Блюз мертвых птиц - Джеймс Берк

Я видел, как Гретхен приподняла голову из саркофага. Я видел, что ей удалось избавиться от липкой ленты, закрывавшей ей рот, и теперь она смотрела прямо в глаза Клета, не говоря ни слова.

— А ты знаешь, что она должна была тебя прикончить? — спросил Гарольд. — И я думаю, что именно это она и планировала сделать. Может, мы тебе жизнь спасли, чувак.

— Это неправда, — сказала Гретхен.

— Мы все про нее знаем, приятель, — заявил Гарольд, — она выполняла заказы для семьи Гамбино, а в перерывах трахалась с их парнями. В одной берлоге в Халандейле она за раз обслужила всю их бригаду.

Я осторожно надавил на решетчатую дверь, она была не заперта.

— Возьми пару подушек с дивана, — прошептал я Клету.

— Хватит там шептаться, бросайте свои стволы сюда, — крикнул Гарольд, — у меня сердце слабое, я не могу эту крышку вечно держать. Ну?

— Твои работодатели унесли ноги, — сказал я, — зачем брать все на себя? С нормальным адвокатом ты можешь отделаться легким испугом. Гарольд, «Ангола» — гиблое место. Поступай умно.

Он прикусил губу, затем покачал головой. Краем глаза я видел, как Клет снял с дивана две огромных кожаных подушки.

— Проблема в том, что ему мозгов не хватает, — сказала Гретхен, — так ведь, Гарольд? Но низкий коэффициент интеллекта — это не самая большая твоя проблема. Ты когда-нибудь видел «Хижину на сто первой улице» с Ли Марвином и Фрэнком Лавджоем? Ли Марвин играет агента-коммуниста, который работает под прикрытием в дешевой забегаловке в северном Лос-Анджелесе. Фрэнк Лавджой исполняет роль агента ФБР, который настигает его в последней сцене. На кухне Фрэнк наставляет на него ружье для подводной охоты, а Ли смотрит на ружье с открытым ртом, а сам одет в грязный замасленный передник. И Фрэнк говорит: «Знаешь, кто ты, кореш? Ты не только коммуняка, ты еще и засранец. Ведь ты же знаешь, что значит засранец?» Ли покачал головой. Он с головы до ног покрыт жиром и прочим кухонным дерьмом, так, что аж с экрана воняет. И тут Фрэнк продолжает: «Засранец — это тот, кто даже после душа остается грязным». И простреливает ему грудь из ружья. И в последнем кадре видно, как дрожит веревка от гарпуна подводного ружья, а вот это уже настоящий класс, потому что ты знаешь, что Ли корчится в предсмертных муках на полу, но камере до этого и дела нет.

— И с чего мне сдалась пара давно мертвых актеров? — спросил Гарольд.

— Потому что ты скоро к ним присоединишься, — ответила Гретхен.

Я поднял «АК-47», прислонил его к решетке, чтобы унять дрожь, и поймал голову Гарольда в перекрестье прицела. Клет уже расположился по правую сторону от меня, скрыв подушки за стеной.

— Последний шанс, Гарольд. Говорят, в аду очень жарко, даже зимой, — произнес я.

— Робишо, не корчи из себя крутого, — сказал он, — ты не ковбой, а потому иди ты в задницу со своими дешевыми понтами.

Мы должны были идеально рассчитать время. Если Клет замешкается хотя бы на секунду на входе в камеру, Гретхен умрет. Если я нажму на спусковой крючок на секунду раньше срока, Гретхен умрет. Если не попаду точно в цель, если выстрелом не отключу все моторные навыки Гарольда, Гретхен умрет.

— Давай, Дэйв. Сделай это, сейчас! — прошептал Клет.

Я старался плавно дышать через нос и контролировать свое сердцебиение, глаза щипало от пота. Я подтянул спусковой крючок и увидел, как глаза толстяка посмотрели прямо в мои, как на его лице отразился странный момент осознания всего происходящего, как будто он увидел, как вся его жизнь превратилась во вращающуюся в воздухе монетку с заранее предрешенным результатом: Гарольд уже сделал шаг в дверь, ведущую в другое измерение.

«АК-47» давно снискал себе большое уважение со стороны всех тех, кому довелось противостоять вооруженному им противнику. В отличие от ранних моделей «М-16», которые часто застревали, если не дострелять магазин до конца, «АК-47» стрелял плавно и обладал пробивающей мощью, почти в два раза превосходящей его американского коллегу, используя пули, весившие более чем в два раза больше боеприпасов для «М-16». В полуавтоматическом режиме и с близкого расстояния этот автомат был смертоносно точным. Я поймал лоб Гарольда в перекрестье прицела, прошептал Клету: «Один, два, три» и выпустил две пули одновременно с тем, как Клет ринулся в камеру. Отстрелянные гильзы медленно отскочили от решеток и полетели вниз.

Я никогда не видел, чтобы Клет двигался так быстро. Две пули разнесли Гарольду голову, оросив стену ее содержимым, но прежде чем тяжелая крышка саркофага упала на Гретхен, Клет бросил обе толстых кожаных подушки и поймал крышку за самую кромку.

Я осторожно снял пленку со рта Алафер и разрезал путы на ее запястьях и лодыжках карманным ножом.

— Ты нашел Джули Ардуан? — спросила она.

— Да, — сказал я, глядя через плечо сквозь решетки, не уверенный в том, видела ли она смерть Джули.

— Я не смогла остановить их, — сказала моя дочь, — я пыталась.

— Это не твоя вина, Алафер. Они планировали убить всех нас.

— Почему они так ненавидят нас? — спросила она.

— Потому что мы не такие, как они, — ответил я. — Ты видела Хелен Суле?

— Нет. Где она?

— Ее держат на кухне. Ты не знаешь, сколько человек может там прятаться?

— Нет, мы с Гретхен видели только толстого и еще одного, с маслянистыми волосами.

— Ты не знаешь, где еще может быть оружие? — снова спросил я.

— Нет, они завязали нам глаза после того, как схватили нас в парке. Я слышала голос Варины, но не видела ее. Пьер подходил к клетке и смотрел на нас, но не сказал ни слова.

— Что он делал?

— Смотрел на нас, как в зоопарке. Он улыбался, а за ним стоял Алексис Дюпре. Алексис сказал: «Привлекательные девушки. Как жаль, что им так скоро в печь».

— Оставайтесь с Гретхен здесь, — сказал я, хлопнул Клета по плечу и пальцем указал в сторону кухни: Сколько патронов ты зарядил в магазин? — спросил я.

— Все тридцать.

— Два парня там, за дверью, будут мертвы, стоит нам только переступить порог. Затем мы достаем Хелен из холодильника, забираем их оружие и поднимаемся на поверхность.

— А как насчет Ти Джоли?

— Всему свое время, — ответил я.

— Дэйв, я должен тебе кое-что сказать. Не знаю, может, я схожу с ума, но я слышал ту песню.

— Какую песню?

— Ту самую, о которой ты постоянно говорил. Песню этого, как его там, Джимми Клэнтона. «Просто сон»? Ведь так она называется?

— Клет, ты не слышал эту песню.

— Слышал, и не говори мне, что это не так. Я не верю во всякую мистическую ерунду, поэтому я не придумываю. Она зовет нас, Дэйв.

Меня уже не интересовал 1958 год или та эра, которая для меня была олицетворением всего замечательного, что было в том месте, где я вырос. Мы спасли наших дочерей и теперь должны были спасти Хелен Суле от одной из самых ужасных человеческих судеб — очнуться в полной темноте, покинутой всем человечеством, страдая от холода, который сложно себе представить.

Мы с Клетом осторожно прошли по битому стеклу коридора мимо спальни Ти Джоли и остановились перед выкрашенной в черный цвет металлической дверью, ведущей на кухню. Я заметил очертания чего-то продолговатого в кармане его брюк.

— Что ты достал из шкафчика в туалете? — спросил я.

— Ополаскиватель для рта, — ответил Клет.

Я посмотрел ему в глаза. Они были пустыми и бесстрастными.

— Я иду первым, — сообщил я, — ты готов?

Он поднял 357-й калибр.

— Поехали, — бросил он.

Я дернул дверь и ринулся в помещение, держа «АК-47» перед собой и водя стволом из стороны в сторону. Свет в комнате был столь ярким, что все предметы на полках, стенах и разделочном столе сияли чистотой. В комнате никого не было, в задней части кухни я увидел еще одну лестницу и тут же услышал грохот захлопываемой где-то сверху двери и тяжелую поступь человека, бегущего прямо над нами.

Я положил «АК-47» на разделочный стол и открыл холодильник. Облако холодного воздуха, словно кулак, ударило меня в лицо. Хелен лежала на дне в позе эмбриона, ее веки и волосы покрылись инеем, щеки посерели и покрылись морщинами, словно их коснулся раскаленный утюг, ногти посинели.

Мы с Клетом нагнулись в морозилку, продели под тело Хелен руки, подняли ее и положили на ковер перед раковиной. Клет нашел скатерть в шкафу и закутал Хелен. Ее веки казались тоньше рисовой бумаги, а ноздри были забиты замерзшей влагой. Ее тело начала бить дрожь настолько сильная, что я с трудом держал ее за запястья. Она посмотрела на меня, словно со дна глубокой скважины. Пока что мы не заметили никаких телефонов или телефонных розеток в подвале дома.

— Хелен, мы отвезем тебя в «Иберия Дженерал», — сказал я, — мы уже уложили четверых ублюдков. Сколько их еще здесь?

Она лишь качала головой, глядя мне в глаза.

— Прости, мы не добрались до тебя раньше, — продолжил я, — двое отморозков Пьера Дюпре собирались убить Гретхен Хоровитц и Алафер.