Книга 7. Дорога в бесконечность - Юлиана Суренова

"И хорошо!" - Мати даже обрадовалась. Конечно, будь у нее выбор, она предпочла бы опасливой псине смелого золотого волка, но… Но с другой стороны, кто-то лучше, чем никто.

"Главное, я больше не буду одна!" Мати позвала собаку и та, пусть несмело, позади, на некотором удалении, но пошла следом. И осталась дожидаться у врат дворца, пока, наевшись, хозяйка не выйдет к ней, неся ее долю, которую - всю подряд, не разбирая, что там - мясо или овощи, тотчас проглотила без остатку.

Девушка вернулась, принесла ей еще каши, когда же и та исчезла в пасти голодного зверя, встретив все тот же просящий взгляд, качнула головой, сказала:

- Хватит на сегодня. А то объешься - и тебе будет плохо. Завтра. Приходи, я снова покормлю тебя. И буду кормить каждый день. Если, конечно, ты станешь приходить.

Собака поняла ее. Во всяком случае, испугано глянув на хозяйку острова, она в знак благодарности вильнула хвостом, а затем исчезла в кустах быстро, словно тень. И все. Ни следа. Ни шороха кустов. Словно ее и не было.

На следующий день она пришла снова, и на следующий, с каждым разом задерживаясь у дворца все дольше. Потом она начала сопровождать хозяйку в ее прогулках, подходя все ближе и ближе, пока, наконец, не пошла рядом, у ноги. И в этот день собака осталась с ней. К тому времени у нее уже было свое имя - Рашми, которое она узнавала среди других слов и тотчас отзывалась.

Собака вообще оказалась смышленой и не такой уж трусливой, какой показалась в первый миг. Скорее, опасливой, осторожной. Мати привыкла, что та всегда где-то поблизости, разговаривала с ней, делилась своими мыслями и сомнениями, видя в карих глазах понимание и сочувствие. Единственное, о чем она жалела, так это что они так и не стали друзьями. И виной тому были не воспоминания о золотых волках, рождавшие некоторую неприязнь к собакам. Дело было в Рашми.

Раз и навсегда установив для себя, что она - рабыня, а Мати - хозяйка, та ни за что не хотела переступать эту грань, будто была создана, жила лишь для такой судьбы, не мысля, не мечтая ни о чем ином. И что бы Мати ни делала, что б ни говорила, ничего не могло изменить ее, поколебать в этой вере. В конце концов, девушка оставила все попытки, решив принимать собаку такой, какой та была.

Что же до самой Мати, то, позволив зверьку остаться рядом с собой, она старалась сделать все, чтобы не привязываться к нему, убеждая себя, что однажды Рашми исчезнет так же внезапно и неизвестно куда, как и появилась.

Однако, сердцу ведь не прикажешь. Особенно когда ему так хочется хоть кого-нибудь любить, хоть о ком-то заботиться…

Глава 15

Солнце катилось от одного края горизонта к другому. Дни сменялись ночами с их задумчивом скольжением луны.

Мати, памятуя о том, как много времени упустила, забыв, что за его движением, как и бегом оленя, нужно внимательно следить, пыталась считать дни. Но уже очень скоро она поймала себя на том, что совершенно не помнит, к какому числу нужно прибавлять единицу и вынуждена была начать считать с начала. Однако очень скоро сбылась вновь.

"Ну ладно! - нахмурившись, зло сверкнула она глазами. - Я придумаю, как справиться с этой нелепой забывчивостью!" Каждый вечер она стала приносить из сада по одному желтому листку, которые аккуратно складывала на перила у парадного входа во дворец. Но когда, очередной раз сбившись, она решила сосчитать свои напоминалки, то прямо у нее на глазах налетел порыв ветра и смел с мраморных камней все, что на них было: и нанесенную им же хвою, и собранную хозяйкой острова листву.

В следующий раз, наученная горьким опытом, она собирала камешки. И снова, стоило напоминалкам понадобиться, как от них не осталось и следа, словно камни провалились сквозь землю. Но Мати не сдавалась. Она решила попробовать сажать цветы, но то семена не прорастали, то смешивались с дикими. В общем, все выглядело так, будто кто-то упрямо не желал позволять хозяйке острова следить за ходом времени. Перепробовав все с одним и тем же результатом, она, в конце концов, сдалась, махнув на все рукой. Да и, если подумать, время… Знаем мы, как быстро оно бежит, или не знаем, от этого его бег ведь не станет медленнее, верно? К тому же, неведение не напрасно называется святым. Оно облегчает жизнь, уменьшая число забот почти на половину. В общем, Мати решила жить так же, как до встречи со своим отражением. И порой у нее это даже получалось.

А время шло и шло. Одни цветы отгорали, словно свечи, но ни мгновения над землей не было темноты, когда вместо них загорались другие… С одних деревьев опадала листва, в то время как другие только-только покрывались салатовым пухом, так что, сад всегда выглядел молодым и живым. А что до отражения… Если встречаться с ним часто, а лучше - каждый день, то оно не так уж сильно меняется…

Единственно, к кому время было безжалостно, так это Рашми. Когда Мати впервые встретила ее, собака была совсем молодой. Веселая, игривая, она не знала устали.

Потом сделалась спокойнее, стала больше спать, в глазах появилась задумчивая поволока. Ее рыжая шерсть начала седеть, сперва - на мордочке, вокруг носа, потом - за ушками. Она больше не лоснилась, полнясь блеском, стала тусклой и ломкой. Изменился и нрав, Рашми стала нервной, раздражительной и ворчливой.

Конечно, с хозяйкой она не смела вести себя непочтительно, не говоря уже о том, чтобы зарычать на нее, но… В общем, это была уже не та милая малышка…

Наконец, пришел день, когда движения собаки стали неуверенны, нетверды, лапы начали нервно дрожать, морда заострилась, пожелтевшие зубы сточились, а некоторые и вовсе выпали. В общем, Рашми состарилась. И это означало… Это означало, что со времени их встречи прошло не меньше шести лет, а то и все десять!

"Но такого просто не может быть! - для Мати это был невероятно огромный срок. - Почти половина моей жизни в снегах пустыни! Нет, лучше не думать об этом! Не думать, не замечать… И…" - она сделала вид, что все в порядке, что ничего не случилось.

Однажды Рашми исчезла. Мати знала - собака убежала умирать. Подобные ей всегда так поступали, не желая расстраивать хозяев своей смертью, но продолжала упрямо убеждала себя:

"Ей просто надоело со мной. И все. Ну и пусть. Она свободна. И может поступать, как ей заблагорассудится", - и, все-таки, слезы почему-то все чаще стали касаться ее щек, делаясь из раза в раз все горче и горячей.

С каждым новым днем Мати становилось все грустнее и грустнее. И, странное дело, ее все сильнее тянуло к морю. Она сопротивлялась, упрямилась, упиралась, отказываясь слышать его зов. Но как-то вечером… Она и сама не заметила, как ноги принесли ее в лунную беседку. Мати села на верхнюю ступеньку, подтянула к груди колени и замерла.