбито и в психохирургию. Но еще он верил в свою профессию и не желал, чтобы им манипулировали. И еще не хотел оставлять свою «подпись» под пирамидой, если она будет не такой, какой он ее задумал, со всеми возможными хитростями и нюансами. К примеру, Дитер полагал, что вершина у нее должна быть острее, чем у египетских, исходя из того, что Земля за века изменилась.

Он тут же снова принялся распоряжаться. Велел рабочим отрезать трубы, соединяющие колодец и бассейн, убрать всю подземную электропроводку. Завтра утром он проверит, зарядилась ли пирамида за ночь. Мимоходом он поинтересовался, медитирую ли я. Значит, да? Тогда мне надо прийти сюда после завтрака. Мы вместе откроем пирамиду, и я смогу стать первым, кто испробует ее на себе. Дитер хотел провести эксперимент.

Он познакомился с Орбито в Германии, когда искал средства от таинственной болезни, поразившей его самого и его дочь. Орбито вылечил обоих, и Дитер в знак благодарности вызвался помочь ему с пирамидой. А что же это была за таинственная болезнь? Ну… что-то, связанное с магнитными полями, статической энергией радиоволн и новых информационных каналов, — по крайней мере, так сказал Дитер. По его словам, сейчас самое вредное влияние на здоровье оказывает кабельное телевидение. Статическая энергия ввергала дочь Дитера в депрессию, которая не поддавалась никаким лекарствам, а у самого Дитера, как он выразился, вызывала «замыкание сердца», особенно по ночам, когда наш организм сворачивается, подобно цветку. Орбито своими манипуляциями нейтрализовал тот угнетающий «негатив», который они получали с окружающей территории.

Я слушал Дитера и живо представлял себе его на веранде Дэна Рида, участвующим в дискуссиях «Академии Помешанных». Но, возможно, эти его речи не были так уж безосновательны. Если принять во внимание высоковольтные линии над нашими домами, бесчисленные подземные кабели, передающие антенны на соседних пригорках, мобильные телефоны, которые мы прижимаем к черепу, офисные и кухонные электроприборы, можем ли мы быть уверенными, что они не производят «замыкание сердца», не награждают нас какой-нибудь ужасной болезнью?

За обедом я спросил у Дитера, что он строил в последнее время в Германии, и снова был удивлен — оказывается, он специализировался на приютах для престарелых. Дитер разработал проект — помещения простые, но просторные и хорошо проветриваемые, окруженные обилием зелени, и главное, со стенами ярких, сочных цветов.

В Лейпциге, где он по заказу местной администрации построил такой комплекс, разразился небольшой бунт, потому что многие молодые рабочие нашли эти дома для стариков на пороге смерти привлекательнее и уютнее, чем строящиеся для них, и попытались их занять.

Всю вторую половину дня Дитер возился под палящим солнцем у пирамиды. Приезжали автобусы с делегатами и больными; их надо было расселить по бунгало. Часам к семи Дитеру стало плохо. У него отнялась правая сторона лица, речь стала невнятной. Предполагалось, что Орбито «прооперирует» его вместе с остальными в небольшом зале возле часовни.

Это помещение было с голыми стенами, без окон, без умывальника или чего-нибудь в этом роде. Посередине — больничная кушетка, покрытая черной клеенкой; рядом железный стул, на нем обычный лоток для хирургических инструментов, но внутри лежали только ватные тампоны. Под кушеткой стояло ведро с крышкой и педалью. Нас, пациентов, было человек тридцать, мы стояли вдоль стены, однако стоило появиться Орбито, как нас выставили. Ему нужно было сосредоточиться, помолиться. Я заметил, что с ним остался внук — его ближайший помощник. Минут двадцать мы прождали в коридоре. Тем временем подъехала телевизионная съемочная группа агентства «Рейтер». Дверь снова отворилась, и все мы бросились занимать места возле кушетки. Меня притиснули к самому изголовью.

Первым был Дитер. Лицо у него было немного застывшее, но чувствовал он себя неплохо. Он держался на ногах и сам улегся на кушетку. Орбито на несколько секунд положил ему руки на сонную артерию, под правым ухом; затем я увидел, как оттуда хлынула красная жидкость и как потом хилер извлек что-то, напоминающее кусок куриной кишки. Внук — он сидел рядом на стуле — протянул Орбито кусок туалетной бумаги, которым тот промокнул несуществующую «рану». «Готово, — сказал он. — Кто следующий?» Дитер поднялся, улыбаясь. Операция длилась меньше минуты.

Потоком пациентов управлял брат целителя. Следующей была испанская девушка лет тридцати, которая сказала, что у нее проблемы с яичниками; возможно, рак. Она легла, расстегнула брюки, обнажила живот. Орбито взял из лотка ватный тампон, пропитанный какой-то жидкостью, и протер ей кожу на животе, будто дезинфицируя; потом обеими руками, согнув первые фаланги пальцев, внедрился в ее тело.

Послышался короткий звук, будто лопнул один из пузырей, о которых мне говорил падре Булатао; однако я, хоть и стоял рядом, никаких пузырей не увидел. Зато увидел, как «кровь», сначала алая, потом темнее, стекает по бокам женщины, заливает пупок. И вот в это маленькое углубление погрузились обе руки Орбито; пальцы исчезли внутри; послышался чмокающий звук — казалось, пальцы пытаются что-то нащупать и вот, наконец, нашли: в руках у хилера откуда-то появился окровавленный черный кусочек мяса размером с куриную печень.

Орбито поднял его, несколько секунд подержал, показывая женщине, которая, казалась, находилась в трансе, потом швырнул в лоток. Племянник вытер кровь туалетной бумагой, женщина встала. Прошло, пожалуй, минуты две с того момента, когда она легла на кушетку.

Орбито полностью завоевал публику. Все, включая меня, были потрясены.

— Я ничего не делаю. Это Господь Бог действует через меня, — сказал Орбито, глядя в телекамеру агентства «Рейтер», которая работала непрерывно. — Следующий!

Следующим был я. Я стоял рядом с братом Орбито, и тут он пропустил меня вперед — наверное, из-за моей бороды. Я чувствовал, что все взгляды устремлены на меня. Ощущение было такое, будто в меня вгоняют иголки. А тут еще глаз телекамеры, которая брала меня крупным планом.

— На что жалуетесь? — спросил Орбито.

Впал ли я тоже в какой-то транс? Нет, это была скованность, возможно, от присутствия итальянцев, но, ложась на кушетку, я не сказал о раке, а вместо этого объявил: «У меня хронический синусит».

Орбито велел, чтобы ему дали кокосовое масло, а сам тем временем провел обеими руками над моим лбом и носом, но не прикасаясь к лицу. «Закройте глаза», — сказал он. Я почувствовал, как его тонкий палец вошел в мою ноздрю; затем другой палец вонзился в другую… и я ощутил почти невыносимый запах куриных кишок. Самовнушение? Не думаю, действительно это воняли пальцы Орбито. Этот запах ни с чем нельзя было спутать — запах той субстанции, которую он извлек из шеи Дитера и из брюшной полости испанки, запах, который остался, потому что Орбито не мыл руки. В комнате не было воды.