Ведьма княгини - Симона Вилар

Свенельд один остался лежать в этом покореженном лесу. Он был без сознания.

Только ближе к следующему вечеру его разыскали Малкиня и Торбьерн с людьми Свенельда. Долго искали, пока Малкиня, постоянно замиравший и вслушивавшийся, не уловил это… Не мысль, а неосознанный, исполненный муки стон варяга. Боясь потерять в клубившейся вокруг энергии этот отголосок, Малкиня двинулся на звук и обнаружил посадника под поваленной елью — полузасыпанного землей, окровавленного, всего обожженного.

Дружинники быстро соорудили носилки, привязав к копьям плащ, и уложили на них бесчувственного воеводу. Но тут он застонал, приходя в себя. Понял, что его несут. Над ним склонилось рыжебородое лицо Торбьерна. Этот взлохмаченный варяг с покрытым шрамами лицом после всех виденных ужасов показался Свенельду таким красавцем! Так бы и расцеловал. Если бы силы были.

— Роди меня тролль! — ругался Торбьерн, при этом, как заботливая нянька, обтирая неузнаваемо изменившееся лицо посадника мокрой ветошью. — За каким лешим тебя занесло в этот лес, Свенельд! Тут такое светонеистовство в лесу было: пожар, ураган, гроза!.. Дивно, что ты еще цел остался. О таких, как ты, в Киеве говорят — о двух головах родился. Ни буря тебя не сгубила, ни пожар не спалил. И хорошо, что этот ведун древлянский помог тебя отыскать, а то мы совсем было уже разуверились, когда увидели, что тут ненастьем наворотило. Ну уж и была ночка, охрани боги!

Свенельд подумал о Малкине, о том, как ведун справился во время всего этого, сумел ли уберечь малыша, из-за которого все случилось? И догадливый древлянин тут же склонился над ним.

— С Добрыней все в порядке, посадник. А ты спас для Руси великого витязя.

«Великого витязя? А я кто же тогда?» — подумал Свенельд, вспомнив, как дрожал, но не отступал перед самим Кощеем. Малкиня, уловив его мысли, улыбнулся.

— И ты великий витязь, варяг. Тебя на Руси всегда будут помнить!

«Утешил!» — подумал Свенельд. Говорить он не мог. Лицо горело огнем, он замечал жалостливые взгляды своих; дружинников и вдруг с ужасом понял, что его наверняка неимоверно изувечило и изуродовало в эту ночь.

И опять рядом был Малкиня.

— Успокойся, Свенельд. Доглядники уже сообщили, что княгиня возвращается. С ней новое войско, и она привезла из Киева живую и мертвую воду. Вылечит тебя, будешь краше прежнего.

Впервые Свенельда не раздражала способность древлянина угадывать мысли. Он даже попытался улыбнуться. Губы будто спеклись, казалось, и кожи на лице не осталось от жара. Но если Ольга привезет из запасников на Горе чародейскую воду… Он вспомнил, как она действует: мертвая вода залечивает все раны, сглаживает шрамы, живая — возвращает силы. Но успеет ли Ольга? Он ведь такой… Может и не дожить.

— Она успеет, — отозвался Малкиня. — Я велел послать к ней гонца с известием, какая беда с тобой случилась. И княгиня будет торопиться. Она ведь так любит тебя, варяг! Она тебя вылечит!

Он говорил это, склоняясь над Свенельдом, чтобы никто не услышал. Посаднику он показался едва ли не братом родным. Вон же, утешает, обнадеживает. И сказал, что Ольга любит его. Просто так ведун не стал бы этого говорить. Он мысли умеет читать, мог проведать, о чем княгиня думает, что таит в себе. Любовь к своему сильному и строптивому посаднику… который жизнь за нее отдать готов. Хотя… сегодня чуть не отдал ее за какого-то байстрюка, до какого ему и дела нет.

— Я увезу его с собой, — отозвался Малкиня. — Он не будет тебе досаждать. А ты… Говорю же — об Ольге думай. О том, что она тебя любит. Верь мне.

Свенельд верил. От этого ему становилось легче. И телесно, и душевно.

Глава 17

У княгини Ольги было зеркальце на длинной витой ручке. Занятная вещица: все в узорах под павлиний глаз, богатой эмалью в яркие цвета разукрашено. А само зеркало было из гладкого полированного серебра. Посмотришь в него — и видишь себя, каков ты есть.

Вот Ольга и подбадривала Свенельда поглядеться в него.

— Взгляни же! Не опасайся.

И Свенельд посмотрел. Если не считать изнуренного вида, он был все тем же: зеленоватые, чуть раскосые глаза, красиво огибающие их каштановые брови, тонкий нос с легкой горбинкой, отросшие ниже бровей светлые волосы. Вода чародейская вернула ему прежний облик. Даже жутко исполосованный до переносицы лоб стал гладким, а почти сорванные до затылка с кожей волосы стали на место, все как и было. И только в глазах варяга оставалась настороженность. Он ведь всегда всех уверял, что человек сильнее любого чародейства, а вот же теперь вздрагивает при одной мысли о том, что пришлось пережить. Близость таких сил не проходит для смертного даром, понадобится еще немало времени, чтобы в душе Свенельда опять ожили прежние удаль и бесшабашность. Подумать только, он против самого Кощея посмел выступить, с Чернобогом рядом находился, Перуна Громовержца почти узрел. До сих пор оторопь пробирает от тех ощущений. И если чародейская водица скоро привела в порядок его тело, то душа была еще не на месте.

— Убери. — Свенельд вернул Ольге ее византийскую цацку и вновь прикрыл глаза.

Ольга вздохнула. Она не понимала, что с ее неугомонным посадником. Она ведь сама его лечила, сама обрабатывала мертвой водой его раны, никому иному не доверив, сама возвращала силу живой водой. А Свенельд как будто и не воспрянул духом. Который день лежит в темной избе, несколько дней и есть не хотел, пришлось едва ли не упрашивать его принять пишу. Хорошо еще, что интереса к происходящим событиям не потерял, выслушивал вести воевод, о том, как Искоростень взят в кольцо, муха не вылетит из града, и каждый день идет перестрелка, снимают дозорных с вышек, да и те мечут стрелы, если кто приблизится. Вот так уже пару седьмиц они живут, уже все готово к новому приступу. Ольга поведала, что после гибели Волчары новгородцы избрали себе нового воеводу и уходить пока не спешат, даже желают идти на Искоростень, помститься хотят за старшого. Надо только решить, кто поведет людей.

— А нужен ли тот приступ? — почти лениво спросил Свенельд. — Рано или поздно они начнут голодать, запросят мира, вышлют к тебе послов.

— Да и выставят свои условия сдачи, — нахмурила соболиные брови княгиня. — Они ведь тоже понимают, что нам не большой резон тут зимовать. Погляди, Свенельд, снег уже дважды срывался, нашим людям требуется теплая одежда, пропитание надо добывать. Самое время отправляться в полюдье по краю. Проехать с дружиной, установить новые оброки, смирить недовольных, если где остались, поставить наши крепости, откуда будем влиять на древлян. Хватит с них прежней вольницы, мы уже научены, что только силой да постоянным надзором сможем их покорить. И надо дань брать не столько мехами, сколько людьми, самых молодых и рьяных будем забирать. Ништо, пускай Руси послужат. Древляне-то борзы, пока у себя в чащах таятся, а как выйдут на белый свет поглядеть, уже в свои буреломы и болота не сильно и рвутся.