СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1 - Клод Фаррер

А между тем он продолжал меня спрашивать резкими, обрывистыми фразами.

— Как так заблудились? И в таком месте? Откуда же вы шли, милостивый государь, и куда направлялись?

Я был раздражен этим допросом и даже мало обратил внимания на странный для такой обстановки наставительный тон его речи, изобличавшей в нем, видимо, не простого человека. Я сухо ответил:

— Я ехал из Тулона через Солье к форту Гран-Кап. Около ущелья «Смерть Готье» я сбился с дороги, и вдобавок моя лошадь сломала себе ногу. Затем я стал искать кратчайшего пути в Гран-Кап и тут уже совершенно запутался в этих горных тропинках…

Казалось, мое объяснение более или менее удовлетворило человека с белой бородой. Он отвел свой фонарь от моего лица и осветил окружавшую нас дикую и гористую местность. Тогда я ясно увидел, куда завлекла меня безумная погоня за Мадлен: мое присутствие здесь, среди этого хаоса скал и пропастей, могло изумить кого угодно. Но в свою очередь я тоже имел полное право удивляться: ведь находилось же здесь и другое человеческое существо, и я невольно повторил обращенный перед тем ко мне вопрос:

— А вы-то сами, милостивый государь, как сюда попали?

Он сделал какой-то неопределенный жест и указал на один обрывистый склон слева:

— Я вас увидел оттуда, сверху…

Мы оба замолчали. Теперь фонарь не слепил больше мне глаз, и я стал внимательнее рассматривать моего собеседника.

Передо мной находился бесспорно старый, очень старый человек. Об этом можно было судить не только по его белоснежной бороде, но и по худобе рук, морщинам на лице и цвету кожи, похожей на пергамент.

Но какой удивительно бодрый и крепкий старик! Он был крупного роста, широк в плечах и держался чрезвычайно прямо, высоко подняв голову; руки и ноги его, видимо, не утратили своей гибкости. От всей этой мощной фигуры веяло такой недюжинной силой, что самую палку, на которую он опирался, легко можно было бы принять в его руках за оружие. Я, тридцатидвухлетний мужчина и военный по профессии, чувствовал себя каким-то тщедушным мальчиком перед этим, может быть, восьмидесятилетним старцем! И невольным движением руки я стал нащупывать в кармане длинный и плоский ствол моего револьвера; в нем оставалось еще семь зарядов, — не хватало только восьмого, того самого, который прекратил жизнь моего бедного Зигфрида…

Черед минуту мне самому стало стыдно за этот беспричинный страх, и я выпустил из рук оружие. Разговор возобновился:

— Извините меня, пожалуйста, — сказал я, на этот раз очень учтиво, — я до сих пор не поблагодарил вас. Я не вполне оценил еще ваше великодушное вмешательство в мою судьбу: ведь, желая помочь мне, вы рисковали, может, собственной жизнью, спускаясь с этого опасного уступа. Позвольте же мне выразить вам свою искреннюю признательность, я — капитан главного штаба вице-адмирала и губернатора, Андрэ Нарси…

Я остановился, ожидая, что старик, в свою очередь, назовет себя. Но он не сделал этого.

Слушал же он меня во всяком случае с большим вниманием. Я продолжал:

— Мне поручено было доставить одно серьезное известие на форт Гран-Кап. При исполнении этого поручения я и сбился с пути, и теперь вы застали меня здесь бессильно лежащим на земле от усталости. Но цель моего путешествия так и осталась недостигнутой; поэтому я еще раз рассчитываю воспользоваться вашей любезностью. Может, вы будете так добры указать мне верную дорогу к месту моего назначения — на форт Гран-Кап…

Произнося эти слова, я продолжал разглядывать своего собеседника. Тут только заметил я его одежду. В ней, собственно, не было ничего особенного — напротив того, на старике был такой именно костюм, в каком только и можно встретить ночью в горах пастуха, охотника или дровосека. Он был одет в бархатную куртку, такие же панталоны, на ногах у него были грубые чулки и башмаки; никаких признаков белья снаружи не замечалось. Но именно в ту самую минуту, когда я оканчивал свою последнюю фразу, контраст между корректным тоном нашей беседы и этим грубым костюмом внезапно поразил меня. Смущение и некоторый страх снова овладели мною. Я едва услышал ответ:

— Указать вам верную дорогу к форту Гран-Кап? Вы сейчас совсем в стороне от него, и я бы сказал — на самой плохой дороге.

Я сделал над собой усилие и спросил:

— Да где же я, наконец? Далеко от форта?

— Чрезвычайно далеко.

— Но все же… как называется это место?

— Да у него, вернее всего, нет никакого названия. Оно, наверное, не помечено на вашей карте.

— Однако, позвольте: ведь не мог же я так далеко отойти от своей дороги! Как-никак, место, где мы стоим, должно находиться между Гран-Кап и Смертью Готье!.. Значит, я всего в каких-нибудь двух лье от своей конечной цели!..

Рука старика, державшая палку, медленно поднялась и снова опустилась: этот жест, по-видимому, должен был выразить его снисходительную иронию к моим словам.

— А вы знаете, что значит два лье в такую ночь, как сегодня?.. Во что обойдутся они тому, кто попробует пройти их здесь?

Он снова поднял фонарь и осветил окружавший нас хаос скал. Я невольно покачал головой. Но потом решительно выпрямился и сказал:

— Что же делать! Мне приходится решиться на это: поручение мое слишком серьезно, будьте же добры указать мне хотя бы направление, в котором нужно идти к форту, и вы меня премного обяжете!..

Он протянул палку в сторону самого крутого обрыва; ничего кроме груды камней, готовых обвалиться при первом толчке, в этом направлении различить было невозможно.

— Идите туда…

Я решился быть твердым.

— Благодарю. — Сказав это, я поклонился человеку с белой бородой и храбро поставил ногу на первый уступ скалы. Но, видя почти полную невозможность продолжать подъем, я с раздражением проворчал:

— А ведь знаю же я людей, которые быстро бегают ночью по таким скалам!..

Я пробормотал мое замечание сквозь зубы и совсем тихо. Физически невозможно было услышать мои слова старику, находившемуся уже от меня шагах в десяти расстояния.

Однако сейчас же я еще раз, и совершенно отчетливо, почувствовал что-то вроде удара в спину и затылок; это было опять то же ощущение, от которого я перед тем проснулся, и снова оно было вызвано странным и тяжелым взглядом пронзительных глаз старика. Я быстро повернулся, готовый ко всему.

Он продолжал стоять на прежнем месте и пристально смотрел на меня. Но во взоре его не было заметно какого-либо враждебного чувства. Мне даже показалось, что я вижу улыбку на его суровом лице. Он заговорил, и снова речь его звучала спокойно и приветливо. Даже отрывистый тон первых вопросов теперь значительно сгладился: