Неукротимая Анжелика - Серж Голон

– Как ты догадался, что я готовлюсь бросить тебя в львиный ров? До пения петухов я никому не говорил об этом. Напротив, во дворце поговаривали, что я вернул тебе свое расположение.

Голубые глаза пленника сощурились.

– Я знаю тебя, о повелитель. Я хорошо тебя знаю!

– Ты хочешь сказать, что уловки мои грубы и я не могу обмануть приближенных?

– Ты хитер, словно лис, но я – нормандец.

Белые зубы султана блеснули, как молния, на мрачном лице. Он смеялся. Его улыбка вызвала взрыв веселости в толпе рабов, где передавали друг другу на ухо «секрет» Колена Патюреля.

– Люблю нормандцев, – добродушно произнес Мулей Исмаил. – Я прикажу корсарам из Сале порыскать около Гавра и набрать мне целую кучу таких, как ты. Только одно мне не нравится в тебе, Колен Патюрель. Ты слишком большой. Ты выше меня ростом, а такой дерзости я не могу вынести.

– У тебя много способов, государь, разрешить это затруднение. Ты можешь отрубить мне голову. Или усадить меня рядом с собой. Тогда в тюрбане ты будешь гораздо выше меня.

– Пусть так, – произнес султан, чуть подумав и решив не злиться. – Садись.

Раб сложил длинные ноги и уселся на роскошные шелка около грозного повелителя, который передал ему жареного голубя. Алькаиды, советники, свита

– все, вплоть до султанш – возмущенно зашептались. Мулей Исмаил окинул взглядом окружающих.

– Что вы там бормочете? Разве вам не подали мяса?

Один из визирей, Сайд Мухади, испанский ренегат, раздраженно ответил:

– Нам не еды жалко, государь. Прискорбно видеть, что рядом с тобой сидит вонючий раб.

Глаза султана грозно блеснули.

– Почему я обхожусь с вонючим рабом, как с равным? – спросил он. – Вы этого не знаете? Так я объясню. Потому что никто из вас не соизволит запачкаться и вникнуть в их дела. Если рабы хотят просить о чем-то, они вынуждены обращаться прямо ко мне. А потом мне всякий раз приходится наказывать их за дерзость. Так я по вашей милости теряю рабов… Разве не ваша обязанность посредничать между ними и мной? Не твоя, Сайд Мухади, не твоя, Родани? Ведь вы были когда-то христианами. Почему не ты, Сайд Мухади, попросил меня пригласить попов? Тебе не жаль твоих бывших братьев?

Мулей Исмаил разгорячился, пока говорил, но испанца это не смутило. Он был военачальником султана в битвах с мятежниками и знал, что его положение крепко. Офицер Его величества Филиппа IV, он отправился в Южную Америку с войсками экспедиционного корпуса и был пленен берберийцами. Марокканский монарх быстро оценил дар стратега во время отступления в горах. Хуан ди Альферо начал эту кампанию рабом, а закончил во главе отряда янычаров. Мулей Исмаил пожелал привязать офицера к себе и пыткой заставил перейти в ислам. На велеречивые упреки султана он ответил, кинув презрительный взгляд на пленников-христиан:

– Я отрекся от самого повелителя и не нахожу нужным обращать внимание на его слуг.

Глава 14

– Мне позволено есть, государь? – смиренно спросил Колен Патюрель, ожидая с голубем в руках. Сейчас, после многолетнего недоедания, он испытывал муки, достойные тех, какие любил измышлять Мулей Исмаил. Ведь желудок раба-нормандца давно не знал такой благодати.

Его вопрос опять вверг султана в один из обычных приступов ярости. Он заметил, что алькаиды принялись за еду, не дожидаясь его, и разразился потоком ругательств.

– Ешь! – прорычал он нормандцу. – А вы, обжоры, перестаньте набивать брюхо! Можно подумать, что вы – рабы, живущие на хлебе и воде, а не богачи, обирающие меня.

Он приказал страже отобрать у свиты и отнести все, что осталось, рабам. Алькаиды хотели, по меньшей мере, оставить на месте начатое блюдо, говоря, что христиане недостойны есть с того же подноса, что и султан. Но тот повелел отнести блюдо со всем, что на нем было: курами, голубями и рисом с шафраном.

Пленные набросились на королевские дары, и разыгралось настоящее сражение голодных псов у кормушки. Анжелика с жалостью смотрела на несчастных, униженных рабством и лишенных надежды. Среди них было немало дворян, священников, знатных и достойных людей, но нищета уравняла их одинаковыми лохмотьями. Она увидела их худобу и вспомнила о мэтре Савари, чьи пальцы показались ей сухими и жесткими, как прутья. Бедняга буквально умирал с голоду, а она даже не догадалась дать ему марципан!..

Со своего места она могла расслышать беседу султана и нормандца и почти все поняла. Она призналась себе, что бурная жестокая натура Мулея Исмаила одновременно притягивает и отталкивает ее. Укротить человека такого рода было равносильно приручению хищного зверя, который останется хищником, вечно готовым к прыжку и охочим до крови.

К ее плечу прислонилась черкешенка, укутанная в наряд цвета нильской воды. Ее глаза впились в султанский профиль. Арабский язык робких признаний кавказской девочки был неуклюж и бесцветен, как и у ее собеседницы, но жесты, томная мимика досказывали за нее.

– Ты знаешь, он не такой ужасный… Он постарался меня рассмешить, чтобы высохли слезы… Он подарил мне браслет. Его рука была нежной на моем плече. Его грудь как серебряный щит… Я не была женщиной. А теперь стала. И каждую ночь познаю все новые блаженства.

«Черкешенка понравилась Мулею Исмаилу, – говорил ей Осман Ферраджи. – Она развлекает его и притягивает, как кошечка. Все это хорошо. Это дает нам время приготовить для него тигрицу».

Анжелика пожимала плечами. Она говорила «нет», но каждый раз все с большим трудом выдерживала борьбу с коварными соблазнами. Здесь против нее было все: миндальные печенья, засахаренные фрукты, заботы о телесной красоте и волнующие исповедальные нашептывания придворных прелестниц, ревниво хвастающих милостями повелителя. В гареме все чувства были напряжены, искусно возбуждены и раздразнены, вращаясь вокруг невидимой и всемогущей персоны. Мулей Исмаил был вездесущ. Это становилось наваждением. По ночам Анжелика просыпалась и вскакивала, страшась увидеть возникшую из тьмы царственную тень.

Теперь она уже была довольна, когда ей удавалось увидеть его во плоти. Призрак вновь обретал форму и плотность, становился мужчиной со всеми его слабостями, а не сказочным видением, почти что религиозным мифом. Она примеривалась к нему, как к другим, и кто знает… «Поживем – увидим», – думала она.

– Когда ты допустишь наших священников? – разрывая птицу зубами, спросил Колен Патюрель. Он ломился к цели с упорством зубра.

– Они могут прибыть когда им угодно, и мы выпустим их в целости и сохранности. Дай им знать, что я к ним хорошо отнесусь.

Нормандец тотчас предложил написать два письма. Одно – поручение монарха к алькаиду Али, сыну Абдуллы, осадившему занятую испанцами Сеуту, предписывающее тому начать переговоры об этом деле. Другое – к святым отцам из Братства Пресвятой Троицы, которые получат его через посредничество французских торговцев в Кадиксе.