Генрих V - Кристофер Оллманд

должна следить за соблюдением законов и справедливостью, и он особо подчеркнул необходимость соблюдения перемирия на шотландской границе и защиты Кале (капитаном которого был принц) от угроз герцога Бургундского. Воспользовавшись этим, некоторые парламентарии представили петицию с требованием, чтобы король и его совет (это было сделано специально для принца) поддерживали "твердое и мудрое управление" "для хорошего и надежного сохранения моря по всему периметру"[1039], чтобы противостоять злобе врагов, обеспечить защиту Англии и Уэльса и соблюдать перемирия, поскольку в противном случае первыми пострадают купцы.

Ответ на петицию содержал четкое послание. Король хотел сохранить моря, и для этого должны были быть предприняты соответствующие шаги. Что касается перемирий, то их тоже следует соблюдать для блага королевства, как рекомендовал ему совет[1040]. Неудивительно, что Кале был выбран для особого обращения. В ноябре 1411 года, на заседании, которое должно было стать последним парламентом Генриха IV, и как раз в тот момент, когда принц был освобожден от своих обязанностей, Томас Бофорт, будучи канцлером, сделал заявление, которое отражало мышление принца и семьи Бофортов. И снова акцент был сделан на соблюдении закона: злоупотребления должны быстро и решительно наказываться. Кроме того, необходимо защищать море и просить деньги на особые нужды, связанные с его защитой и сохранением.

Подобные заявления несут на себе явный отпечаток влияния принца, а также Бофортов, двое из членов семьи которого, Джон и Томас, в последние годы исполняли обязанности адмиралов. Политическое и дипломатическое сближение с Бургундией, которое характеризовало новые отношения, сложившиеся в период контроля принца над советом (1410–11), требовало восстановления мира и порядка на море, поскольку такие отношения имели в качестве основной характеристики активную политику торговли между Англией и землями под бургундским контролем. И наоборот, не могло быть длительного и эффективного мира на море, если он не был заключен с герцогом. Бургундский союз, к которому стремился принц, был предназначен не только для достижения политических и военных целей; как показывают сложные переговоры с Нидерландами, он был необходим Генриху, если он хотел добиться успеха в восстановлении порядка на море. Он не мог сделать это в одиночку. Партнерство с властями по ту сторону моря было основополагающим условием мира на море.

Однако даже самые твердые намерения не могли сломать то, что для некоторых было привычкой всей жизни. Юридические свидетельства, взятые из дел, рассмотренных в канцелярии или в совете короля, а также из парламентов Генриха, убедительно свидетельствуют о том, что многие попирали лучшие намерения короля. На крайнем северо-востоке (например, в Нортумберленде, области, далекой от власти Вестминстера) пиратство не могло быть полностью искоренено. Деятельность двух Джонов Хоули, сначала отца, умершего в 1408 году, а затем его сына, часто оказывалась вне контроля местных королевских чиновников, которые жаловались на запугивание со стороны сторонников Хоули[1041]. То, что такие люди существовали и нанимались Хоули, становится ясно из текста петиции, поданной архиепископу Арунделу как канцлеру в 1412 году, в которой говорилось о Джоне Хоули-младшем, якобы захватившем приз на море у французов, при поддержке "ста человек или более, вооруженных и снаряженных для войны… к большому ужасу вышеупомянутых лиц [просителей] и всей округи, и к ущербу указанных подателей в 250 фунтов стерлингов…". В этом деле Хоули, похоже, поддержал Томас, лорд Кэрью (который позже помог Генриху организовать войну на море)[1042]. Как и на суше, морские грабежи совершались хорошо организованными группами людей, которые должны были с не большим уважением относиться к духу закона.

Экономические преступления — последняя категория, которую необходимо рассмотреть. Как таковая, она была обширной. В 1414 году было сказано, что король обеспокоен сборами (и, следовательно, прибылью), взимаемыми ювелирами[1043]; в 1420 году предполагалось принять меры против фальсификаторов весов[1044]; в 1416 году епископы, в ответ на жалобы, должны были умерить плату, взимаемую за составление завещаний[1045], а наказания, предусмотренные 12 статутом Ричарда II с. 4, должны были налагаться на тех, кто требовал чрезмерную заработную плату за свой труд[1046].

Однако наиболее серьезное внимание уделялось преступлениям, связанным с подделкой монет. Растущие трудности, связанные с поддержанием хорошего стандарта чеканки монет, вызывали беспокойство с самого начала правления, и особенно с 1416 года. Необходимость исключения некачественной чеканки, будь то из Шотландии или бургундских Нидерландов, была в центре внимания тех, кто отвечал за чеканку английской монеты и поддержание ее стандарта. Ряд статутов царствования Генриха IV были посвящены этому вопросу, а два в конце царствования особенно настаивали на этом. То, что проблемы не были новыми, когда Генрих V стал королем, становится ясно как из этих статутов, так и из сообщения о том, что практика обрезания монеты уже существовала и наказывалась в правление его отца[1048]. К тому времени, когда Генрих пробыл королем чуть больше года, суды привлекли к ответственности людей, обвиняемых в "обычном обрезании денег, как золотых, так и серебряных"[1049]. Однажды в августе 1416 года перед магистратами в Эссексе предстал Уильям Мортон, торговец шерстью из Ньюкасла-апон-Тайна, обвиняемый в незаконном искусстве преобразования металлов, которое в соответствии со статутом 5 HIV с. 4, квалифицировалось как преступление[1050]. Мортон, как утверждалось, изготавливал порошок под названием "эликсир", который при добавлении в расплавленную медь или латунь превращал их в золото; при добавлении в свинец или олово они начинали выглядеть как серебро, что и было выявлено, когда он по глупости продемонстрировал свои навыки жителям деревни Хатфилд Певерил в 1416 году.

Три года спустя настоятель Уэнлока, в Шропшире, по слухам, обрезал монеты и переделывал фальшивые монеты в соответствии с методами искусства преобразования металлов, которым его научил Уильям Каресвелл из Уитни, в Оксфордшире, который согласился стать фальшивомонетчиком, чтобы поправить свои собственные дела[1051]. К этому периоду правления обвинения в фальшивомонетничестве, которое ранее было нарушением общего права, а с 1416 года стало государственным преступлением, стали рассматриваться с гораздо большей серьезностью, поскольку было необходимо сохранить ценность монеты, которая могла сильно пострадать от такой незаконной деятельности[1052]. В 1419 году был предпринят шаг по привлечению подозреваемых к суду без предъявления обвинения. Они могли получить свободу только в том случае, если присяжные признавали их обладающими хорошей репутацией. Эта мера подчеркивает серьезность, с которой правительство относилось к преступлениям, связанным с чеканкой английской монеты, которая, если бы она пострадала еще больше, могла бы серьезно повредить способности страны продолжать войну против Франции[1053].

По мнению тех, кто составлял статуты 1406 года, соблюдение закона было крайне важно для "поддержания