Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов - Коллектив авторов

Именно поэтому в России исторически нужен был особенно жесткий «пресс» норм и ценностей, вырабатывавших способность к подчинению личных интересов коллективным. И, соответственно, неизбежно формировавших в первую очередь не ценности успеха и преуспеяния, а ценности хороших отношений, душевной гармонии и, особенно, чистой совести как свидетельства соблюдения данным индивидом в его собственных глазах интериоризированных норм культуры. Этот «пресс» веками сдерживал центробежный индивидуалистический порыв россиян, позволяя не только сохраниться определенному типу социума, но и обеспечить в нем приемлемые условия для совместного существования, не доводя его до «войны всех против всех», опасность которой особенно велика в условиях отсутствия эффективно действующей правовой системы. Сейчас этот «пресс» после разрушения в 1990-х годах многих существовавших в советское время механизмов ретрансляции норм культуры, а также возникновения объективного противоречия между этими нормами и критериями селекции, обеспечивающими восходящую мобильность в новых рыночных условиях, в значительной степени уже исчез. Естественно поэтому, что максимальный рост в последние годы продемонстрировали именно те ценности, которые связаны с индивидуальным успехом и самоутверждением в ущерб ценностям, присущим культурам коллективистского типа[125].

Более того, при этом пострадала и распространенность ценностей, обычно относимых не к ценностям модерна, а к ценностям постмодерна, например возможность самореализации. Как видно из таблицы 1, ценности, связанные с душевной гармонией, хорошими отношениями с близкими людьми и самореализацией, заметно потеряли за последние 15 лет в популярности. И хотя интересная работа до сих пор входит в терминальные ценности большинства россиян, однако в условиях, когда, как было отмечено выше, упорный труд не рассматривается как причина успеха большинством работающих, а успех становится все более значим, такая самореализация вряд ли долго сохранится как значимая ценность для большинства населения. И вряд ли можно ожидать в таких условиях серьезного положительного эффекта от роста в российском обществе достижительных ценностей.

Таблица 1. Динамика выбора россиян в альтернативных парах ценностных суждений, 1995–2010 (% от числа опрошенных)

Ряд полученных различными исследовательскими группами (в том числе и нашей) результатов позволяет высказать и еще одно предположение. А именно, что в России при переходе от традиционалистских систем ценностей к ценностям эпохи модерна решающую роль играют, видимо, утилитарные, прагматические мотивы роста индивидуального благополучия, повышения собственного статуса и самоутверждения даже в ущерб окружающим. При этом население России в значительной части уже ушло от традиционалистской системы ценностей, но еще не пришло к характерным для обществ модерна ценностным системам. Возможно, оно и вообще к ним не придет.

Насколько уникальна такая ситуация? Как показывают данные сравнительных общемировых исследований Р. Инглхарта, исследований ценностей по методике Ш. Шварца и других, ценностные системы россиян отнюдь не являются чем-то из ряда вон выходящим, хотя они достаточно своеобразны. Не останавливаясь подробно на этом вопросе, который освещен в литературе значительно лучше, чем вопрос о нормативной составляющей мировоззрения россиян, приведу лишь данные о месте России на условной ментальной карте мира (рис. 9), построенной с использованием методики измерения культурных характеристик Г. Хофстеда. Эта методика, уже около 50 лет успешно применяемая в десятках стран мира и впервые использованная в общероссийском масштабе в ходе уже не раз упоминавшегося выше исследования 2010 года, основана на расчете таких показателей как:

• толерантность к неравномерному, иерархизированному распределению в обществе власти («дистанция власти»);

• доминирование «мужских» (достижение, успех и т. п.) или «женских» (теплые личные отношения, взаимопомощь и т. п.) ценностей («маскулинность»);

• высокая значимость личных интересов («индивидуализм»);

• стремление к ясности и четкости правил, в соответствии с которыми организован внешний мир, сведению к минимуму «эффекта неопределенности» («избегание неопределенности»).

Рисунок 9. Место России на условной ментальной карте мира[126]

Как видим, на правой части рисунка четко сгруппировались страны с европейскими культурными корнями, включая Канаду и США. В левой части сгруппированы в основном страны неевропейских культур, в которых процессы социальной и социокультурной модернизации еще, как правило, не завершены. При этом Россия, как, впрочем, и многие другие страны, оказалась за рамками и условного «Запада», и условного «Востока», а ее ближайшим соседом стал Израиль. И хотя она тяготеет скорее к «Западу», чем к «Востоку», однако своеобразное, а в ряде случаев даже парадоксальное сочетание в ней различных культурных характеристик не позволяет рассматривать ее как периферию западной культуры.

Все вышесказанное дает основания утверждать, что Россия пока по-прежнему сохраняет специфичность характерной для нее системы ценностей и норм, и в этом отношении она в мире далеко не одинока. Однако она достаточно далеко продвинулась за последние полтора десятилетия по пути социокультурной модернизации. При этом часть норм и ценностей в ходе такой модернизации заменяется для россиян другими, зачастую альтернативными, а часть меняет свой смысл. Так, ценность свободы, например, остается, но смысловое наполнение ее становится постепенно иным. То же относится к пониманию института частной собственности.

В то же время в России пока еще сохраняется закрепление в системе норм национальной культуры определенной модели развития социума, который можно охарактеризовать как позднеэтакратический. Наиболее характерными его особенностями выступают особая роль государства в жизни общества и в экономике, сращенность власти и собственности. Соответственно, «ядерным» и наиболее устойчивым элементом системы неформальных норм, обусловливающих невосприимчивость этого социума к «имплантированию» в него многих институтов, характерных для развитых стран, выступает та часть этих норм, которая относится к экономической сфере. Прежде всего, к пониманию места государства в экономике, отношению к собственности на природные ресурсы и представлениям о сути собственности, связанным с историческими особенностями развития России.

Само по себе признание рыночных начал в экономике вполне совместимо с этой системой норм и не ведет к ускорению социокультурной модернизации. И хотя темпы изменений в нормативно-ценностных системах россиян довольно высоки, они могут оказаться недостаточными для занятия нашей страной стратегически удачного места на мировой арене, даже если отвлечься от проблемы неэффективности и коррумпированности российских элит, — этого не позволит слабая восприимчивость населения к той институциональной матрице, которая обеспечивает наиболее эффективное экономическое развитие. А это, в свою очередь, будет означать не только консервацию нынешней экономической модели развития страны, но и отсутствие предпосылок для ускоренного завершения социальной и социокультурной модернизации, без которых невозможно радикально изменить ее место на мировой арене.

Однако при оценке вероятности этого сценария развития нельзя сбрасывать со счетов два обстоятельства.

Во-первых, в последние десятилетия Россия начала активно включаться во все ускоряющиеся процессы глобализации, а появление Интернета придало этим процессам новый импульс. Это кардинально поменяло условия эволюции менее развитых в экономическом отношении стран мира и поставило крест на анклавных моделях развития, которые до последнего времени реализовывала и Россия. Процессы модернизации — в том числе и социокультурной модернизации в них — стали накладываться на процессы, «запущенные» переходом к постиндустриальному этапу развития глобальной, мировой экономики. В этих условиях в рамках одной страны уже невозможно сохранять даже относительную гомогенность культуры, и, соответственно, в фокус внимания попадает вопрос о соотношении в рамках каждой национальной культуры носителей разных типов нормативно-ценностных систем. Превращение же субкультур меньшинства в культуру большинства может придать серьезный импульс ускорению экономического роста в той или иной стране и утверждению в ней демократических норм.

Во-вторых, нельзя забывать о том, что разные социальные группы играют различную роль в определении вектора развития любой страны. А как было показано выше, в последние годы фиксируется все большая гетерогенность российского социума с точки зрения специфических для него нормативно-ценностных систем. Фактически по всем вопросам, связанным с представлениями россиян о нормах и ценностях, в нем нет единства, а доля «нормативно-ценностных меньшинств» в составе населения страны имеет тенденцию к росту. Вот почему в условиях нарастания гетерогенности представлений россиян о «должном» неизбежно встают вопросы о сути тех различающихся, а во многом и альтернативных, моделей мировоззрения, которые основаны на разных нормативно-ценностных системах и характеризуют разные группы российского населения.