Клинок Гармонии (СИ) - Илья Кишин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спрашиваешь, почему вокруг тебя одни женщины? — повторил за мной Илия для уточнения.
— Да, меня напрягает факт того, что каждый новопришедший — женщина. Ты, конечно, не входишь в это число и мне очень приятно порой поговорить с тобой, а не с ними, но все же.
— Ну, что тебе сказать, Ашидо, ответ, точно так же, как и вопрос, довольно многогранен: если говорить только о круге «Спектра», то здесь собраны девушки со способностями, коих в городе полно, ведь большая часть мужчин служит в гвардии, откуда выхода нет, а остальные либо хорошо скрываются, либо ведут анархический образ жизни, как я.
— Хочешь сказать, что король дает поблажки женщинам?
— Именно так, Котай считает, что им в государственном аппарате делать нечего, потому дает шанс на мирную жизнь, даже если те имеют способности. В случае с Ринной ему разумнее было бы убить ее, потому что она лишила дворец отряда гвардейцев, но смерть Ринны была бы ему не на руку.
— Почему? — оторопел я. — Разве не было бы выгодно убить ее? Может за этим кроется что-то еще?
— Мысли шире, Ашидо, — с серьезным видом проговорил он. — Ринна вовремя спохватилась и успела заработать себе имя, потому Котай не мог убить ее, это бы заставило общество подозревать, что она была права, а король просто решил ее заткнуть — что тоже правда.
— Как-то это все неправильно, почему он дает шанс женщинам, но не дает его мужчинам?
— В этом вопросе все до банальности очевидно, — он громко откинулся на спинку дивана. — Люди кричат, что это все сексизм и король ведет неправильную политику в отношении граждан, но, если исходить из факторов, которые отражают боевой потенциал, женщины с треском проигрывают в этом плане. Девушка может быть хорошим и сильным бойцом, но она биологически склонна к истерикам, а рассудок легко подкосить из-за шаблонного родительского воспитания.
— Кого-то мне это напоминает.
— Я знаю, о чем ты подумал. Как бы прискорбно не было это признавать, но в «Спектре» одни истерички, включая тебя. Даже пережитая скорбь не высасывает из них эту женскую изюминку, а мы, парни, такие существа, которые склонны отрекаться от человечности за недостатком совокупности благого и чувственного.
— Я не совсем понимаю.
— Хорошо, давай разберем на примере — что ты чувствовал, когда Итачи засунула тебе язык в рот?
— Ну, было приятно, она застала меня врасплох, — пояснил я.
— Вот, видишь, для тебя это было впервые: буря эмоций, движение в штанах. А я бы сразу отправил ее в нокаут за такую выходку, а все потому, что я уже давно остыл к таким чувствам, для меня не существует больше губ, кроме как губы Марии.
— Хочешь сказать, что мы склонны черстветь?
— Именно, Ашидо, для нас все воспринимается иначе: мы быстрее стареем, потому что куда дольше выгораем, скапливая все в себе, а это негативно сказывается на здоровье и сознании — мы становимся черствыми, злыми, будто не от мира сего. Сознание женщины простроено совсем по-другому, и тебе не удастся его до конца понять.
— А ты будто понял, дедуля, — подколол я Илию.
— Друже, я был в бошке у тысяч женщин и прекрасно знаю, как они устроены.
— Кстати об этом, Хорнет говорила мне, что ты иногда даешь волю эмоциям, если тебе больно копаться у кого-нибудь в голове.
— Ты уже слышал, что можно в них найти, — отстранился он. — Я давно привык к судьбам, вроде твоей, но порой в череде кадров мелькают и такие сюжеты, которые выходят далеко за рамки человечного — тогда-то я и даю слабину.
— И много у тебя таких было? — поинтересовался я.
— Достаточно, — ответил Илия, — со временем я научился отличать тех, к кому в голову лучше не лезть. Самые отвратительные воспоминания именно у тех, кто прожил мученическую жизнь, ведь я будто погружаюсь в их тело, испытываю ту же боль, страдания — это очень тяжело, Ашидо.
— Мученическая жизнь, говоришь, — вздохнул я. — Как у той девушки в медпункте?
— Ей я в голову точно не полезу, — утвердил Илия каким-то злобным тоном.
— А как мы узнаем, что ей пришлось пережить?
— Как вы всегда узнавали до моего появления, если повезет — она сама расскажет.
— Сомневаюсь, что она захочет об этом говорить.
— Я готов помочь, только если ты дашь клятву, что «Спектр» отбросит мысль об убийстве короля.
— Нет уж, спасибо, мои планы все еще не изменились и не собираются меняться, — отказал я.
— Как знаешь, Ашидо, ты все равно рано или поздно смиришься, узнав правду о нем.
— И какая такая правда может заставить меня передумать?
— Я еще не готов говорить об этом, но, когда придет время — я все тебе расскажу до мельчайших подробностей.
— А ты говорил, что никогда не врешь, — осуждающе произнес я.
— Я и не вру, просто скрываю то, чего вам знать не нужно.
— Доскрываешься однажды, врагов себе заработаешь.
— Меня не волнуют эти твои «враги», в Гармонии есть всего один человек, в бою с которым я выложусь на максимум, а кучка детей не сможет меня даже поранить.
— И почему же ты так в себе уверен? — возмутился я. — Может мне прямо сейчас отрубить тебе руку?
— Валяй, — спокойно ответил он, поднявшись с дивана и выставив руку перед собой, — хочу посмотреть на твое удивление.
— Не говори, что я тебя не предупреждал.
Я оголил «Нами» и занес меч над рукой, после чего со всей силы ударил по ней, но лезвие с громким металлическим отзвуком отлетело в сторону, я даже немного отшатнулся, а Илия лишь непоколебимо стоял в привычной позе.
— Еще? — демонстративно подтрунивал он.
Этот колдун явно меня провоцировал, потому я, не в силах смириться с его превосходством, вышел на следующий удар, который повторил судьбу предыдущего, и мой меч снова отпружинил в противоположную сторону от его руки. Я заметил, что в момент попадания на месте, куда приходился удар, появляется странное свечение, будто это какой-то незримый щит.
— Еще? — в той же манере продолжал он.
— Знаешь, я, пожалуй, остановлюсь, — оскалив зубы, ответил я.
— Ашидо, я вам не враг и не хочу драться ни с кем из вас, но, если вдруг «Спектр» выставит свои мечи против меня — никто не выживет.
— Послушай, Илия, я понимаю, что у тебя есть «шиирацу», есть щит, есть
