Плачь, Маргарита - Елена Евгеньевна Съянова

Положение было забавное, но безвыходное. Закончив свою речь, Лей сразу сел в машину, приказал шоферу отъехать метров двести и остановиться за ближайшим углом, где он вылез и пошел вдоль набережной, затем спустился к самой воде и сел на ступени. Было около семи вечера. Банкет у фюрера начинался в половине восьмого, а он до сих пор еще не решил, как ему поступить. Марго глупа, упряма и убийственно молода — она проглотит яд с легкостью ребенка, желающего наказать близких за некупленную игрушку, а этого после самоубийства Полетт его нервы могут не выдержать.

Он смотрел на темную воду и удивлялся своей бесчувственности — ни холода, ни голода, ни усталости, ни боли, вообще никаких ощущений он не находил в себе, и если бы кто-нибудь толкнул его сзади в эту покойную воду, он бы, пожалуй, и руками махать не стал, чтобы выплыть. Умом он понимал, что это усталость и бессонница так парализовали волю. «И впрямь, подтолкнул бы кто сзади, — подумал Роберт. — Хороший шанс у Господа Бога насолить Сатане».

Никто не подтолкнул. Встревоженный шофер уже топтался у решетки; в автомобиле телохранителей были открыты обе двери — парни осторожно наблюдали. Что-то в поведении Лея не на шутку настораживало их. Они вылезли из машины и стали рядом с шофером. Эту картину и увидел проезжавший мимо в сторону Принцрегентплац Грегор Штрассер. Он узнал шофера Лея и на всякий случай велел остановить свой автомобиль. Заметив сидящего у воды Лея, деликатный Штрассер не стал его беспокоить, решив, что тому просто захотелось отдохнуть, однако, приехав к фюреру, где уже собрались гости, он сообщил об этом Гессу.

— Слишком долго гипнотизирует воду, — пояснил он. — Охрана растеряна, по-моему.

Гесс сначала только пожал плечами, но через несколько минут попросил Штрассера никому ничего не говорить, а еще чуть позже исчез.

Рудольф помчался на набережную в такой ярости, какой давно уже не замечал за собой. Он решил как следует встряхнуть Роберта и высказать ему все. И он так бы и поступил, но вид Лея, все еще сидящего на ветру у воды, подействовал на него отрезвляюще. Он догадался, что у друга случился один из тех приступов апатии, которым были подвержены и фюрер, и сам Гесс, и бороться с которыми можно было, лишь приняв чью-либо помощь. Он увел Лея в машину и в буквальном смысле вытряс из него кое-какие подробности объяснения с Марго. В душе это сильно его позабавило.

— Ладно, старина, теперь нас двое, и мы будем не мы, если не справимся со вздорной бабенкой, — сказал Рудольф. — Поезжай за нею, делай все, как она хотела — остальное я беру на себя.

Лей привез синьорину Мадзини, произведя этим фурор. В первые минуты гости-мужчины едва ли способны были на какие-либо мысли — так хороша была юная итальянка; гости-женщины насторожились и приняли иронично-независимый вид. Гесс первым проявил инициативу и взялся ухаживать за новой гостьей; к нему, видя индифферентность Лея, немедленно присоединился Геринг. В восемь к гостям вышел фюрер. Он снова принимал поздравления, но выглядел уже несколько утомленным. Однако при виде очаровательной сицилианки Гитлер оживился и приосанился. Четверть часа назад Гесс сказал ему буквально следующее:

— Лею нужно отделаться от девчонки, но она выдвигает условия. Я бы сам занялся ею, но есть вариант лучше. Она так красива, что у кого угодно может вызвать ревнивое чувство.

Гитлер улыбнулся. Выйдя в гостиную, он тотчас оценил взгляды, бросаемые на Марго Ангеликой, и разыграл спектакль, надолго запомнившийся даже посвященным Гессу, Эльзе и Лею. Все выглядело так, точно фюрер уязвлен в самое сердце редкой красотой девушки. Гесс, в свою очередь, усиленно подпаивал бедняжку, польщенную вниманием знаменитостей. Марго была юна и слаба; она, возможно, и чувствовала, что с нею происходит что-то не то, и несколько раз бросала на Лея беспомощно-умоляющий взгляд, но Роберт еще не выбрался из своей апатии. Гесс действовал жестко и последовательно.

Уже под утро, когда все были пьяны и устали, он отыскал дремлющего в дальней комнате Роберта и велел ему увезти полубесчувственную итальянку.

— Я знаю, что сделал пакость, — признался он Эльзе. — Но, надеюсь, это зло все же наименьшее из всех, что могла бы породить ситуация, ты не находишь?

Жена не отвечала. Рудольф решил, что она, должно быть, уже задремала, и собирался погасить настольную лампу, как вдруг увидел, что плечи у нее слегка вздрагивают.

— Что ты, девочка моя? — спросил он, целуя ее в нежный висок.

— Не знаю… Разве зло имеет размеры? Так жалко чего-то… так жалко! — почти про себя шептала Эльза.

Утром Лей сказал Марго, что сделал все, как она хотела. Марго с головной болью и потухшими глазами сидела на постели, глядя на него с жалким недоумением, пыталась припомнить ночь любви, но ничего не могла вспомнить и лишь снова и снова поднимала на Роберта свои влажные, полные мольбы и печали глаза. Но Лей, не спавший очередную ночь, к тому же и простудившийся на речном ветру, отупел еще больше, а поскольку он почти не пил вчера, голова нестерпимо болела и появилась неприятная тяжесть в груди и левом боку. Он позвонил братьям Мадзини, и они тут же явились за сестрой. Кажется, проблема Марго, благодаря товарищам по партии, была улажена, и теперь Роберту оставалось лишь, попрощавшись с Гретой, ехать в Кёльн для решения следующей — проблемы развода. Он крепко пожал руку Рудольфу, поцелуй Эльзы его смутил, а глаз Греты он вообще постарался избежать, как, впрочем, и глаз Ангелики, в которых звучал настойчивый вопрос.

Гели по-своему истолковала вчерашний флирт дяди и очень хотела бы понять, не означает ли он что-то благоприятное для нее. Она впервые в жизни посмела проявить настойчивость. Она вошла в комнату, где Лей был один и говорил по телефону, и стала у дверей.

— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня и Вальтера в Вене, — начала она, когда Роберт положил трубку. — Фрау Грендель звала нас в Мадрид, куда они скоро отправятся вместе с господином Дали, а затем пригласила погостить у них в Париже, где они проведут лето. Но я не знаю… как мне быть. С кем мне… говорить об этом? Я хотела посоветоваться с вами.

— Если вы спрашиваете моего совета, то я вам его дам, — резко отвечал Роберт. — Вальтер должен ехать в Мадрид один, чтобы поработать там лето. А вам лучше отправиться в Вену к родственникам и заняться вокалом, к чему вы, кажется, и стремились. На мой взгляд, это самое правильное, что вы могли бы