Дьюма-Ки - Стивен Кинг

— Скажи ей, что это правда, босс.

— Скорее да, чем нет, — согласился с ним я.

И так на меня смотрел не только банкир. Ещё и женщины… да, да. Когда наши взгляды встречались, я улавливал некую томность, раздумья на предмет, смогу ли я обнимать их только одной рукой. Бред, конечно, но…

Кто-то схватил меня сзади, чуть не швырнул на пол. Я бы расплескал всё шампанское из бокала, если бы Анжел ловко не выхватил его из моей руки. Обернувшись, я увидел улыбаюшуюся Кэти Грин. Наряд физкультурницы-гестаповки она, вероятно, оставила в Миннесоте и на выставку пришла в коротком, поблёскивающем зелёном платье, которое плотно облегало её ладную фигуру, и на таких высоких каблуках, что макушкой доставала мне до лба. Позади неё возвышался Кеймен. Его огромные глаза доброжелательно оглядывали зал сквозь очки в роговой оправе.

— Господи, Кэти! — воскликнул я. — А если б я шлёпнулся на пол, что б тогда?

— Тогда бы я заставила тебя сделать пятьдесят поднятий торса из положения лёжа. — Она улыбнулась ещё шире. Её глаза наполнились слезами. — Как и обещала по телефону. Какой загар, симпатичный ты наш! — Она заплакала и обняла меня.

Я обнял её в ответ, потом пожал руку Кеймену. Моя кисть полностью исчезла в его ладони.

— Ваш самолёт идеально подходит для людей моих габаритов, — пророкотал доктор. Люди начали поворачиваться на его голос. Басу него был, как у Джеймса Эрла Джонса.[155] Озвученное таким голосом рекламное объявление в супермаркете воспринимается как Глас Божий. — Я получил огромное удовольствие, Эдгар.

— Это не мой самолёт, но я рад. Хотите…

— Мистер Фримантл?

Ко мне обратилась очаровательная рыжеволосая девушка, груди которой — щедро обсыпанные веснушками — грозили вывалиться из декольте крошечного розового платья. Она смотрела на меня большущими зелёными глазами. На вид ей было не больше лет, чем моей дочери Мелинде. Прежде чем я успел вымолвить хоть слово, девушка протянула руку, мягко сжала мои пальцы.

— Я просто хотела прикоснуться к руке, которая нарисовала все эти картины, — продолжила она. — Эти прекрасные, пугающие картины. Господи, вы потрясающий художник! — Она подняла мою руку, поцеловала её. Потом приложила к одной груди. Сквозь тонкий шифон я почувствовал твёрдую вишенку соска. И рыженькая растворилась в толпе.

— И часто такое случается? — спросил Кеймен, а Кэти одновременно с ним поинтересовалась: — Так вот, значит, какие плоды развода ты пожинаешь, Эдгар? — Они переглянулись и мгновением позже расхохотались.

Я понял, над чем они смеются (Эдгар на месте Элвиса), но мне всё это казалось странным. Залы галереи вдруг начали напоминать подводный грот, и я понял, что могу нарисовать их такими: пещеру с картинами на стенах, картинами, на которые смотрит косяк рыболюдей, тогда как «Трио Нептуна» пускает пузыри в ритме какой-нибудь весёлой песенки.

Странно, так странно. Мне недоставало Уайрмана и Джека (они пока не появились), но ещё больше — моих ближайших родственников. Особенно Илли. Если б они находились рядом, я, возможно, ощутил бы, что всё происходит наяву. Я глянул на дверь.

— Если вы высматриваете Пэм и девочек, думаю, они вот-вот будут, — сказал Кеймен. — У Мелинды что-то случилось с платьем, и она пошла переодеться.

«У Мелинды, — подумал я. — Конечно, задержаться они могли только из-за Мел…»

И вот тут я увидел их, прокладывающих путь сквозь толпу арт-зевак. На общем загорелом фоне северная белизна лиц сразу выдавала в них чужаков. Том Райли и Уильям Боузман-третий (незабвенный Боузи), оба в тёмных костюмах, шагали следом. Они остановились, чтобы взглянуть на три моих ранних рисунка, которые Дарио поместил у двери, объединив в триптих. Первой меня заметила Илзе.

— Папуля! — воскликнула она и прорезала толпу, как буксир, таща за собой баржи — мать и сестру. За Лин следовал высокий молодой человек. Пэм на ходу помахала мне рукой.

Я оставил Кеймена, Кэти и Слоботников (Анжел по-прежнему держал мой бокал). Кто-то обратился ко мне: «Мистер Фримантл, вас не затруднит ответить на…» — но я даже не посмотрел в его сторону. В этот момент я видел только сияющее лицо Илзе и её счастливые глаза.

Мы встретились перед плакатом: «ГАЛЕРЕЯ „СКОТТО“ ПРЕДСТАВЛЯЕТ „ВЗГЛЯД С ДЬЮМЫ“ — КАРТИНЫ И РИСУНКИ ЭДГАРА ФРИМАНТЛА». Я обратил внимание, что на Илзе новое бирюзовое платье, которого не видел раньше, а забранные наверх волосы открывают лебединую шею, отчего моя младшая дочь казалась на удивление взрослой. Я ощущал невероятную, сокрушающую любовь к ней и благодарность за то, что точно такую же любовь она испытывает ко мне — это было в её глазах. Потом я обнял дочь.

Через мгновение Мелинда оказалась рядом, её молодой человек возвышался позади неё (и над ней — словно длинный, высокий вертолёт). Одной рукой я не мог обнять обеих дочерей, но у Мелинды руки были свободны: она обняла меня и поцеловала в щёку:

— Bonsoir, папа! Поздравляю!

А передо мной уже возникла Пэм, женщина, которую не так уж и давно я назвал бросающей меня сумкой. Она пришла на выставку в тёмно-синем брючном костюме, светло-синей шёлковой блузке, с ниткой жемчуга на шее. В скромных серёжках. В скромных, но из хорошей кожи туфлях на низком каблуке. Миннесота во всей красе. Пэм, несомненно, пугали все эти люди и необычная обстановка, но с её лица всё равно не сходила оптимистичная улыбка. За время нашей совместной жизни Пэм проявляла себя по-разному, но никогда не впадала в отчаяние.

— Эдгар? — нерешительно спросила она. — Мы по-прежнему друзья?

— Будь уверена. — Я легонько поцеловал её, но обнял крепко — насколько это возможно для однорукого мужчины. Илзе держалась с одной стороны, Мелинда — с другой, прижимаясь ко мне так сильно, что болели рёбра, но я не обращал на это внимания. Откуда-то издалека донеслись аплодисменты.

— Ты хорошо выглядишь, — прошептала мне на ухо Пэм. — Нет, выглядишь ты прекрасно. Я могла бы не узнать тебя на улице.

Я отступил на шаг, окинул её взглядом с головы до ног.

— Да и ты дивно хороша.

Она рассмеялась, покраснела — незнакомка, с которой я столько лет делил постель.

— Макияж прикрывает множество пороков.

— Папочка, это Рик Дуссо.

— Bonsoir и мои поздравления, monsieur Фримантл. — Рик держал в руках плоскую белую коробку, а теперь протянул её мне: — От Линии и меня. Un cadeau. Подарок?

Что означает un cadeau, я, разумеется, знал, но истинным откровением для меня стало экзотическое звучание уменьшительного имени моей дочери, которое придавал ему французский выговор. Вот тогда-то я и понял, что Мелинда теперь скорее его девочка, нежели моя.