Наследник из Калькутты - Роберт Штильмарк

— Девочка заболела оттого, что вы позволяете ей играть бог знает с какими детьми, — недовольно добавила миледи, вспомнив, что недавно, во время верховой прогулки в осенних лугах, она встретила группу крестьянских ребятишек, среди которых веселилась и Изабелла вместе с ее скандинавской няней. — Ступайте и никуда не выходите из детской!

Между тем в нижних залах обновленного до неузнаваемости ченсфильдского дома уже начали собираться гости. Одним из первых прибыл редактор бультонского еженедельника «Монитор». В вестибюле он холодно раскланялся с весьма плотным издателем жиденького оппозиционного «Бультонс Адвертайзера», мистером Руби Розиниусом. Журналисты немедленно затеяли между собою спор на злободневную тему — о неудачах американской войны.

Вскоре среди гостей появился широкоплечий человек с квадратным подбородком, сосед по имению, владелец большого поместья Уольвсвуд, сэр Генри Блентхилл, отпрыск древней рыцарской семьи. Престарелый отец сэра Генри, маркиз Джон Блентхилл, продолжал здравствовать, насчитывая от роду не менее девяноста лет. Он помнил еще сэра Френсиса, первого виконта Ченсфильда, прадеда нынешнего владельца, и считал семейство Райленд безродными выскочками и скороспелыми богачами. Однако женитьба сэра Фредрика на родовитой леди и все возраставшая слава новоявленного виконта в делах коммерции склонили сэра Блентхилла-младшего уступить деловитому соседу участок пограничных охотничьих угодий Уольвсвуда за баснословную сумму. С тех пор господин виконт и будущий маркиз нередко охотились вместе и запросто бывали друг у друга. Поговаривали, что сэр Генри не остался равнодушным к чарам миледи Райленд, но ее супруга это обстоятельство, по-видимому, не особенно тревожило.

Все новые экипажи подкатывали к колоннам парадного крыльца и, высадив гостей, отъезжали по плавному полукругу подъездной аллеи за ворота, на конюшенный двор замка. Пока леди и джентльмены поправляли перед зеркалами наряды, а в залах, коридорах и на лестницах уже шелестели платья, ручейком журчал девичий смех и нарастал гул голосов, седой мажордом со свисающими до плеч бакенбардами (традиция Ченсфильда) громко объявлял имена прибывших.

— Его преосвященство епископ Томас Редлинг, — возвестил мажордом.

Когда это имя было названо, виконт извинился перед сэром Блентхиллом, с которым он сражался на бильярде, передал кий старику Мортону и пошел встречать гостя. Высокий епископский сан достался в удел мистеру Редлингу всего два года назад, и притом отнюдь не без помощи светских друзей и личного банковского счета сэра Фредрика. При перечислении заслуг бультонского викария особо подчеркивались миссионерские заслуги этого лица в Африке.

Епископ подымался по лестнице, слегка поддерживаемый под локти секретарем своей канцелярии преподобным Саймоном Бренди. Виконт, одетый в офицерский морской мундир с капитанскими нашивками и пышными круглыми эполетами, встретил епископа на верхней площадке лестницы.

— Вы облеклись в одежду воина? — тихо спросил епископ и поднял руку для благословения.

Виконт склонил перед ним свой напудренный парик и ответил так же тихо:

— В годину бедствий — это единственная одежда, приличествующая дворянину, отчизне коего грозит опасность.

Затем оба прожженных лицемера проследовали в зал, где леди Эллен уже занималась гостями. Виконтесса была виновницей нынешнего торжества: в этот день ей исполнилось тридцать два года, и она принимала поздравления и комплименты с чуть грустной улыбкой.

В центральном двухсветном зале с балконом и хорами загремела музыка. Кадриль началась. Первой парой шли хозяева дома. Виконт танцевал превосходно: в старинном экосезе он был так изящен и в то же время так мужественен, что вся публика наградила шумными рукоплесканиями заключительное па красивой четы. На вальс миледи оказалась приглашенной сэром Генри Блентхиллом, прибывшим без своей супруги. Незаметно оберегая во время танца носки своих атласных туфелек от опасного столкновения с монументальными башмаками сэра Генри, виконтесса разобрала в числе последних имен, оглашенных мажордомом, фамилию доктора Грейсвелла и вспомнила наконец о заболевшей дочери. Выслушав просьбу виконтессы, доктор отправился в детскую.

После залитых светом парадных залов, детская показалась доктору полутемной. Пара больших васильковых глаз, блестевших от лихорадки, встретила врача с любопытством и опаской. Влажные льняные завитки вились вокруг головы ребенка. Смятое постельное белье было отброшено в беспорядке, а в ногах у девочки, на уголке одеяла, спал котенок.

Доктор присел у постели, пощекотал котенку брюшко и этим мгновенно завоевал доверие пациентки.

— Это Панч, он у меня еще совсем грудной котенок, — пояснила Изабелла оживляясь.

Смущенная Хельга все порывалась убрать котенка, но врач отстранил ее руку. Доктор Грейсвелл был ревностным поклонником Руссо и его воспитательных методов.

— Вы правильно поступаете, Хельга, приучая ребенка к животным, — сказал он. — Это развивает наблюдательность и природную гуманность человека. Следите только, чтобы зверек, играя, не поранил ребенку глаз, а две лишние царапины в этом возрасте ничего не значат.

Врач нашел у девочки корь, велел заказать лекарство и завешивать днем окна детской. Попрощавшись с пациенткой весьма сердечно, доктор Грейсвелл отправился к миледи. Утомленная танцами, она обмахивалась веером. Услышав диагноз, миледи успокоилась и решила подняться в детскую. Шумя волнами шелка, как ченсфильдская роща в бурю, виконтесса подошла к постельке, и девочка увидела перед собою свою блистательную матушку.

— Боже мой, там лежит какое-то гадкое животное! — брезгливо поморщилась дама.

И нянька поторопилась убрать из постели злополучного Панча, ибо идеи автора «Эмиля», по-видимому, были неизвестны миледи. Взятый за шиворот, Панч запищал и растопырил в воздухе пушистые лапы. Девочка подняла отчаянный крик, и миледи покинула детскую с расстроенным лицом. Оставленный ею тончайший аромат духов заставил котенка чихнуть и спрятать нос в собственной шерсти. «Гадкое животное» мирно водворилось на прежнее место. Тишину изредка тревожил отзвук музыки; больной ребенок вздрагивал от этих звуков и приоткрывал глаза, пока не задремал под голос своей усталой няньки.

Тем временем внизу уже распахнулись двери в столовый зал, где два длинных стола блистали парадным сервизом старобританского фаянса на восемьдесят персон, букетами орхидей, фамильным серебром и хрусталем. Усевшись вместе с другими гостями за этот торжественный стол, мистер Ричард Томпсон не смог отказать себе в удовольствии подразнить своего недоброжелателя-хозяина. Он умышленно громко спросил Норварда, не известен ли срок возвращения капера «Окрыленный» в Англию. Адвокат слышал, что у сэра Фредрика были причины избегать любопытства публики по поводу некоторых операций «Окрыленного». Виконт насторожился, услышав вопрос адвоката.