Кронос. Дилогия (СИ) - Николай Шмелёв

— Это как? — не понял Кащей.

— Ну, у кого и отец, и дед сталкерами были, — пояснил Пузырь.

— Ты чего плетёшь-то? — возмутился Сутулый, начавший проявлять чудеса сообразительности. — Зоне и тридцати лет нет!

— По-моему — как раз! — не согласился с доводом Жора.

— Да брешут, хлопцы, скорее всего! — сделал вывод Пифагор, недоверчиво помотав головой, из стороны в сторону. — Чего только не придумают — лишь бы поисками артефактов не заниматься.

— Герольд, объявляет начало и конец поединка? — смеясь, уточнил Почтальон, оглядываясь по сторонам, в поисках добавки.

— Да и вообще — что это такое, — продолжал выражать сомнения Кащей, — здесь; в зоне отчуждения и что-то нелегальное? Так тут и так всё — нелегальное…

Незаметно подкрался вечер, сгустив краски и смазав отдельные детали пейзажа в один общий контур. Природа постепенно погружалась во мрак и настала пора готовиться к ночлегу, пока ещё что-то можно было разглядеть впереди себя. Памятуя о том, что Скунс нещадно дерёт за подзарядку фонарей, товарищи не стали ждать, когда окончательно опустится чёрная ночь, а выяснили у Пузыря, где можно переночевать.

Друзья расположились табором в местной гостинице, которую постоянные жители поселения называли клоповником, а нынешний владелец Лёша Паразит, даже повесил над дверями соответствующую вывеску: «Зоопарк». Основным источником дохода Паразита гостиница не являлась, а носила функцию дополнительного приработка. Досталась она ему: то ли в наследство от деда, первым оккупировавшим эти места после катастрофы, то ли в результате передела собственности, уже в современной действительности. Размещённые в помещении кровати с металлическими сетками из прошлой действительности помнили лучшие времена, но были ещё вполне боеспособны и не слишком сильно скрипели ржавыми пружинами. Полосатые матрасы стояли вряд, упираясь грязными боками в синюю стену, располагаясь вдоль неё и вызвали некоторое недоумение постояльцев.

— Их просто необходимо положить на кровати, — высказал Кащей гениальную, в своей простоте, идею, но с которой очень трудно поспорить, а особенно высмеять.

— Можно и без них, — возразил ему Сутулый.

Остальные в волнении замерли, с нетерпением ожидая продолжения дискуссии на тему: «Настоящему сталкеру матрас не к лицу!»

Кащей повернулся всем корпусом к товарищу и с назиданием рассказал ему поучительную историю, про вредоносные пружинные покрытия кроватей старого образца:

— Имярек, тщедушный тощий дед уселся на голую сетку, без матраса, в одних рваных трусах. Сетка, естественно, прогнулась и квадратики расширились. В один из них и провалилось жидкое хозяйство деда, вывалившись наружу через дыру трусов. При попытке встать, давление на сетчатое покрытие сводилось к нулю и, под действием пружин, проволока смыкалась, как тупая гильотина. От ветхости лет, он не сообразил придержать сетку рукой, но догадался клюшкой подтолкнуть к себе телефон.

Все, кто это слышал, уже давно, от смеха катались по полу и не собирались проверять, что может провалиться в кровать, а что не может. К тому же, в уме делалась сноска на разработанное покрытие, когда задница ночует на полу, получая свою порцию сквозняка в тех отелях, где администрация даже не удосужилась обзавестись матрасами. Хотя, как вспомнил Крон, было и наоборот — матрасы на полу есть, а остальное — шиш… Как-будто общежитие находится в пустыне, лишённой какой-либо растительности и невозможно сколотить элементарные нары из необструганных досок.

В эту ночь сон Крона носил особо неспокойный характер. Бедный сталкер всё время ворочался и в своих сновидениях, переживал эпизоды прошедших дней: то аист выпадает из гнезда, то дятел кого-нибудь клюнет. Из глубин подсознания всплыл Неумный, гоняющийся за девицами с гигантским ружьём наперевес. Как-же: у всех спросили, а у него — нет. Он так хотел поделиться с ними своими соображениями, насчёт устройства мира и о ценностях семейной жизни, в одной, отдельно взятой шведской ячейке, которой они могли бы быть… Григорий Алексеевич всё-же выстрелил из своего ружья тактическим ядерным зарядом в сторону чайного леса, где по его мнению, скрывались беглянки. Большой гриб вырастал медленно, а вот его псевдособратья, в окрестностях, испарились мгновенно. Взрывной волной гибкие ели нагнуло до земли, а могучие дубы вырвало с корнем, расшвыряв по территории Предбанника. Про чайные деревья и говорить нечего. Крону их было жаль, в отличие от дубов, чьи жёлуди со свистом пролетали над перелесками зоны отчуждения. А зачем ему жёлуди — жрать, что ли? Чай не свинья…

Как сквозь туман проступили образы Сутулого и Кащея, вопиющие о помощи. Они завязли в металлических капканах кровати всем, чем только можно…

Проснулся Крон, на удивление, позже обычного. Видимо, сказались переживания последних дней, в которых не было места расслаблению, даже ночью. Все коллеги встали спозаранку и разбрелись, кто куда, знакомиться с местными достопримечательностями, но большинство народа оказалось, всё-таки, в баре. Попивая утренний чаёк, товарищи не торопясь обсуждали планы на ближайшее время. Мозги работали плохо и весь разговор сводился к невнятному бормотанию. Через широкое окно помещения бара лился солнечный свет и в его лучах, только сейчас, Крон заметил аляповатость окраса стен: зелёные, красные, синие и даже чёрные заплатки масляной краской украшали интерьер. Кое-какие места оставались облупленными. На них, вероятно, уже не осталось ремонтного резерва и Скунс махнул рукой на поддержание здания в должном порядке. Санитарный инспектор не придёт, а посетителям до фонаря, какие у него стены. Особенно вечером…

За окном, в тени тополя, четверо мужиков резались в домино. Стук кости по дереву, в столь ранний час, многим действовал на нервы. Из окон постоянно доносились ругательства и козлами, разумеется не в слух, обозвали, не только проигравших, но и их соперников. Вооружённое общество боится само себя и лишний раз не выскажешь человеку всё, что ты о нём думаешь. Тем более пьяному. А вдруг он обидится и достанет ствол? Слабому, так-же, предъявить нечего: ты, по простоте душевной, пошутил, а он, с перепугу, вывернул волыну и перестрелял окружающих. Всех…

С криком «рыба», ведущий ударил по краю стола костяшкой домино, в результате чего доска с резким скрипом оторвалась, вырвав гвоздь и с треском ударила соседа по игре в челюсть — снизу вверх. Мат-перемат стоял на всю округу и назревала потасовка. Скунс подошёл к окну и задёрнул его грязной занавеской, которая, лет двадцать назад, была жёлтой, хоть никто в этом не был уверен на все сто, даже сам бармен. Звук ударов по костям это действие не заглушило, но избавило от лицезрения надоевшей картины, повторяющейся с завидной регулярностью каждое утро. Постепенно, стоны побоища сменились на удары костяшек по дереву и, всё вернулось на круги своя. Никто из сидящих в баре и поправляющих здоровье, даже ухом не повёл, насколько обыденной была картина бытия данного анклава. Неожиданно, двери с треском распахнулись и в проёме появился Сутулый. Он имел крайне растерянный вид и с порога огорошил присутствующих неожиданным заявлением, банальным в своей простоте, но никогда не имевшем места в нынешней жизни посетителей:

— Почтальон!

Скунс подпрыгнул на месте и лишился ещё одной пивной кружки:

— Что почтальон? Как он сюда забрёл? Раньше этого никогда не случалось!

— Напугал, что ли? — посочувствовал Кащей.

— Да нет — наш Почтальон! — возбуждённо прокричал Сутулый. — Он, кажется, мутировать начал…

— С чего это ты взял? — осторожно поинтересовался Крон, чувствуя что-то неладное.

В голове закрутились предположения, одно нелепее другого, но, чем бредовее они представлялись, тем правдоподобнее выглядели, как ни парадоксально это звучит. Он сделал единственный вывод, в котором уже не сомневался: Сутулый отхлебнул того-же, что и вчера Глиста — «Синюю Мэри». Смущало одно: Кащей вёл себя на удивление смирно, по сравнению со своим другом и неизменным компаньоном. Трудно было бы представить разделение их путей, особенно в этом направлении. Тем временем Сутулый отдышался и перестал вращать глазами. Оглядев присутствующих уже осмысленным взглядом, гонец продолжил:

— У него сбоку грыжа выросла. Торчит из-под плаща — вот такая!

Пришедший следом Почтальон, улыбающийся и, по всему видно, абсолютно всем довольный, достал из-за пазухи большой бурдюк вина. Откуда он его взял, было делом десятым — интереснее было то, как вино появилось здесь и не скисло ли оно до состояния уксуса, под воздействием радиационных полей. Те, в свою очередь, соприкасались с аномальными полями, наложенными параллельно на умственные отклонения и можно было себе представить, что за жидкость плескалась в бурдюке. Возможно, она запросто могла соперничать с пойлом Скунса.