Жизнь - Кит Ричардс

Он никогда не заговаривал про жизнь и смерть, только когда кто-то загибался. «Доигрался, лопух несчастный». Когда мы приехали в Шотландию в первый раз, Стю тормознул на обочине и спросил кого-то: Can you nae tell me the way to the Odeon? («Не подскажете дорогу до «Одеона»?)[186] — такой очень гордый шотландец, даром что из Кента. Стю был сам себе закон со своим вечным кардиганом поверх тенниски. Когда мы разрослись до мегастадионов и спутникового телевидения, до многотысячных толп на концертах, он выходил на сцену в своих «Хаш Паппис», со своей чашкой кофе и со своим бутербродом с сыром, которые, пока играл, оставлял прямо на инструменте.

Я сильно разозлился на то, что он меня бросил, — это у меня обычная реакция, когда помирает друг или любимый человек, хотя не должен был. Он много чего оставил после себя. Чак Ливелл, парень из Джорджии, из Драй-Брэнч, который играл в Allman Brothers, получил назначение прямо от Стю. Он в первый раз работал с нами на гастролях в 1982-м и пришелся ко двору, и мы его привлекали потом на всех следующих. К моменту смерти Стю Чак работал со Stones уже несколько лет. Если, не дай бог, помру» говорил Стю, Ливелл — тот, кто вам нужен. Не исключено, он уже знал, что болен, когда это говорил. Еще он сказал: «Не забудьте, что Джонни Джонсон до сих здравствует и прекрасно играет себе в Сент-Луисе». И все это в одни и тот же год. Может быть, врач ему уже сказал: тебе осталось вот столько.

Dirty Work вышел в начале 1986-го, и мне прямо не терпелось отправиться с ним в тур. Остальным, само собой, хотелось того же самого. Но Мик отписал нам письмо и сообщил, что гастролировать не собирается. Ему хотелось заниматься своими сольными делами. Скоро после того, как мы получили письмо, я прочитал в одном английском таблоиде, что Мик сказал, что Rolling Stones — камень у него на шее. Правда, так и сказал. На, утрись. Я не сомневался, конечно, что какая-то его часть так и думала, но говорить такое вслух — это другое дело. Тогда-то и была объявлена Третья мировая.

Поскольку гастрольные перспективы отсутствовали, я стал вертеть в голове замечание Стю про Джонни Джонсона. Джонсон с самого начала служил пианистом в бэнде у Чака Берри и, кроме того, если б у Чака хватило совести признать, был соавтором множества его хитов. Но на тот момент в Сент-Луисе Джонсон играл как раз нечасто. С тех пор как Чак сказал ему: «Скатертью дорожка» десять с лишним лет назад, он работал водителем автобуса, возил стариков, и о нем почти никто не вспоминал. Но Джонни Джонсон мог похвастаться не только тем, что работал в паре с Берри. Он вообще был одним из лучших мастеров блюзового фоно.

Когда мы писали Dirty Work в Париже, Стив Джордан, ударник, заглянул как-то к нам в студию и в результате сыграл на альбоме, подменив Чарли, у которого была своя черная полоса тогда — излишнее увлечение разными stupefiants, как французы их называют. Стиву тогда было что-то около тридцати — он был очень одаренный музыкант-универсал и вокалист. Он приехал в Париж писаться, как-то отпросившись со своей постоянной работы в домашнем бэнде шоу Дэвида Леттермана. До этого он играл в домашнем бэнде «Субботним вечером в прямом эфире» и успел поездить с Белуши и Эйкройдом в составе их Blues Brothers. Чарли приметил его барабанщицкие достоинства еще в 1978-м, когда он играл на «Субботним вечером в прямом эфире», и сделал себе засечку на память.

Позвонила Арета Франклин, которая тогда работала над фильмом под названием «Джек-попрыгун»’ с Вупи Голдберг, и позвала меня продюсировать заглавный трек. Я помню, что Чарли Уоттс сказал мне: если вдруг захочешь делать что-то на стороне, Стив Джордан — тот, кто тебе нужен. И я подумал: ага, если я подписываюсь делать Jumpin’ Jack Flash с Аретой, надо собирать бэнд. Начинать с нуля. Стива я и так уже знал, и, в общем, так мы и сошлись — на саундтреке для Ареты. Сессия, кстати, получилась классика. И у меня в сознании отложилось, что если я собираюсь заняться чем-то своим, то обязательно беру Стива.

Я представлял Чака Берри среди первых музыкантов, принятых в Зал славы рок-н-ролла, в 1986-м, и так получилось, что состав, который подыгрывал Чаку, и все остальные участники джема в тот вечер были из бэнда Дэвида Леттермана, в том числе Стив Джордан на барабанах. И сразу после этого Тейлор Хэкфорд попросил меня быть музыкальным директором на полнометражном фильме, который он делал к шестидесятилетию Чака Берри, и у меня в голове тут же всплыли слова Стю: Джонни Джонсон до сих пор здравствует. Первая проблема, как я понял в следующую секунду, — это то, что Чак Берри так долго играл со случайными составами, он уже не помнит, что такое играть с мастерами. И особенно с Джонни Джонсоном, с которым он не играл с тех пор, как они расстались в начале 1970-х. Когда Чак обернулся и сказал в этой своей неподражаемой манере: Джонни, пиздуй отсюда, — он сам отрезал себе правую руку и еще половину левой.

Чак думал, что хиты у него не кончатся. Может, он тоже страдал от ССВ, хотя и играл на гитаре? Он же вообще-то не записал ни одной хитовой вещи после того, как разогнал свой бэнд, кроме его самого главного боевика Му Ding-a-Ling. Так держать, Чак! С Джонни Джонсоном у него был идеальный союз. Да они вообще были созданы друг для друга, это же ясно как божий день. Нетушки, говорит Чак, я один тут главный. Захочу, найду себе другого пианиста, и уж по-любому дешевле обойдется. Дешевизна — это практически единственное, о чем он думал.

Когда мы с Тейлором Хакфордом поехали к Чаку домой в Уэнтсвилл, это совсем рядом с Сент-Луисом, я обождал и поднял вопрос только на второй день. Все обсуждали освещение, и я вдруг говорю Чаку: не знаю, может быть, вопрос неуместный, я ваших отношений не знаю, но ты не в курсе, Джонни Джонсон все бегает? Чак отвечает: кажется, живет где-го в окрестностях. Короче, вопрос такой — вы вместе сыграть сможете? Ну да, он отвечает, как нефиг делать. Момент был напряженный. За секунду я свел Джонни Джонсона обратно с Чаком Берри. Перспективы открывались необозримые. Чак сразу подключился и правильно сделал, потому что благодаря этому получил классный фильм и классным бэнд.

И тут судьба сыграла надо мной одну из своих легендарных шуток. Я хотел, чтоб за ударными сидел Чарли. Стив Джордан тоже претендовал, но я думал, что он не будет владеть материалом как надо, и был не прав, но я ведь его еще не знал как следует. В общем, я с казал Стиву: спасибо, приятель, но Чарли сам справится. А потом в какой-то следующий визит Чак захотел мне что-то показать, прямо неотложно. Он поставил видео джема в конце церемонии введения в Зал славы и там Стив колошматит вовсю, хотя камеру навели так, что голова оказалась отрезанной. Но все равно шпарит как надо, и Чак говорит: вот этот мне нравится. Что за чувак? Я хочу, чтоб он был в фильме. Поэтому пришлось мне вызвонить Стива и сказать, что тут, в общем, вакансия образовалась. Стив, естественно, обрадовался. Но и без прикола не обошлось. Пусть он сам все расскажет.

Стив Джордан: Чак летел к нам на Ямайку и должен был остановиться в доме в Очос-Риос. Мы поехали забирать его в аэропорт. Денек был жаркий, что-то типа девяноста с лишним, жарит по-черному. И весь народ выходит из самолета в шортах или прямо в купальниках, потому что знает, что здесь будет палить солнце. Чак вылезает из самолета в блейзере, полиэстровых клешах и с чемоданом. Оборжаться. А потом мы сидим в гостиной, барабаны расставлены, и сейчас типа должны начать играть. Набор скромный: парочка фендеровских комбиков, «Чэмпов» и пара гитар, но вполне можно начинать ковать железо, и тут Чак говорит: а ударник где? А на мне были дреды, я выглядел как Слай Данбар. И Кит говорит: вот он, ударник, это Стив, он и есть ударник. И Чак такой: это мой ударник? Посмотрел на мои дреды и говорит: хрена с два он мой ударник! Потому что у меня голова в кадр не попала на видео, которое он смотрел, и он был не в курсе, что я тогда в дредах ходил. Он думал, что я какой-то местный реггийный ударник, и с таким ему играть не хотелось. Но потом мы начали играть, и он успокоился.

Я спросил у Джонни Джонсона, как появились на свет Sweet Little Sixteen и Little Queenie. И он сказал — ну, Чак приносил все слова, а мы типа разыгрывали что-то под блюзовый формат, и я задавал прогрессию. Я говорю: Джонни, это называется сочинять песню. Ты должен был получить минимум пятьдесят процентов. То есть тебе в контракте, конечно, могли заранее застолбить сорок, но он всяко писал эти вещи с тобой. Он говорит: да я про это как-то и не задумывался, просто делал что умею, и все. Мы со Стивом провели расследование, и обнаружилось, что все, что Чак написал, было либо в ми-бемоле, либо в до-диезе — фортепианные тональности! Вообще не гитарные. Это была железная улика. Тональности-то такие, что не слишком подходят для гитары. Так что явно большинство этих песен начиналось на фоно, а потом пристраивался Чак, брал баррэ этими своими загребущими руками, которые спокойно перекрывают все струны. Я вдруг просек, что он просто шел следом за левой рукой Джонни Джонсона!