Небо начинается с земли. Страницы жизни - Михаил Водопьянов

«Что сейчас сделает Гурьев: свернет или проскочит над ними?» – не успел подумать Степанов, как его «ведущий» врезался в клин вражеских машин. Строй их мгновенно рассыпался, смешался. Гитлеровские летчики были, должно быть, поражены такой неслыханной дерзостью. Несколько вражеских самолетов повернули обратно, другие бросились вниз, в спасительную тучу.

Степанов, проскакивая среди вражеских самолетов, стрелял почти наугад. Машин так много, что все равно в какую-нибудь попадешь. В него тоже стреляли. Мельком глянув вниз, Степанов заметил пылавший бомбардировщик, который, переворачиваясь, падал вниз.

Гурьева он ни на секунду не терял из виду и все время боя «висел на его хвосте», защищая друга… Небо быстро пустело. Только три немецких истребителя кружились вокруг Гурьева. Степанов нырнул под один из них, сделал «горку» и полоснул по брюху очередью. Гитлеровец шарахнулся в сторону и исчез. Другая вражеская машина, сраженная Гурьевым, пылала внизу в степи, растопляя вокруг снег. лётчик третьего истребителя был опытен и напорист. Он нападал на Гурьева, отскакивал и вновь нападал. Лишь когда гитлеровец заметил Степанова, он решил уйти. Но это ему не удалось. Степанов стремительно бросился вдогонку.

Но почему Гурьев так странно ведет себя? «Тройка» то скользит на крыло, то переходит в штопор, то падает почти в отвесном пике.

«Ваня ранен, он теряет управление. Почему же он не прыгает?» – мучительно думал Степанов, яростно бросаясь в атаку на уходившую вражескую машину. Он поймал ее в прицел и резанул сбоку очередью. Гитлеровец перевернулся через крыло и неторопливо нырнул в степь.

Почти одновременно Гурьев вышел из пике и с глубокого виража врезался в землю.

«Погиб, погиб старый и верный друг!»

Степанов снизился и бреющим полетом прошел над местом падения гурьевского «ястребка», но ничего не смог различить: опять пошел снег. На последних каплях горючего он дотянул до своего аэродрома.

Бортмеханик Василий Дмитриевич Лаврентьев – «хозяин» гурьевской «тройки» и молодой сержант, недавно ставший обслуживать машину Степанова, ожидали на аэродроме «своих», чтобы принять самолеты. Бортмеханики на полевом аэродроме были неутомимыми и изобретательными тружениками. Когда они отдыхали – неизвестно. Почти каждую ночь, на морозе, они возились около самолетов, ремонтируя моторы, заделывая пробоины от пуль в плоскостях и в фюзеляже. А к рассвету обычно истребители стояли в полной боевой готовности. Баки были заправлены горючим, пулеметы заряжены, все приборы проверены. Недаром техников звали «хозяевами самолетов». Они знали, что малейший их недосмотр, самая крошечная недоделка могут привести к несчастью в воздухе, и без устали трудились под назойливым осенним дождем или на студеном зимнем ветру. Их лица были обветрены, руки в трещинах от бензина и от жгучих прикосновений к ледяному металлу. Утро заставало их всегда у самолетов, в ожидании сигнала к вылету, готовых в любую минуту рывком повернуть лопасти воздушного винта и тем самым запустить мотор. А когда летчики, уверенные в своих «ястребках», взмывали в небо, «хозяева» их машин не уходили с аэродрома.

Крепкая, боевая дружба связывала летчиков с техниками. Особенно близки были Ваня Гурьев и его «хозяин» – Дмитрич. И сейчас, волнуясь, что долго не возвращается Гурьев, Лаврентьев рассказывал сержанту со степановской «девятки» о летчиках-друзьях:

– Ты не знаешь, что это за золотые ребята!.. Корень их надо знать – потомственные рабочие, сыновья наших старых сормовских слесарей. Они вместе в ремесленном учились, потом вместе токарями стали работать. Их станки стояли рядом. Почти каждый день, за двадцать километров приезжали они к нам в аэроклуб – уж очень хотелось им научиться летать. Когда началась война, оба уже были инструкторами летного дела. Казалось, что еще нужно?! – летают хорошо, кадры готовят, нет ведь, пусти их на фронт… Ну и добились своего. Сначала Гурьев и я ушли, а потом вытащили сюда и Степанова… Ну, что их так долго нет?.. Все наши уже вернулись… Пора им, пора, ведь горючее уже на исходе…

Лаврентьев нервно шагал по посадочному полю, посматривая на часы, и сокрушенно качал головой.

Из штабной землянки уже несколько раз прибегал вестовой.

Наконец из-за низкого облака выскочил истребитель и с ходу сел на аэродром.

Когда Степанов вышел из кабины и, сдернув шлем с головы, подставил разгоряченное лицо ветру, все поняли, что случилась беда.

Летчик обнял Лаврентьева:

– Не уберег я Ваню, сбили, проклятые…

У старого техника по коричневому морщинистому лицу скатилась слеза и повисла сверкающей капелькой на седеющих усах.

Лаврентьев достал из кармана своей кожаной куртки румяное яблоко.

– Ему приготовил, а его нет…

Яблоко упало и покатилось. Оно заалело на снегу, как огромная капля крови.

…Вечером в землянку зашли командир эскадрильи и инженер. Степанов, лежавший ничком на койке, вскочил на ноги.

– Мы пришли вас поздравить, – сказал командир, протягивая белый листок, – от всей души поздравить. Только что получена телеграмма, ваша жена родила сына.

– Спасибо, – тихо ответил летчик. – Большое спасибо. Вот какой сегодня день – друга потерял, сына нашел. Я обязательно назову его Иваном…

– Я тоже сердечно поздравляю! – «Дядя Степа» энергично встряхнул руку Степанова.

– И вот что я хочу вам предложить, – продолжал командир. – Пока вы не успокоитесь, летать вам будет трудно, к тому же ваш самолет как решето. Потребуется время, чтобы его залатать как следует. Берите отпуск дней на десять и поезжайте домой, увидите сына и подготовите стариков Гурьевых к печальной вести.

– Я не могу этого сделать. Сейчас наступают решающие бои под Сталинградом, а я буду разъезжать по личным делам…

– А я не могу в таком состоянии допустить вас к полетам, – возразил командир. – Все равно будете без дела сидеть. Поезжайте лучше в отпуск.

– Война не скоро кончится, – вмешался в разговор инженер. – До Берлина еще далеко. Работы всем хватит. Конечно, поезжайте домой. Если вы разрешите, – он обратился к командиру, – то я вместе со Степановым отпустил бы и техника Лаврентьева. Они земляки. Да и самолета нет теперь у Лаврентьева, а отпуск он заслужил…

Долго сидели в землянке, склонившись над картой Степанов и Лаврентьев. На карте-пятикилометровке в сорок седьмом квадрате красным карандашом было отмечено место, где упал самолет Гурьева.

Близко к полночи лётчик и техник вошли в штабную землянку.

– Решили все-таки идти в отпуск? – спросил капитан.

– Решить-то решили, но не сейчас, – ответил Степанов и рассказал о том, что он с Лаврентьевым собрались сходить в степь, чтобы самим убедиться в гибели Гурьева. Район этот фашистами не занят… – Похороним Ваню, а может… на войне всякое бывает…